Как русские генералы нашли секрет победы над Наполеоном
Ровно 215 лет назад, 26 января 1807 года, началось одно из самых кровопролитных сражений наполеоновской эпохи – битва при Прейсиш-Эйлау. «Я подобного побоища не видывал», – вспоминал потом участник событий Денис Давыдов. Почему именно эта битва стала для русской армии предвестником сражения при Бородино – и каким образом она могла переменить ход мировой истории?
Россия начала участвовать в войнах против Франции с конца XVIII века – в составе коалиций, обеспокоенных тем, что Париж после прихода к власти Наполеона все более явно обнаруживал экспансионистские устремления. В 1805 году неудачно для русских и их союзников завершилась так называемая война Третьей коалиции – после поражения, которое Наполеон нанес России и Австрии в знаменитой «Битве трех императоров» при Аустерлице. Но еще более возросшие аппетиты Парижа привели к созданию «Четвертой коалиции», в которую вошли Россия, Пруссия, Великобритания, Швеция и Саксония. Война возобновилась.
Боевые действия проходили главным образом на территории Германии. После первых нескольких незначительных боев грянули в октябре 1806 года битвы при Йене и Ауэрштедте, в которых французы вдребезги расколотили армию Пруссии. Наполеон двигался на восток – к границам России.
В конце декабря 1806-го русские и французы сошлись в бою у польского города Пултуск – по итогам которого армия России хоть и вынуждена была отступить, но разгромить себя не позволила. После этого Наполеон решил временно прекратить наступление и разместил свою армию по зимним квартирам.
«Случайная» битва
Через некоторое время французский 6-й корпус под началом маршала Мишеля Нея внезапно снялся с места и возобновил движение на восток – его командующий всего лишь хотел подыскать место для зимовки. Но генерал Леонтий Беннигсен, командовавший русской армией, решил, что Ней покушается на склады провианта, устроенные коалицией в Кенигсберге. Беннигсен распорядился выступить навстречу Нею – и заставил того отодвинуться в обратном направлении.
И тут Наполеон, поначалу жутко досадовавший на самоуправство своего маршала, сообразил: ему выпал шанс встретить русских в удобном месте для себя месте! Решено было прижать Беннигсена к побережью Балтийского моря и раздавить. Император французов принялся срочно рассылать своим военачальникам депеши с инструкциями.
Наполеона подвел случай. Русские выслали в сторону французов казачьи дозоры; один из них перехватил курьера с письмом, направленного императором маршалу Бернадоту. Узнав о намерениях Наполеона, Беннигсен распорядился занять позиции для обороны. Французы устремились за ними в погоню.
Арьергардом русской армии командовали люди, в представлении не нуждающиеся – Михаил Богданович Барклай-де-Толли и Петр Иванович Багратион. Им пришлось выдержать два жестких боя – в окрестностях деревни Гоф и в предместьях городка Прейсиш-Эйлау. Удерживая этот городок, Барклай в течение нескольких часов успешно отбивался от превосходящих корпусов маршалов Пьера Ожеро и Николя Сульта. В этом бою Михаил Богданович оказался тяжело ранен в правую руку с раздроблением кости – и отправился в тыл на излечение.
«Несмотря на все наши усилия удержать место боя, арьергард оттеснен был к городу, занятому войсками Барклая, и ружейный огонь из передних домов и заборов побежал по всему его протяжению нам на подмогу, но тщетно! Неприятель, усиля решительный натиск свой свежими громадами войск, вломился внутрь Эйлау. Сверкнули выстрелы его из-за углов, из окон и с крыш домов, пули посыпались градом, и ядра занижали стеснившуюся в улицах пехоту нашу, еще раз ощетинившуюся штыками. Эйлау более и более наполнялся неприятелем. Приходилось уступить ему эти каменные дефилеи, столько для нас необходимые.
Уже Барклай пал, жестоко раненный, множество штаб- и обер-офицеров подверглись той же участи или были убиты, и улицы завалились мертвыми телами нашей пехоты. Багратион, которого неприятель теснил так упорно, так неотступно, числом столь несоизмеримым с его силами, начал оставлять Эйлау шаг за шагом», – вспоминает Денис Давыдов.
«Какая отвага! Какая отвага!»
Прейсиш-Эйлау несколько раз переходил из рук в руки. И тут Леонтий Беннингсен решил дать генеральное сражение. Силы были примерно равные, но по полководческим талантам Беннингсен, конечно, и близко не стоял с гениальным императором французов.
После артиллерийской перестрелки французская пехота навалилась на фланг русской армии. «Произошла схватка, дотоле невиданная. Более двадцати тысяч человек с обеих сторон вонзали трехгранное острие друг в друга. Толпы валились. Я был очевидным свидетелем этого гомерического побоища и скажу поистине, что в продолжение шестнадцати кампаний моей службы, в продолжение всей эпохи войн наполеоновских, справедливо наименованной эпопеею нашего века, я подобного побоища не видывал!
Около получаса не было слышно ни пушечных, ни ружейных выстрелов, ни в средине, ни вокруг его слышен был только какой-то невыразимый гул перемешавшихся и резавшихся без пощады тысячей храбрых. Груды мертвых тел осыпались свежими грудами, люди падали одни на других сотнями, так что вся эта часть поля сражения вскоре уподобилась высокому парапету вдруг воздвигнутого укрепления», – свидетельствует Давыдов.
Ценой невероятных усилий французам удалось сбросить русских с высот близ деревни Кляйн-Заусгартен, господствующих над этой частью поля сражения. Далее они сумели завладеть и самой этой деревней, но ненадолго – селения Кляйн-Заусгартен и Зерпаллен переходили из рук в руки множество раз.
Неся большие потери, французский маршал Луи-Николя Даву все-таки продвигался в сторону леса Ауклаппен, норовя зайти в тыл русской армии. Дабы купировать эту угрозу, Беннигсен начал перебрасывать против Даву дополнительные силы – и тут зоркий глаз Наполеона углядел возможность для победного хода! Великий император решил нанести по ослабленному центру русской армии удар силами корпуса Пьера-Франсуа-Шарля Ожеро. Две дивизии этого корпуса прошли южнее кладбища Эйлау, развернулись и бросились в атаку, не обращая внимания на шквальный огонь русской артиллерии.
Но все карты французам спутал знаменитый «генерал Мороз» – внезапная метель дезориентировала наступающих, и они свернули левее, чем нужно. В итоге французы оказались под русскими пушками, открывшими убийственную пальбу картечью.
Пушки моментально выкосили 5200 французов – в том числе генерала Жака Жардена (убитого) и генералов Ожеро и Этьена Эдле (отделавшихся ранениями). Беннигсен тут же нанес контрудар по вражескому центру, а русская артиллерия перенацелила огонь непосредственно на гвардию самого Наполеона, стоявшую на кладбище Эйлау. Под штыковым ударом русской пехоты враг дрогнул – и начал отступать. В дело пошла русская кавалерия.
Именно этот момент оказался решающим – не просто для сражения, а для всей мировой истории. Русские кавалеристы и пехотинцы практически пробились к ставке Наполеона. Чувство личного достоинства не позволило императору пуститься в бегство. Рядом с ним упали мертвыми несколько штабных офицеров. Очевидцы свидетельствуют, что, увидев русских гренадеров практически в нескольких метрах от себя, Наполеон воскликнул: «Какая отвага! Какая отвага!» Раздался крик: «Спасайте императора!»
«Что за бойня, и без всякой пользы!»
Еще немного – и Наполеон погиб бы или очутился в русском плену, после чего вся мировая история пошла бы совершенно по-другому. «Наполеон и окружавшие его видели, что только личное присутствие императора удерживает пехоту в этом ужасающем положении. Император остался неподвижно на месте, отдавая новые и новые приказания через тех редких адъютантов, которым удавалось уцелеть при приближении к тому страшному месту, где стоял окруженный несколькими ротами пехоты Наполеон. У его ног лежало несколько трупов офицеров и солдат. Пехотные роты, вначале окружавшие императора, постепенно истреблялись русским огнем и заменялись подходившими егерями, гренадерами гвардии и кирасирами.
Наполеон отдавал приказания хладнокровно и дождался удачной атаки французской кавалерии на главные силы русских. Эта атака спасла положение. Кладбище Эйлау осталось за французами, центр боя перенесся в другие места громадного пространства, где происходило сражение», – описывает этот критический момент историк Евгений Тарле.
Действительно, императора спас лишь своевременный удар французской конницы, предводительствуемой маршалом Иоахимом Мюратом. «Блистательный Мюрат в карусельном костюме своем, следуемый многочисленною свитою, горел впереди бури, с саблею наголо, и летел, как на пир, в средину сечи. Пушечный, ружейный огонь и рогатки штыков, подставленных нашею пехотою, не преградили гибельному приливу. Французская кавалерия все смяла, все затоптала, прорвала первую линию армии и в бурном порыве своем достигла до второй линии и резерва, но тут разразился о скалу напор волн ее.
Вторая линия и резерв устояли, не поколебавшись, и густым ружейным и батарейным огнем обратили вспять нахлынувшую громаду. Тогда кавалерия эта, в свою очередь преследуемая конницею нашею сквозь строй пехоты первой линии, прежде ею же смятой и затоптанной, а теперь снова уже поднявшейся на ноги и стрелявшей по ней вдогонку – отхлынула даже за черту, которую она занимала в начале дня», – живописует Давыдов.
В то же самое время корпус маршала Даву потеснил русскую пехоту на левом фланге. Но генерал-майор Александр Кутайсов своевременно перебросил туда три конноартиллерийские роты под командованием полковника Александра Ермолова: огнем 36 своих орудий по противнику они его остановили. Одновременно в бой вступил подоспевший прусский корпус генерала Августа Лестока, и врага удалось оттеснить на прежние позиции.
Наступила вечерняя тьма – и сражение само собой затихло. Беннигсен, потери которого оценивались более чем в 27 тысяч человек, отступил к Кенигсбергу. Наполеон, сам лишившийся свыше 23 тысяч солдат, не имел сил его преследовать. Говорят, что маршал Ней, глядя на поле боя, усеянное десятками тысяч трупов, угрюмо сказал: «Что за бойня, и без всякой пользы!»
Таким образом, битва при Прейсиш-Эйлау закончилась «боевой ничьей». Обе стороны оказались настолько обескровлены, что на несколько месяцев боевые действия стихли. Однако в июне 1807 года Наполеон одержал над Беннигсеном уже бесспорную победу – при Фридланде. Война вплотную приблизилась к территории России, и русский император Александр I вынужден был заключить с Наполеоном мир в Тильзите. Ненадолго: гениальный завоеватель уже держал в уме план нашествия на российские просторы – еще не подозревая, что этот замысел окажется для него гибельным.
Раненный при Прейсиш-Эйлау генерал Михаил Богданович Барклай-де-Толли отлеживался на лечении в Мемеле. Именно там он впервые задумался о возможности нашествия Наполеона на Россию и начал прикидывать, как можно ему противостоять.
Военачальник пришел к мысли о необходимости «искусного» отступления русской армии – с тем, чтобы «заставить неприятеля удалиться от операционного базиса, утомить его мелкими предприятиями и завлечь вовнутрь страны, а затем с сохраненными войсками и с помощью климата подготовить ему, хотя бы за Москвой, новую Полтаву».
Вскоре Барклай познакомил со своим планом самого царя Александра I – император ехал в Тильзит заключать мирный договор с Наполеоном, но в пути решил навестить раненого героя Эйлау. Оценив стратегические таланты Михаила Богдановича, царь стал его выделять среди прочих военачальников. Оставалось пять лет до момента, когда план Барклая оказался испробован на практике...
