Сечин не пришел в суд из-за турок
Неявка в Замоскворецкий суд Москвы Игоря Сечина — 13-го свидетеля по делу против экс-министра экономического развития Алексея Улюкаева — сенсацией не стала. Скорее, сенсацией стало само твердое намерение стороны обвинения (а не защиты) вызвать в суд такого свидетеля.
По заявлению главы компании «Роснефть» Игоря Сечина заявлению о вымогательстве тогда еще министром Улюкаевым взятки в 2 миллиона долларов за положительное заключение о приватизации «Башнефти» и было возбуждено одно из самых резонансных уголовных дел в новейшей истории России. Сегодня участие Сечина в судебном процессе, а теперь еще и способ доставки свидетеля в суд (или отсутствие таких способов), становятся едва ли не главной интригой всего хода разбирательства.
По официальной версии, Сечин не явился на суд, потому что находится в Сочи на российско-турецких переговорах. Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков подтвердил, что главный исполнительный директор «Роснефти» примет участие в российско-турецких переговорах. Однако эти переговоры — не экстренные, они планировались заранее. А в суд по делу Улюкаева главу «Роснефти» вызвали заранее, неделю назад — именно на понедельник, 13 ноября.
На наших глазах судебное разбирательство по делу Улюкаева фактически превращается в процесс с участием как минимум двух главных героев: Улюкаева и Сечина.
Глава «Роснефти» уже стал — в публичном пространстве — полноправным и самым ярким участником процесса именно из-за того, что, вопреки изначальной логике этого уголовного дела, явно пытается дистанцироваться от суда.
Сначала была история с мгновенно превратившимся в интернет-мем вещдоком «корзинка с колбасой», позднее таинственно исчезнувшим. Потом последовали публичные заявления Сечина о необходимости сделать процесс закрытым под предлогом возможного разглашения гостайн. Хотя как можно тайно судить бывшего министра, по версии следствия, вымогавшего взятку у главы крупнейшей публичной (то есть — торгующейся на бирже) нефтяной компании страны и второй по общей капитализации после Сбербанка — не очень понятно.
По логике самого уголовного дела никто больше Сечина как главного пострадавшего не должен был настаивать на максимально открытом и гласном судебном разбирательстве.
Но все более явно бросается в глаза, что сторона обвинения в этом процессе ведет себя так, будто не стремится во что бы то ни стало добиться именно обвинительного приговора для Алексея Улюкаева. В частности потому, что процесс все еще остается публичным. Сам вызов в суд в качестве свидетеля главы «Роснефти» оказался совершенно неожиданным для всех его участников и наблюдателей — хотя в нормальной ситуации это кажется первым и самым естественным шагом, на котором должны были хором настаивать как сторона обвинения, так и сторона защиты.
Теперь по ходу течения этого крайне важного для будущих раскладов в России судебного процесса возникают два вопроса: один чисто правовой, другой — политический.
Правовой — будет ли суд настаивать на приводе Сечина? И если да, последуют ли какие-то предусмотренные законом меры, если он откажется и от повторной повестки, которую Замоскворецкий суд постановил отправить Сечину 13 ноября.
Политический — как дальше будет идти это дело? Когда объявят приговор и каким он окажется? А, главное, как этот приговор будет «считан» российскими элитами, какой сигнал они в нем разглядят?
Оба аспекта – правовой и политический — тесно связаны друг с другом. Вице-президент Международного союза адвокатов Генри Резник в эфире «Эха Москвы» сказал, что свидетель обязан явиться в суд по повестке, в обратном случае его должны доставить в суд приводом. Потому что «это обязанность каждого гражданина». Очевидно, ответ на вопрос, возможен ли насильственный привод в суд свидетеля Сечина, автоматически означает прояснение гораздо более важного для страны вопроса — о степени влиятельности конкретного человека в России и конкретном наполнении принципа «закон един для всех».
В вопросе, почему Сечин не явился в суд и выступает против открытого процесса над Улюкаевым, нет особой загадки.
Глава «Роcнефти» — крайне не публичный человек. По мнению политолога Глеба Павловского, «вся деятельность» главы «Роснефти» «между государством и бизнесом» связана с отсутствием публичности, и, более того, она была бы невозможна, если бы протекала в публичном поле.
Но суд над Улюкаевым уже вывел Сечина в публичное поле. Поэтому это судебное разбирательство очевидным образом становится одним из важнейших индикаторов возможного расклада сил в российской политической и бизнес-элите на ближайшее время.
Причем, судьба самого Улюкаева будет исключительно его частной историей: экс-министр ушел из власти и явно не будет возвращен в нее никогда или, по крайней мере, в обозримом будущем. Зато любой приговор по этому делу, сам факт явки и показаний в суде или окончательной неявки Игоря Сечина, несомненно станут знаковым событием.
В России реальное политическое влияние человека, за исключением президента, не зависит от наличия или отсутствия поста во власти.
Поэтому главное содержание суда над Улюкаевым уже не в том, чтобы показать борьбу с коррупцией в высших эшелонах власти: экс-министр экономического развития, как ни парадоксально, всегда был слишком мелкой фигурой для подобного «показательного процесса». И не в том, чтобы наказать конкретного бывшего высокопоставленного чиновника. Любое наказание все равно не стало бы в глазах общества неопровержимым доказательством тезиса о торжестве принципа всеобщего равенства перед законом – хотя бы потому, что уже были резонансные дела, например, экс-министра обороны Анатолия Сердюкова, заканчивавшиеся явно не тем приговором, которого ждало большинство граждан.
Главное содержание процесса Улюкаева, в котором теперь есть второе (причем не менее, а все более значимое действующее лицо) — определить границы влияния конкретных людей в России. Именно поэтому приговор по этому резонансному делу, в отличие от многих других, становится все менее предсказуемым.