Истории от калининградского участкового, часть 3: как отмечали Новый год в 1980-х

Подполковник милиции в отставке Геннадий Михайлович Мялик продолжает рассказывать, как работали калининградские милиционеры в 1980-90-е.

Нога

В Новый, 1980 год, я не должен был работать. Но перед самым праздником заболел мой коллега и дежурить возле парка “Юность” поставили меня. Наступил Новый год. Народ, отметив, потянулся в центр, на площадь к ёлочке. Всё было достаточно спокойно. Из происшествий — две развесёлые девушки бросили мне в спину снежок. Вот всю ночь бы только такие происшествия. И вдруг…

“308-й, ответьте “Амуру”, — прозвучало по рации. “308-й” — это я, “Амур” — дежурный райотдела милиции. “Амур” направил меня к зданию стоматологической поликлиники на берегу Верхнего озера, где меня уже ждала оперативно-следственная группа. Значит, случилось что-то серьёзное. На моём маршруте. Я что-то прохлопал во время несения службы? Упустил? Допустил преступление?

Оперативно-следственная группа уже была на месте. Несколько офицеров из нашего отдела стояли возле дороги и что-то внимательно разглядывали. Я подошёл ближе… Нога. Отрезанная женская нога. В чулке и сапоге, залитом кровью. Из ноги торчала бедренная кость.

До этого я ничего подобного не видел. Инстинктивно сделал шаг назад, зацепился ногой за бордюрный камень, упал в снег. Прямо рядом с милицейским УАЗом, в котором следователь прокуратуры допрашивал паренька, обнаружившего весь этот ужас.

Мне поставили задачу — “недопущение посторонних людей и животных к улике — фрагменту человеческого тела”. Животные в этом списке не просто так — не хватало ещё, чтобы фрагмент тела утащила какая-нибудь дворняжка.

Стою, охраняю. Слушаю офицеров. У них две версии: фрагмент выпал (или выкинули) из проезжающей машины, или преступление произошло в домах на Пролетарской — Тельмана и поиски надо начинать оттуда.

Скоро на место происшествия приехал сам Игорь Всеволодович Матыщук, начальник областной судебно-медицинской экспертизы. Он натянул на руки резиновые перчатки и вместе со следователем пошёл осматривать отрезанную женскую ногу в окровавленном сапоге и чулке. Игорь Всеволодович склонился над отрезанной ногой на пару секунд. А потом… А потом начальник областной службы судмедэкспертизы эту отрезанную ногу… пнул. Она отлетела, судмедэксперт начал ругаться. Если убрать мат из его монолога, то сказал он примерно следующее: “Здесь есть зрячие? Или здесь все слепые? Вы меня из-за этой ерунды из-за стола сорвали?!”

Ноги в окровавленном сапоге не было. Был чулок, набитый крашеным снегом. В него воткнули коровью кость и подбросили на улицу…

“Идиоты!” — ругались оперативники, садясь в машину. Они имели в виду шутников, подбросивших “ногу”, разумеется, а не кого-то ещё. А я в тот момент был… счастлив. Потому что на вверенной мне территории серьёзного преступления не случилось. Ну и какие ещё новогодние подарки вам нужны?

Профессия

Женщина позвонила в милицию за несколько минут до Нового года. Сейчас она, заплаканная и усталая, обречённо сидит на табуретке в прихожей. Поднимает глаза и спрашивает меня: “Что мне делать, лейтенант? Он каждый день пьёт. Каждый… Я не знаю, как его держат на работе. И он каждый день надо мной издевается. Бьёт… Я уже детей к маме отправила…”

На кухне за столом развалился на стуле коренастый мужик в ботинках и зимней куртке. На полу лисья шапка и осколки разбитых тарелок. На столе почти пустая бутылка водки и кусок хлеба. Мужик смотрит на меня недобро, на русском матерном интересуется, какого мне здесь надо?

Отвечаю: “На тебя пришёл посмотреть, хозяин…” Слово “хозяин” употребляю специально. Ну какой он хозяин? Мужик реагирует: “Посмотрел, а теперь вали отсюда на…”

Выхожу в комнату. Женщина пишет там заявление, подробно расписывая, что происходит в семье. С надеждой она спрашивает, помогу ли я ей. На работе я часто слышу этот вопрос. Я понимаю, что речь идёт не о том, как правильно написать заявление, а о жизненной ситуации, в которую она попала. Да, помогу.

“Хозяину” объясняю, что уйти из квартиры могу только с ним. Честно говоря, я думал, что он будет сопротивляться и мне придётся вызывать наряд. На удивление, хозяин легко соглашается “проследовать”. Только в туалет на минуточку попросился. Я его и пустил.

Его не было десять минут. Я начал волноваться. Постучал в дверь. Спрашиваю: “Как там у вас дела?” В ответ — отборный мат. Гражданин очень ярко и красочно дал мне понять, что никуда со мной он идти не собирается. Вышибаю шпингалет на двери. Захожу в туалет. Хозяина нигде нет. А потом он начал материться.

Хозяин от меня спрятался в ванне. Как был — в зимней куртке, ботинках и этой своей лисьей шапке. В ванне было замочено бельё. Хозяина это не остановило. Он в ванну влез и сверху ещё мокрого белья накидал, для маскировки. Тут уже и я на принцип пошёл: схватил мужика за куртку, вытащил, как тюленя, из ванны. Мокрым я его и притащил в отдел. Ночь он провёл у нас в камере. Утром вместе с ним я отправился к начальнику Ленинградского райотдела Николаю Коняеву. Николай Васильевич должен был принять решение о наказании задержанного. Начальник обратил внимание на внешний вид гражданина. После новогоднего купания в ванне выглядел последний не очень. Не высох ещё.

Я рассказал Николаю Васильевичу, где именно от меня прятался гражданин. Начальник посмотрел его документы и… рассмеялся. Смеётся и говорит: “А где он ещё от тебя мог прятаться? Работа у него такая… Водолаз он!”

После того Нового года я заставил водолаза пройти курс добровольного лечения от алкоголизма. Это не помогло, водка брала своё. Мне пришлось оформить его в ЛТП — лечебно-трудовой профилакторий, где водолаза лечили уже не добровольно. Пока он был в ЛТП, жена с ним развелась, разменяла квартиру и уехала к маме и детям… Вот такая рождественская история…

Инициатива

1985 год, конец декабря. Я возвращаюсь с очередного погашенного семейного конфликта на улице Черняховского. Замечаю зарево над Центральным рынком, бегу туда.

Горит один из торговых павильонов. В одно из его окон вижу, как горит одежда, тюки материи, хрусталь, наборы мельхиоровой посуды. Пожарных нет. Зато есть толпа зевак. Стоят, смотрят. Но пожарных явно вызывать не собираются.

Из телефона-автомата вызвал пожарных, сообщил начальству. Ко мне стали подходить люди. Они просили спасти хоть что-нибудь. Отдавать приказ на вскрытие павильона без пожарных я не мог. Половина уже сгорела, скоро от второй ничего не останется. И вот что делать?

Для начала организовал группу мужчин, они отодвинули толпу подальше. Потом мы с ними стали выбивать стёкла и через оконные проёмы выносить имущество, которое складывали неподалёку. Охранять всё это добро я поставил двух внушивших мне доверие мужчин. Когда приехали пожарные, крыша павильона рухнула, оставалось только залить очаг возгорания.

Когда всё было кончено, приехал полковник внутренней службы, начальник пожарных. Он подозвал меня к себе. Я думал, что он благодарить будет за спасённое государственное имущество, но полковник начал меня ругать. По его словам выходило так, что это я виноват в том, что павильон сгорел дотла, потому что выбитые стёкла усилили приток кислорода и это придало пожару новые силы.

Я завёлся. Несмотря на субординацию, сказал в сердцах полковнику: “Вы, товарищ полковник, со своими разбирайтесь. Где они были, когда горело всё это добро?” И тут я заметил, что спасённого нами добра нет. Видимо, назначенные мною охранники растащили что получше и полегче, а толпа — всё остальное. Только куча никому не нужных женских шерстяных панталон на снегу осталась.

Мне было обидно. Пока мы, рискуя, спасали имущество, люди занимались мародёрством. Ну как так можно?!

Приехавший на место происшествия подполковник Леонид Раев, мой начальник, сказал мне тогда слова, которые я запомнил на всю жизнь: “Не делай добра, Геннадий Михайлович, не получишь зла. Не переживай, в жизни ещё не раз с таким столкнёшься…”

Получив новый жизненный урок, я пошёл передавать приехавшим представителям администрации магазина то, что нам удалось спасти от людей и огня — упаковку женских шерстяных панталон… Два раза их пересчитать заставил.

Труба

В Новый год гражданам, конечно, разрешается немного больше. Выпить на улице шампанского, например. Ну и всё в таком духе. Но те парни перешли все границы нашего новогоднего милицейского терпения. Представьте: Новый год, мы с коллегами выходим из здания оперпункта и видим, как прямо под окнами писает группа молодых людей. Можно сказать, прямо под табличкой. Это, конечно, не вызов всей правоохранительной системе, но… В этой ситуации они нам просто не оставили вариантов. Мы за ними. Они от нас, на ходу пряча свои “бубенцы” в штаны. Один в них, в своих “бубенцах”, вроде как запутался, упал. Он хорошо пьяный был. Его мы скрутили, остальные разбежались. Привели юношу в пункт охраны общественного порядка. Особенно возиться с ним было некогда. Решили составить на него протокол об административном правонарушении и отпустить допивать дальше. И так бы оно и было. Если бы не друзья задержанного. Они решили ему помочь.

Сидим мы с коллегами в кабинете, составляем протокол, вдруг кто-то начинает громко стучать в окно. Открываю окно. На улице — друзья задержанного. Наглые такие, требуют отпустить своего товарища. Я им говорю: “Уважаемые граждане, какие проблемы? Заходите, забирайте”. Так себе уловочка, но попытка не пытка. Понятное дело, если бы они зашли, мы б и на них протоколы составили. Они это почувствовали. “Не, — говорят, — мы тебе, мент, не верим. Обманешь”. И они перешли от слов к делу.

То, что это шампанское, я увидел, когда бутылка влетела в открытое окно. Летела она мне прямо в голову. Увернулся. В окно влетела вторая. Тоже мимо.

Тут уже не до мирных переговоров. Мы с коллегами повалили на улицу. Дубинок тогда у милиции не было. Нас трое. Их больше. Понимая, что нас ждёт агрессивный молодняк, я машинально схватил первое оружие, попавшееся мне под руку. Это был обрезок металлической трубы. Нет, я не собирался его применять. Так, превентивно напугать…

Обрезок трубы из нашего кабинета был не просто обрезком трубы. Во-первых, он был длиной метра два. С половиной. Я не знаю, как я с ним в руках на скорости пробежал через все двери в нашем здании. А во-вторых, эта труба была вещдоком по мелкому уголовному делу, которое расследовал один из нас.

Ребята потом шутили, что напавшие на наш оперпункт драться с нами не стали, потому что увидели меня с этой трубой. Так или не так, но хулиганы бросились врассыпную. Я погнался за одним из них. С трубой в руках, разумеется. Как с копьём.

12 часов пробило, генеральный секретарь по телевизору уже рассказал нам о достигнутых в прошлом году успехах и преодолённых трудностях. В домах светятся окна, за ними наряженные ёлки, крики “С Новым годом!”, звон бокалов, “Голубой огонёк”, музыка, пляски.. На улице весёлые люди, хлопушки гремят, смех. А по Монетной, ныне Иванникова, с длинным копьём наперевес милиционер гонится за убегающим гражданином. И я бы его догнал. Если бы не труба. Бросить её я не мог. Это же непросто труба. Это вещественное доказательство по вполне себе конкретному уголовному делу. А ещё я вспомнил, что в кабинете мы эту трубу с места на места вдвоём переставляли, она тяжёлая была. Я её на адреналине схватил, на эмоциях. Примерно через сто метров бега с копьём адреналин поутих. Я понял: или я упускаю пацана, или трубу…

Обратно трубу я тащил в оперпункт, взявшись двумя руками за один её конец. Второй волочился по обледеневшему тротуару. Так с трубой за спиной я и появился в оперпункте, дав коллегам очередной повод для веселья. А потом мы пошли работать. На площадь Победы, на городскую ёлку.

Там поводы для веселья сыпались на нас как из ведра. Мы снимали граждан, залезших на ёлку, разнимали пьяных дерущихся Дедов Морозов, находили потерявшихся детей и тому подобное…

Утром пришли в оперпункт. Усталые, промёрзшие… Бутылки с шампанским, которыми в меня молодняк швырялся, не разбились. Крепкие бутылки оказались. Не могу сказать, что мы долго думали, что с ними делать. Дождались конца смены и выпили. А что — полноценный наш боевой трофей. К тому же Новый год…

Другие истории о работе калининградских милиционеров во времена СССР читайте здесь и здесь.