"Узник Болотной" Гаскаров: рано или поздно Россия придет к реформам

Вышедший на свободу из колонии фигурант "болотного дела" Алексей Гаскаров сказал Би-би-си, что пока не думает о возвращении к общественной деятельности, но считает, что сторонникам демократического пути нельзя опускать руки. Алексей Гаскаров вышел 27 октября из колонии в Новомосковске Тульской области, отсидев все три с половиной назначенных ему года. 6 мая 2012 года почти 27-летний на тот момент Гаскаров находился на Болотной площади, где во время оппозиционного марша протеста против итогов президентских выборов вспыхнули стычки между полицией и демонстрантами. Гаскарову отказали в досрочном освобождении Эксперты: на Болотной не было массовых беспорядков "Болотное дело": политический спектакль о любви Власти назвали эти стычки "массовыми беспорядками" и подвергли уголовному преследованию десятки активистов и рядовых участников того марша. Гаскарова арестовали в апреле 2013 года, а приговор суд первой инстанции - Замоскворецкий районный суд Москвы - вынес в августе 2014 года. Одновременно с ним осудили Александра Марголина, Илью Гущина и Елену Кохтареву. Алексея Гаскарова, которого называли одним из лидеров движения "антифа", до "болотного дела", в 2010-2011, арестовали и судили по делу о разгроме Химкинской городской администрации, но полностью оправдали. В сентябре 2015 года Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) зарегистрировал жалобу Алексея Гаскарова, обвинившего власти России в нарушении его прав на справедливый суд и свободу мнения и собраний. С Алексеем Гаскаровым после его освобождения поговорил корреспондент Русской службы Би-би-си Юри Вендик. Би-би-си: Алексей, чем вы планируете в ближайшее время заняться? А.Г.: Все-таки три с половиной года, которые я провел вдали от дома, создали кучу каких-то проблем, которые надо решить. Мне даже сейчас негде жить, потому что в доме, где я жил, шел ремонт, его не доделали, надо в этом поучаствовать. Плюс надо включаться обратно в жизнь, искать работу. Ну и плюс ко всему, когда долгое время находишься в изоляции, накапливается какая-то энергия и хочется быстрее наверстать то время, которое "там" было оставлено, упущенные возможности. Не знаю, по каким меркам мерить... В аналогичных ситуациях в других странах в другое время у людей случались и более серьезные неприятности, но все равно три с половиной года - это срок, тем более в таком возрасте, когда хочется не на месте сидеть, а чем-то полезным заниматься. Вот, сейчас хочу понять обстановку, выяснить, правильно ли я все себе представлял - потому что все-таки не было совсем уж полной изоляции, я читал прессу, старался разную читать, и оппозиционную, и нет - какое-то впечатление сложилось, и сейчас хочу понять, правильное оно или нет, и потом уже какие-то выводы делать. Би-би-си: То есть, от результатов этой проверки правильности представления о новой российской действительности зависит, займетесь ли вы снова общественной деятельностью? А.Г.: В том числе. Но надо понимать, что тут несколько искусственный, конечно, ажиотаж создается, потому что до того, как меня посадили, я все-таки шесть дней в неделю занимался своей работой, и только один день у меня оставался, чтобы заниматься какой-то общественной деятельностью. Не было такого, что я - профессиональный активист и все свое время этим занимался. Просто в России, к сожалению, так сложилось, что когда ты делаешь хоть что-то, в минимальном масштабе, этого уже достаточно, чтобы на тебя "обратили внимание". Да, случались какие-то события, на которые я мог повлиять, и я в них участвовал. А сейчас даже нет возможностей и ресурсов, чтобы чем-то таким заниматься. Ну и я не могу сейчас позволить себе заниматься какой-то общественной деятельностью, и не потому что меня посадили в тюрьму, а потому что нам нужно на что-то жить и как-то восстанавливать свои связи и компетенции. А когда получится на ноги встать - там уже будем смотреть. Би-би-си: Раз вы пока не думаете предметно об общественной деятельности, то вопрос не очень к месту, но все-таки: очень многие оппозиционеры, в том числе участники событий на Болотной, в том числе ваши соратники бежали или переехали за границу. Евгения Чирикова, вот, с которой вы защищали Химкинский лес, уехала в Эстонию. Вы не собираетесь уехать? А.Г.: Я думаю, что все, что могло плохого случиться, оно уже случилось, поэтому нет смысла. Почему люди уехали, мне понятно. Когда ты хочешь делать что-то полезное и думаешь, что ты двигаешься в правильном направлении, и это соответствует, как тебе кажется, интересам страны, в которой ты живешь - а за это ты попадаешь под какой-то прессинг... То есть, их мотивы мне понятны, но я думаю, что я через это уже прошел и... Я понимаю риски... То есть, если возвращаться к теме общественной деятельности - естественно, да, это рискованно... Находясь в тюрьме, я постоянно находился в конктакте и теми людьми, которые отвечают за какие-то полицейские функции, я понимаю, как все устроено, мне понятно, чего от них ожидать - и, исходя из этого, я надеюсь, что у меня получится избежать неприятностей. А в целом я считаю, что у нас, у России нет другого выбора: мы в любом случае рано или поздно придем, я надеюсь, к демократическим реформам и, условно говоря, европейским ценностям. Просто сейчас неблагоприятная ситуация, но важно руки не опускать и по мере возможности хоть что-то делать, какой-то огонек хранить. Если люди, осознавая риски, будут заниматься каким-то мелкими, может быть, проектами, то рано или поздно это перерастет во что-то значительное. Би-би-си: "Малые дела", да. В колонии проблем не было? А.Г.: Все было относительно спокойно. Я уже не первый раз попадаю по политическому делу, и по сравнению с 2010 годом это все было спокойно. Во-первых, была серьезная поддержка - и со стороны простых людей, которые нам помогали, и внимание прессы как-то тормозило любые попытки как-то на нас надавить. В общем, я считаю, что для меня это все прошло относительно нормально. Не так, как могло бы быть. Би-би-си: Вы все-таки участвовали в потасовке с омоновцами 6 мая на Болотной или нет? А.Г.: Ну я же и не отрицал тех действий, которые мне вменяли, только у нас в суде был спор об их квалификации. То есть, меня посадили на три с половиной года за то, что я сотрудника полиции за локоть одернул и еще одного потянул за ногу. Все. Я говорил: да, я это сделал, потому что возникла такая-то ситуация. Я же изначально не говорил, что я не участвовал: да, был. Просто это было до начала массовых беспорядков, и это было потому-то и потому-то - все подробно в суде объяснял. Я немного участвовал в процессе коммуникации с ЕСПЧ по нашему делу, там задавали более подробные и адекватные вопросы, чем в Замоскворецком суде. Надеюсь, справедливая оценка тем событиям и действиям властей все-таки будет дана, и в юридическом плане мы добьемся справедливости. Би-би-си: Кстати, жалоба в ЕСПЧ сейчас на какой стадии? А.Г.: Прошел процесс коммуникации, все вроде бы изложили свои позиции, осталась только некая финишная прямая. Я так понял, что все должно решиться в течение трех месяцев. Хотя до конца не уверен. Би-би-си: После Болотной было много разговоров о неких парнях в капюшонах и масках, которые будто бы провоцировали столкновения. Были и кадры, да их и видели многие. Вы знаете, о ком речь? А.Г.: Ну, у нас же в суде была странная история: они привели чувака, который давал показания против меня и при этом являлся активистом "Молодой гвардии" - или какого-то другого прокремлевского движения. Откуда я его знал, и он меня знал - ранее, когда мы проводили акцию "Белое кольцо", он участвовал в нападении на оппозиционнных активистов, их там была толпа человек двадцать. И вот они приводят в суд этого чувака, который говорит: да, я - прокремлевский, я приходил туда, чтобы "потроллить оппозицию". И по его показаниям так получалось, что он находился как раз в том месте, откуда "коктейль Молотова" полетел за оцепление. То есть, они сами, когда ажиотаж прошел и начался суд, приходили и об этом рассказывали. А все истории, когда считали провокаторами левых, эти истории были подробно разобраны, и там вопросов больше никаких нет. А вот кто конкретно занимался такими вещами, как та брошенная бутылка, я считаю, они сами пришли и все рассказали в суде. Ну, не напрямую, но косвенно - дали такие показания, что можно это понять, разбираясь в деталях.