Войти в почту

Эксперт призвал прекратить «поминальный плач» по Нотр-Даму

Специалист по готическим соборам Василий Захаров призвал оставить плач по Нотр-Дам-Де-Пари, поскольку он не потерян. Его пост опубликовала политолог и феминистка Анна Федорова на своей странице в Facebook. —Отставьте панику и поминальный плач... Сгорела только верхняя треугольная штука — это стропила и кровля. У них не было шансов, стропила деревянные. Суть этой конструкции — защита свода от воды и снега. Она не критична. Захаров подчеркнул, что под этой конструкцией находится каменный свод, именно он сейчас самое ценное. — Он обеспечивает целостность здания, защищает интерьер от огня, дыма, гари, непогоды. На фотографии с дрона видно, что горит поверх свода. Выгорит — и перестанет. Окна здания темные, огня за ними нет. Посмотрите на фото пожарных у входа. Интерьер чист, стены белые, задымление небольшое. И самое главное — в верхней части помещения темно, то есть огня там нет. Искры немного сыплются, видимо, через вентиляцию, ну и пусть бы их. Он перечислил сгоревшие детали собора: — Шпиль — конструкция XIX века, сравнительно небольшая, легкая и ажурная. Плюс, в момент пожара она была на реставрации, и многие ценные детали были сняты. Короче, небольшая потеря. Витражные окна-розы, кроме главного, которое было дальше всего от эпицентра пожара. Грустно, да, очень. Но тоже не самая большая потеря. На вопрос, почему пожар не тушили с воздуха, эксперт ответил, что с воздуха тушить можно было только по одной технологии — сбросив большой объем воды разом. — Это имело бы, кроме собственно тушения, два важных побочных эффекта. Резкое охлаждение водой раскаленных камней свода. Сильный удар в то место, куда придется основная масса воды. Это звучит, как довольно эффективный способ обрушить свод. А свод сейчас — самое ценное, что есть. Рисковать им не было смысла в первую очередь потому, что особо не нужно — почти все, что могло сгореть, уже сгорело, нет смысла дергаться, пусть догорает.

Эксперт призвал прекратить «поминальный плач» по Нотр-Даму
© Вечерняя Москва