История спецслужб плотно связана с ядами

Историю мировых спецслужб при желании можно назвать «всемирной историей отравлений», которая продолжается до сих пор. Наиболее громкий случай из последних – убийство брата лидера КНДР, но свои методы использования ядов были и у ЦРУ, и у КГБ. В последнее время о них вспоминают особенно часто, и на то есть причины. Пулитцеровкую премию 2017 года в России запомнят хорошо. Дело, конечно, не в том, что одна из наград досталась The New York Times за десять публикаций о России. А в том, что одна из них, к примеру, является плагиатом (точнее, компиляцией двух текстов российского журналиста), а та, что под названием «Все больше противников Кремля умирает» (в ней пересказаны почти все случаи внезапных смертей или болезней российских оппозиционеров с намеком на отравление), переполнена действительно токсичным бредом, постыдными ляпами и характеризуется полным отсутствием доказательной базы. Подпись некоего «специалиста по России» Эндрю Крамера стоит под обеими. Разбирать весь этот бред подробно нет никакой надобности – лучше уж помянуть репутацию Пулитцеровской премии. Уточним лишь, что в тексте, о котором идет речь, профессор Нью-Йоркского университета Марк Галеотти уверенно называет смерти недоброжелателей Кремля «работой российских спецслужб», а сам автор связывает воедино случаи Александра Литвиненко, Сергея Магнитского, Михаила Лесина, полевого командира Хаттаба, Виктора Ющенко, Карины Москаленко (в машине российского адвоката в ЕСПЧ обнаружили ртуть, и задолго до публикации NYT было известно, что предыдущий владелец машины разбил в ней градусник) и, конечно же, знаменитый укол зонтиком болгарского диссидента Георгия Маркова в 1978 году. В качестве аргумента приводятся слова бывшего депутата и бывшего же сотрудника КГБ Геннадия Гудкова («государство использует спецслужбы для ликвидации врагов») и ссылка на журнал American Interest, где утверждается, что «отравление уже больше века считается любимым средством российских спецслужб – в 1954 году рядом с Лубянкой появилась секретная лаборатория ядов, где проводились опыты на живых людях». «Лаборатория профессора Майрановского» действительно существовала, но не рядом с Лубянкой, и основа была не 1954 году, а гораздо раньше, но на фоне прочего это мелочи. Поговорим лучше о том, насколько важную роль играли яды в реальной истории спецслужб, а не выдуманной специально для The New York Times. В ЦРУ интересовалось ядами с момента своего создания в 1947 году, но вплотную этой темой занялось только в 1952-м, когда в рамках программы «Наоми» совместно с армией были проведены широкомасштабные исследования по всему спектру ядовитых веществ. «Наоми» включала также изучение всестороннего применения химического и бактериологического оружия и производства новых его видов. Для этих целей при отделе технического обеспечения ЦРУ было создано спецподразделение, получившее название «особая комната» - токсикологическая лаборатория, где химики работали над различными ядами. По старой привычке американской бюрократии яды разделили на несколько категорий по характеру их использования в разведывательных целях. И нужно понимать, что в те времена под разведкой понимали также индивидуальный террор и организацию свержений неугодных режимов, сейчас все это стыдливо прикрыто сложными лингвистическими формулами. Во-первых, это были собственно яды и боевые отравляющие вещества, которые применялись с целью вывести человека из строя. Их делили на следующие подгруппы: минеральные яды (например, цианиды и ртуть), биологические материалы (например, кураре и змеиные яды) и, наконец, вирусы. Во-вторых, наркотики, которые применялись с целью получения информации и установления контроля над агентами. Широкую известность приобрели испытания на людях ЛСД, которые ЦРУ стало проводить с 1953 года сперва на наркоманах, которых «поощряли» с помощью наркотиков, а затем и на добровольцах. В рамках программы «Chatter» («Болтун») довольно долгое время экспериментировали, к примеру, с мескалином и скополамином, однако эффекта это не дало. Под воздействием сильных галлюциногенов человек нес ахинею, а не отвечал на поставленные вопросы. В дело вмешалась смерть доктора Фрэнка Олсона – военного ученого, который совершил самоубийство в состоянии депрессии восемь дней спустя после тайного введения ему наркотика. Гибель Олсона повлекла за собой несколько специальных расследований, ее обстоятельства стали общеизвестны, тем не менее, изучение галлюциногенов (не только ЛСД) продолжались в течение еще десяти лет. В тот период в ЦРУ также увлекались изучением воздействия радиации, электрошока и веществ, вызывающих бессилие. Целые отделы изучали психологию, психиатрию, социологию, экспериментировали с различными методами из области антропологии, графологии, применения раздражающих средства. Привлекались также экстрасенсы и парапсихологи, но в итоге их работа была признана безрезультатной. Бихейвиористикой, «новыми методами» и «секретными материалами» не брезговали и в КГБ, но материалистическая идеология СССР мешала росту интереса парапсихологии. Отдельные влиятельные персоны в подобное верили, но государственной программы такого рода быть попросту не могло. Зато все тот же профессор Майрановский начинал не с разработки ядов, а со спецзаказов 20-х годов в духе «программ бессмертия» - советские партийные бонзы не желали умирать. Лишь к началу 30-х Генрих Ягода втянул Майрановского в разработку ядов и их испытание на приговоренных к смерти на бутовском полигоне. Наконец, третий подвид – яды, которые предполагалось передавать агентам для самоуничтожения. Хрестоматийный пример их применения – случай агента ЦРУ в Москве Огородника, который в момент задержания у себя дома предложить написать чистосердечное признание, взял со стола ручку, поднес ее ко рту, откусил наконечник и умер по дороге в больницу. Юлиан Семенов описал историю Огородника в повести «ТАСС уполномочен заявить», добавив некоторые антуражные детали. После этого в КГБ разработали специальный протокол задержания, по которому подозреваемого надо было мгновенно зафиксировать (в том числе, голову и шею), чтобы не успел ничего надкусить или проглотить. Впоследствии у нескольких агентов ЦРУ были обнаружены при себе яды, аналогичные тому, которым закончил свою жизнь Огородник. Проблема разработчиков была в том, что яд, который действовал бы мгновенно, пытались создать со времен Древней Греции. Если в случае с убийством можно было подождать несколько минут или даже пару дней, то яды для самоубийства должны были гарантированно действовать сразу и, так сказать, гуманно. Цианистый калий (КCN) это проблемы не решал, хотя до 80-х годов практически каждый агент ЦРУ снабжался специфической капсулой: что-то могло пойти не так, агент мог проглотить не всю дозу, капсула могла не раствориться – и тогда появлялись те самые несколько минут, за которые человека теоретически можно откачать. При этом агония была связана со страшными мучениями. Так на смену цианиду пришел сакситоксин – яд биологического, а не минерального происхождения, извлекаемый из раковин моллюска, встречающегося на Западном побережье США. Его случайно обнаружили в 1952 году после эпидемии тяжелых отравлений. Сами эти моллюски вполне съедобны за исключением периода размножения – так называемых «красных приливов». В ЦРУ и американской армии сакситоксин получил наименование TZ и, по слухам, используется до сих пор, потому и «протокола задержания» никто не отменял. Его особенность в том, что смерть наступает всего через несколько секунд. Отдельная история – это «средства доставки». В те эпохи, когда «игры» велись не только «джентльменскими» методами, целые лаборатории занимались изобретением «стреляющих» ручек, пуговиц и часов. В фильмах про Джеймса Бонда превратили старика Q в комедийного персонажа, а «шпионские штучки» довели до абсурда, хотя у Q был реальный праообраз, а музеи ФСБ изобилует подобными артефактами, конфискованными у иностранной агентуры. Частный музей разведки в Вашингтоне тоже напичкан эти предметами. Иногда действительно доходило до абсурда. Согласно инструкции ЦРУ по использованию стреляющих ядом часов, их нужно было надеть на правую руку, стрелки должны были располагаться в особом порядке, а кнопка сброса стрелок (она же – спусковой крючок) должна была стоять в положении «0». Это вам не «укол зонтиком». Артефакт из этой же серии – «ядовитый карандаш», стилет «Rod Pencil», внешний вид которого полностью соответствует стандартному автоматическому чертежному карандашу Technigra h 5611-С фирмы «КОН-I-NOR». Вместо сменного грифеля там стояла спица длиной десять сантиметров из особо прочного сплава с ядом кураре. Но применение этого оружия требовало подобраться к объекту вплотную, что не всегда возможно, а часто – нежелательно. Карандаш усовершенствовали пружиной, которую, как и спицу, нужно было вставить непосредственно перед операцией, а это требовало от агента специально подготовки. Кстати, яды считаются оружием исторически женским, а установка пружины и спицы требовала тонких пальцев. Но зарегистрированных фактов применения такого оружия агентами-женщинами нет (что, впрочем, не означает, что подобного не было). Кураре часто использовали и в более экзотических устройствах. Например, так называемые «ингаляторы» в виде лампы, которые в зажженном состоянии начинали испарять его в качестве аэрозоля. Хрестоматийные примеры – бесконечные попытки отравить Фиделя Кастро с помощью курарина и сульфата никотина в сигарах. Особое пристрастие к курарину было вызвано тем, что он быстро разлагается. Лишь относительно недавно появились технологии, позволяющие установить отравление уже после смерти. Прежде обычно констатировали паралич сердечной мышцы. Подозрительно, но не доказуемою. Таким образом, чья бы корова мучала, но никак не Эндрю Крамера. Мировая история противостояния разведок содержит столько подозрительных смертей, что разбираться в них придется долго, не разобравшись никогда. Если бы крупнейшие разведки мира (а «развлекались» ядами практически все, особых успехов, как говорят, добившись в Израиле) разбрасывались отравой направо и налево, трупы агентов валялись бы на улицах. Устранение отдельного человека – это давно уже не метод работы разведки, а эффективным методом его нельзя было назвать и прежде, тем более, нельзя назвать сейчас. Он вызывает очень вопросов с учетом, как далеко продвинулись фармакология, судебная медицина и государственное. Но почти наверняка можно сказать, что разработки в этом направлении в ЦРУ ведутся до сих пор. Куда-то ж надо деньги тратить.