Во вторник в научно-исследовательском центре Военно-воздушных сил Министерства обороны РФ началась расшифровка «черного ящика» с потерпевшего крушение Ту-154. А в Бюро судебно-медицинской экспертизы департамента здравоохранения Москвы продолжались опознания тел погибших. Из 92 человек пока что опознаны единицы. «Известия» продолжают рассказывать о судьбах пассажиров самолета. Во вторник с утра к Бюро судебно-медицинской экспертизы подъезжали автобусы с родственниками жертв катастрофы. Их провозили через оцепление к моргу и точно так же вывозили на автобусах, максимально оберегая от ненужных вопросов и неуместного в этой ситуации внимания посторонних людей. Пока неизвестно, опознали ли 24-летнего Бориса Буряченко, который был не только хормейстером ансамбля им. А.В. Александрова, но и пел в церковном хоре Высоко-Петровского монастыря в Москве. — Борис недавно окончил Московскую консерваторию, получил блестящее музыкальное образование. Но сотрудничать с нами начал еще раньше. Около четырех лет назад меня перевели сюда из храма на Ваганьковском кладбище. Борис пел еще и там, — рассказал «Известиям» регент церковного хора Высоко-Петровской обители Алексей Любимов. Поминальная служба по Борису и другим погибшим в авиакатастрофе прошла в Высоко-Петровском монастыре в понедельник. По словам регента хора, Борис был человеком высокой культуры, что чувствовали все, кто когда-либо общался с ним. — Он был очень мягким, открытым, добрым и бесконфликтным. В общении с ним совершенно отсутствовали острые углы, которые хоть как-то могли поранить окружающих, — добавил Алексей Любимов. Что касается воцерковления Бориса, Алексей Любимов отметил, что это далеко не единичный случай, когда вокалисты, имеющие хорошую работу и успех в светских ансамблях, всё равно приходят в церковь, совмещая духовную и светскую жизнь. Он рассказал, что в церковном хоре монастыря есть певчие из других ансамблей и театров. Одно другому не мешает. Главное, чтобы у человека было время и желание здесь петь. Со свободным временем у Бориса Буряченко, еще недавно учившегося в консерватории и работавшего в одном из самых известных музыкальных коллективов страны, было напряженно. Но он всё равно выкраивал часы и периодически пел в храме по выходным. Мог исполнять почти всё из традиционного церковного музыкального репертуара композиторов XIX–XX веков. Мог петь партии и тенора, и баритона. И даже в рамках одной композиции мог менять голос в зависимости от задачи. — В определенном смысле Борис был незаменим, — признает его руководитель. Инесса, которая училась вместе с Борисом Буряченко в консерватории, вспоминает, что он был очень профессиональным музыкантом и хормейстером. Не боялся, в отличие от остальных сокурсников, работать с произведениями современных композиторов. И всегда придумывал для них неожиданные, интересные аранжировки. — Консерваторию он окончил с красным дипломом. А когда все сдавали зачеты, как это обычно происходит? «Сдал?» — «Ну сдал…» А он говорил: самое главное, чтобы преподаватель и я были удовлетворены моими ответами, — вспоминает Инесса. — А еще было очень заметно, с какой теплотой он относился к своим родителям. На концерты всегда ходил вместе с ними. Он был очень заботливым сыном. «Известия» связались и с мамой Бориса. Но она сказала, что не может сейчас говорить о нем. Преподаватель Московского музыкально-педагогического колледжа Юлия Исакова, у которой Борис учился с шести до 19 лет, призналась «Известиям», что до сих пор не может поверить в случившееся. — Это был мальчик, который знал, что такое уважение и почтение, но без подобострастия, знал, что такое юмор без пошлости, знал, что такое переживание, но без фанатизма. Легко общался с любыми людьми, но к нему никакая грязь не прилипала. Мама и папа для него были людьми с большой буквы. И про девушку Женю, с которой встречался, Борис говорил с невероятной бережностью и нежностью, — рассказала она. Когда Борис поступил в консерваторию, он всё равно приходил в училище, свою первую alma mater. Иногда с концертами, но чаще — просто так. Чувство благодарности он испытывал не только к родителям, но и к преподавателям. — Все студенты как будто брата потеряли, а преподаватели — собственное дитя, — рассказала Юлия. — Говорят, что на панихиде по Борису пели стих, который положено петь только святым праведникам, а не просто усопшим христианам. Помимо Бориса Буряченко в авиакатастрофе погиб хормейстер ансамбля имени Александрова, бывший одновременно певчим московского храма иконы «Всех скорбящих Радости» на Большой Ордынке Константин Майоров, певчий Ново-Иерусалимского монастыря Иван Столяр, певчие других храмов Артемий Тарасенко, Алексей Мокриков и Владимир Халимон, о судьбе которого «Известия» рассказывали ранее.
