Быт арестанта: блогер Тимур Ханов рассказал о семи днях в спецприемнике на Писарева

Видеоблогер Тимур Ханов пробыл под арестом семь суток. За ролик «Не ходи на митинг» его записали в организаторы акции протеста 31 января, принять участия в которой он не смог, поскольку был задержан накануне. Об арестантском быте в спецприемнике на улице Писарева, где оказались организаторы и участники протестов 23 и 31 января, включая бывших и нынешних депутатов, о пытке музыкой и индивидуальной камере вышедший на свободу Тимур Ханов рассказал НДН.инфо.

— История началась с того, что меня задержали в субботу, 30 января, когда я снимал одиночный пикет. Тот факт, что у меня на груди висела пресс-карта и я работал в качестве журналиста «космонавтов» мало интересовал. Меня, а также всех, кто был рядом, просто засунули в автозак и увезли в главное управление на Серебренниковской, 40. Это там, где центр «Э». Вероятно, среди участников и гостей мероприятия искали экстремистов. Там всех допросили и вручили предупреждение прокурора о том, чтобы мы не участвовали в мероприятии, которое состоится на следующий день.

— Как мы знаем, вам это предупреждение, оказалось ни к чему…

— Да, вечером того же дня меня снова посадили в автозак и увезли в Центральное отделение полиции на улице Мичурина. Там меня опять обыскали, хотя формально это называется осмотр, отобрали телефоны и объявили о задержании на 48 часов. Мне предъявили протокол, где было написано, что это я организовал мероприятие 31 января, которое на тот момент еще не состоялось. Так что, если вы хотите знать, кто организовал протест 31-го, то, по мнению полиции, это был Ханов. Сам Ханов это отрицает.

— Так вы оказались в спецприемнике еще до решения суда?

— Да, это такая малая полицейская тюрьма. Юридически быть может это неверный термин, но по сути это так и есть. Место, где сидят за решеткой, это все-таки тюрьма. Меня привели в камеру, предварительно изъяв почти все имущество, включая шнурки, ремни и вообще все, что с точки зрения полиции может представлять опасность. Там, помимо меня, суда дожидались еще трое: один за мелкую кражу в магазине, другой угнал машину, третий ездил пьяным. Все они, в отличие от меня, были в этом помещении не впервые.

В камере было весьма прохладно — сквозняк, темно — горел только дежурный свет, а основной оказался неисправен. Но даже когда я затем оказался в другой камере с исправным светом, его все равно мало. Не спасает и расположенное высоко мутное окно из матового стекла размером примерно метр на полтора и решетками с двух сторон. При этом дежурный свет горит и после отбоя, поскольку нужно освещение для камеры видеонаблюдения, установленной в каждой тюремной камере.

— Каких размеров было помещение?

— Я был в двух: перед арестом и после него. Они одинакового размера — примерно три на пять метров. Там две двухъярусные шконки или как они там называются. Представляют они собой железные листы на металлических стойках. Пролежанный матрац лишь немного смягчает жесткость такой постели. Белье хотя и чистое, но застирано до дыр.

Вся мебель, ее там немного, покрашена в темный сине-зеленый цвет и привинчена к полу. Посредине расположен стол с приделанными к нему лавками, рассчитанный на четверых. На стол краской нанесена шахматная доска.

При входе в камеру расположены два замечательных устройства. Одну зовут света — это железная раковина, где не всегда есть горячая вода. Другую — параша. Она представляет собой отгороженное небольшой стенкой пространство, в котором есть поднятое над землей на две ступеньки устройство с вмурованным вровень с верхней ступенькой унитазом. А сверху труба, в которую входит шланг с водой. Открываешь кран, по шлангу в эту трубу идет вода, и можно обеспечить слив. Место довольно грязное, неприятное. Хуже всего, что когда ты занимаешься отправлением своих естественных потребностей, тебя видно окружающим. И ты тоже видишь. Впрочем, не только видишь, но и обоняешь. Вентиляция очень слабая. Добавьте к этому четырех курящих и запах пота — моются здесь только раз в неделю…

Аппетита это не добавляет, хотя кормят сносно.

— А чем кормят?

— Блюда из простых компонентов. Бывало, что в супе картошка чуть недоваренная или макароны чуть переваренные, но тем, кто прошел советский детский сад и пионерский лагерь, это все не страшно. Единственная особенность — пища пересолена. Хотя уголовнику, который оказался в первый день рядом со мной, соли наоборот не хватало. Как мне объяснил начальник этого заведения, соль сыплется строго по нормативам.

С утра каша, в обед суп. Это мог быть борщ, рассольник, куриный суп с вполне осязаемыми фрагментами разваренной курицы. А вечером какая-нибудь каша тоже со следами мяса. В качестве напитков — чай или компот.

Пищу дают в одноразовой посуде — ложки, тарелки, стаканы. Посуду мыть не надо, она убирается в мусор. Каждое утро идет человек с мешком и собирает мусор во всех камерах. Именно с этого и начинается день арестанта.

В шесть часов включается дневной свет. Хотя время я называю приблизительно — часов там нет. Примерно в восемь включается громкая музыка. Играет она по меньшей мере до 20-22 часов.

— То самое радио NRJ?

— Да. Пока я там был, непрерывно играла именно эта радиостанция. У нее несколько недостатков. Первый — очень редко сообщают время. А главное — это современная молодежная танцевальная музыка. И многие композиции повторялись порой, как мне кажется, даже два раза в час. За один день можно было услышать раз десять одну и ту же песню. К концу дня она просто вышибает мозги. На танцполе быть может такая музыка и к месту, но когда ты пытаешься подготовиться к суду, составить апелляцию, этот шум сильно мешает.

[div class="introduced"][link]

[/div]

И жаловался не только я. На мою просьбу сделать потише, выключить, или переключить, мне отвечали, что по закону положено, чтобы в каждой камере была радиоточка. Только когда я пригрозил, что на суде заявлю о пытках, которые ко мне применялись, меня вызвали к начальнику, который, похоже, специально для этого пришел вечером в субботу. После музыку сначала выключили, а потом включили намного тише.

Еще одним громким звуком был грохот открывающейся кормушки, через которую передается еда и листок — нужно было расписаться за эту еду. Когда я оказался в одной камере с бывшим уголовником, было удивительно наблюдать, как он способен круглосуточно крепко спать. Но как только раздавался звук дверей, он тут же мгновенно садился. У него рефлекс уже на эти звуки.

После завтрака и выноса мусора музыка ненадолго выключается — начинается обход. Открывается дверь, всех, кто находится в камере, выводят в коридор и ставят к стенке: руки выше головы, разведены, ноги расставлены шире плеч. В это время один из сотрудников ощупывает одежду — не самого тебя щупает, а твою одежду. Карманы. В это время другие сотрудники — может быть их три-четыре-пять человек заходят в камеру и проводят шмон. Обыскивается постель, вещи, все, что там находится. Заглядывают даже в трубу над унитазом.

— Бывают ли прогулки?

— Что такое прогулка в спецприемнике: меня подняли по лестнице на чердачный этаж под крышей здания. Довольно большая комната, без потолка. Потолок закрыт решеткой и сеткой. Из мебели только лавочка. Я один. Температура почти как на улице. Мне прогулка очень помогла, я взбодрился. Она не столько для здоровья, сколько для разнообразия. Потому что главная особенность нахождения в заключении — это скука. Во-первых, ты не выбираешь себе собеседников. Мои собеседники в первый день спали. Или рассказывали, как и где они сидели. А основное время я был в камере один, потому что после суда попросился в камеру для некурящих, а таковых там, кроме меня, похоже, не оказалось.

Помогают книги. За пять день я прочел четыре, включая Кодекс об административных правонарушениях.

— Есть ли возможность поддерживать связь с внешним миром?

— Раз в день. Утром на обходе спрашивают, будете ли звонить. Как я понял, большинство используют эту возможность. В течение дня могут зайти и сказать: на звонок. Ты идешь в специально отведенную отдельную комнату без мебели, там тебе отдают твой телефон, и ты можешь в течение 15 минут им воспользоваться. Формально пользоваться интернетом нельзя.

Что меня удивило — очень вежливое отношение сотрудников. Они говорят подчеркнуто тихим голосом, подчеркнуто вежливо. Но при всей вежливости абсолютно равнодушное отношение к людям.

Бывает по-разному. Аркадий Янковский (также оказавшийся под арестом экс-депутат Госдумы — ред.) рассказывал, что попал в угловую камеру, там было два окна и очень холодно. Он сидел не один, и, похоже, что как раз кто-то из его соседей заразил Аркадия ковидом. Сейчас он находится в инфекционной больнице.

Мне повезло. Мой интерес к местам заключения вполне удовлетворен.

С моих слов записано верно, мною прочитано, — Тимур Ханов.