«Миллиарды? Может быть, их просто подкинули»

Деньги не мои. Когда меня задержали, я не знал, что в квартире моей сводной сестры Ирины Разгоновой хранилась столь существенная сумма денежных средств. Последние четыре-пять лет мы с ней мало общались. Мы созванивались раз в полгода, чтобы поздравить друг друга с праздниками или днем рождения. Я не знал, чем она занимается, что у нее в жизни происходит. О том, кто хозяин этих денег, я сам узнал из протокола судебного разбирательства в Никулинском районном суде Москвы по иску об их обращении в доход государства. Эти документы суд прислал мне в СИЗО как участнику процесса. Никогда прежде моя сестра не говорила мне об этих деньгах. Судя по полученному из суда протоколу, эти денежные средства принадлежат супругу сестры Владимиру Разгонову. В том же протоколе мой зять говорит, что сам заработал эти деньги. У него был бизнес на Украине: сеть видеосалонов в 90-х годах. И на определенном этапе, со слов самого Разгонова, он вышел из этого бизнеса и стал вкладывать вырученные деньги в разные проекты, связанные с торговлей сельхозпродукцией.

Следователи проверяли мою причастность к этим деньгам. Для этого изъяли материалы видеонаблюдения за подъездом дома, где находится квартира Разгоновых и где хранились деньги. Там над входом в подъезд установлена видеокамера. И следователи изъяли и просмотрели записи за полгода до обыска, когда были обнаружены эти деньги. В этот период на записях меня нет, не видно, чтобы я входил в подъезд или появлялся там даже поблизости. На этих записях видно, что в дом заходили только сестра и моя мать Валентина Николаевна, другие граждане, но только не я. В связи с этим могу заявить, что за полтора года расследования уголовного дела в отношении меня не найдено ни одного доказательства того, что я имел какое-либо отношение к этим деньгам. Также я добровольно сдал мой ДНК для сравнения с ДНК, найденными на упаковках денежных средств в квартире Разгоновой. Каких-либо моих следов в квартире и на упаковках денежных средств следствием не обнаружено.

Это мое месячное денежное довольствие как офицера МВД.

Про все эти версии я прочитал в газетах — я их получаю каждый день в изоляторе, стараюсь быть в курсе происходящего. Такая напечатанная явная глупость вызывает у меня только улыбку. Если бы эти деньги были криминальными, они были бы признаны вещественным доказательством по уголовному делу в отношении меня. А они не признаны таковым, а значит следователи не считают, что они получены преступным путем. Я ознакомился с протоколом обыска в квартире Разгоновых. Все деньги имеют банковскую упаковку, на которой указаны название банка, даты формирования денежной пачки. Там указаны крупные и средние банки: ВТБ, Сбербанк, Банк «Московское ипотечное агентство». Мне известно, что следователи проверяли все банки, указанные на упаковках в Центробанке, с тем, чтобы проверить, выводились ли из них деньги. В итоге выяснилось, что ни один из этих банков не был проблемным. Таким образом, версия о моей причастности к выводу денег откуда-либо не подтвердилась. Кстати, ни на одной упаковке не указан «Нота-банк», что также опровергает версию о том, что деньги из этого банка. Я уверен, что версия криминального происхождения денежных средств, собственником которых является Владимир Разгонов, абсурдна и не имеет под собой никаких оснований.

Из материалов видеонаблюдения следует, что доступ в квартиру имели члены семьи Разгоновых, а также наша мать Валентина Николаевна. Когда меня задержали, то меня обыскивали, также обыскивали мою квартиру, где я зарегистрирован, — это квартира моей матери на Мичуринском проспекте, у меня ключей от квартиры Разгоновых не нашли. Так что на вопрос — имел ли я доступ в квартиру сестры, ответ очевиден.

Эти вопросы лучше задать прокурорам. Согласно протокола судебного заседания, в своем выступлении прокурор Бочкарев упомянул о тетради с записями, саму тетрадь он суду на обозрение не представлял. Я ее раньше никогда не видел, в ней ничего соответственно не писал, что было проверено следствием. Мама мне про нее не рассказывала.

У меня лично никаких машин и квартир в собственности никогда не было. Я периодически ездил на машине Acura, которая принадлежала моему знакомому, но именно эта машина не арестована и не обращена в доход государства. Машина мне нравилась, и мы с ее собственником договорились, что я ее постепенно выкуплю. Деньги, которые нашли в машине, не мои. Я не один пользовался этой машиной. Был еще наш общий знакомый, который время от времени ездил на ней. Может быть это его деньги. Я предлагал следователям спросить о них у этого знакомого и владельца машины. Может быть их просто подкинули, откуда мне знать. Судом по ходатайству следствия арестованы два автомобиля Mercedes, два автомобиля Porshe, машино-места и квартиры, принадлежащие моим родственникам и знакомым, а также людям, о существовании которых я узнал только из судебных решений. Например, в одном из них указан автомобиль Mercedes 2010 года выпуска, который принадлежит некоему Чурадаеву. Я вообще не знаю, кто это. Также арестована и обращена в доход государства квартира моей дочери Ульяны, которую ей подарил мой отец и ее дед Виктор Дмитриевич Захарченко, о чем я подал соответствующую декларацию.

Я с такой точно знаком не был. Но допускаю, что следствие принуждает оговаривать меня различных людей, которые меня даже не знали. Такие способы давно наработаны недобросовестными сотрудниками правоохранительных органов.

Это ложь и оговор — я никогда никакой недвижимости не приобретал и, соответственно, не имел. У отца есть маленькая квартирка в Таиланде. Еще писали про 350 миллионов евро в швейцарском банке, которые размещены на банковском счете моего отца, — это тоже вранье.

Я никогда не помогал владельцам «Нота-банка» чем-либо. В 2009 году я познакомился с сестрами Галиной и Ларисой Марчуковыми. Мы земляки, наши родители были знакомы и общались, когда жили в Ростовской области. Галина Марчукова работала в «Нота-банке», и она проходила свидетелем по уголовному делу об уклонении от уплаты налогов ОАО «Электрозавод», инициатором которого был в том числе и я. Там, если коротко, речь шла о том, что руководством «Электрозавода» через «Нота-банк» выводилась прибыль от госконтрактов на фирмы-однодневки. Меня обвиняют в том, что я противодействовал этому расследованию. Но это обвинение ничем не обосновано, потому что как только я попал в следственный изолятор «Лефортово», так уголовное дело по «Электрозаводу» сдали в архив. Получается, это не я противодействовал расследованию, а кто-то другой. Подозреваю, кто это мог бы быть, но пока воздержусь от того, чтобы назвать их. Теперь сестер Марчуковых, являющихся фигурантами уголовного дела по хищению средств из «Нота-банка», используют против меня. Мне известно, что им пообещали свободу, если они оговорят меня. И вот теперь Марчуковых выпустили из СИЗО, а в уголовном деле есть их показания, что это я предупредил их об обыске. Но я этого не делал, наоборот я был заинтересован в этом расследовании. Эта история могла стать громким делом, и его раскрытие могло положительно повлиять на мою карьеру в управлении «Т» ГУЭБиПК МВД, которое занимается расследованиями преступлений в сфере топливно-энергетического комплекса.

Это правовой беспредел. Я как юрист вам кратко объясню, что произошло на самом деле. Есть антикоррупционный закон — так называемый ФЗ-230, на основании которого Генпрокуратура обратилась в суд с иском об обращении в доход государства принадлежащего мне имущества. Закон четко определяет круг лиц, чье имущество может быть обращено в доход государства. Это должностное лицо, его супруг или супруга и их несовершеннолетние дети. А Никулинский суд вынес решение об обращении в доход государства имущества моих родителей, сестры, ее мужа, моих знакомых, а также имущества бывшей супруги, которое она приобрела после расторжения брака со мной. Обращено в доход государства имущество какого-то Чурадаева, которого я даже не знаю. Антикоррупционный закон в моем случае неправильно был применен, по сути, суд по собственной инициативе расширил круг лиц, подпадающих под этот закон. Если в нем есть пробелы, то их сначала должны устранить законодатели, а уж потом применять суды, а не наоборот. Судья Никулинского суда Москвы Кузнецова, не ознакомившись со статьей 49 Конституции России, пришла к выводу, что «в доход государства может быть обращено имущество любого лица, которое не может доказать законность происхождения средств, потраченных на его приобретение». Руководствуясь таким сомнительным по правовому смыслу умозаключением, она обратила в доход государства имущество широкого круга лиц лишь на основании предположения, что это имущество приобретено на мои преступные доходы. Но обвинительного приговора в отношении меня нет. Однако Московский городской суд с таким решением согласился. Не только юристу, но и любому здравомыслящему человеку, понятно, что это незаконно. Я не удивлюсь, если таким образом отберут имущество у большей половины населения страны.

Я состоял в браке один раз — с Саратовцевой, но развелся в 2015 году. С остальными у меня не были узаконены отношения, я не вел с ними совместного хозяйства. Да, у меня были романы, но они закончились и сейчас меня с ними ничего не связывает, кроме детей. На содержание детей я давал денег, как порядочный отец, но то, что пишут в прессе о том, что я выделял баснословные суммы на содержание бывших жен, это все неправда. В СИЗО меня кроме следователей, оперативных сотрудников ФСБ и адвокатов никто не посещает, потому что следователи не дают мне разрешений на свидания и телефонные переговоры с родственниками. Это такой способ давления на меня. Никто из моих родных и знакомых не отвернулся от меня: родители, дети хотели бы встретиться, но не могут. С момента ареста я ни с кем из них не общался, видел только в суде.

Я возмущен тем, что Сенина называют моим родственником. Мы с ним не родственники. Вот пишут, что мы с Сениным женаты на сестрах. У моей бывшей жены Яны Саратовцевой нет сестры, которая является женой Сенина. С Сениным я познакомился в рамках служебной деятельности, когда тот был сотрудником службы экономической безопасности ФСБ. В каком подразделении он проходил службу в последнее время — я точно не знаю. У меня есть основания считать, что Сенина вовлекли в мое дело надуманно, чтобы свести с ним какие-то личные счеты. Но это связано с его службой, его делами. Я думаю, что Сенин решил исчезнуть, не имея большого желания сидеть в следственном изоляторе «Лефортово» по сфабрикованному в отношении меня делу. Я убежден, что мой отец оказался под следствием и целый год провел в следственном изоляторе только из-за того, что таким изуверским способом хотели меня принудить оговорить себя, мое руководство из ГУЭБиПК МВД России. Мне даже приносили списки разных людей: руководителей коммерческих структур, сотрудников ФСБ, с которыми у меня были служебные контакты, и предлагали, чтобы я оговорил их.

Никакой корпоративной борьбы между МВД и ФСБ нет. Я оказался под следствием, так как в связи со служебным положением мне стала поступать различная оперативная информация, из которой следовало, что отдельные недобросовестные сотрудники ФСБ занимаются вымогательством у руководителей компаний, работающих в сфере ТЭК. Я предполагаю, что в связи с этим у заинтересованных лиц появилась необходимость меня убрать. Я не хочу называть пока ни имен, ни компаний.

Сотрудники ФСБ, сопровождающие уголовное дело в отношении меня, обещают мне 12-15 лет строгой изоляции от общества, если я откажусь оговорить себя, а также лиц, с которыми у меня были служебные контакты. Так как я не совершал вмененные мне преступления, то намерен это доказать. Для меня такие слова, как порядочность и честь офицера, — не пустые, поэтому оговаривать я никого не буду. Я оптимист и очень надеюсь, что закон и правда восторжествуют, а мое незаконное уголовное преследование прекратится.

В правоохранительной системе очень много честных и порядочных людей, их большинство. Но порядочные люди не всегда удобны, поэтому их убирают с мест, которые нужны недобросовестным карьеристам. Что касается проблем судебной системы — это прежде всего отсутствие реальной независимости. За примером ходить далеко не надо: Никулинский суд Москвы по требованию некоторых недобросовестных сотрудников ФСБ наплевал на Конституцию России, а Мосгорсуд это поддержал. Последствия всем очевидны: завтра начнут отнимать имущество и у других граждан, сославшись только на ничем не подтвержденный рапорт недобросовестного сотрудника ФСБ о том, что это имущество Захарченко или других государственных служащих.