Шерлок, Доктор, Бонд и другие: в кого они превращаются на наших глазах
В недавней статье, опубликованной на сайте The Guardian, автор Ванесса Торп задалась интересным вопросом о том, насколько изменение образов "классических" британских киногероев идет им на пользу. Размышления на эту тему уместны в связи с совпадением ряда обстоятельств: подтверждения слухов о скором уходе Питера Капальди из легендарного сериала "Доктора Кто", обсуждению возможных претендентов на роль Тринадцатого Доктора, а заодно и Джеймса Бонда (вопрос об этом до сих пор не решен, но несколько потерял остроту) и, кроме того, весьма специфическому послевкусию от четвертого сезона "Шерлока", поднявшего на поверхность куда более глобальные проблемы, чем споры о достоинствах и недостатках конкретного сериала. Но все это в большой степени является лишь следствием нескольких фундаментальных проблем, а не их причинами. И вот с последними разобраться действительно стоит. Во-первых, налицо настойчивое желание изменить в героях все привычное и поддающееся трансформациям. Это, как правило, преподносится под соусом борьбы за равноправие мужчин и женщин в современном обществе и модой на теорию гендера, согласно которой этот новый термин рассматривается как социальный конструкт, не обусловленный половой принадлежностью. Сюда же, как ни странно, можно причислить и попытки наиболее широко представить (в западном кинематографе в целом и в странах с колониальным прошлым - в особенности) лиц как можно большего числа национальностей в массовой кинопродукции. Если бы подобные метаморфозы несли какую-то смысловую нагрузку и получили бы соответствующую проработку, возможно, это стало бы интересным, философским или новаторским решением. Но этого, к сожалению, не происходит, и шоу, как пела известная группа не так давно, обречено на продолжение, даже будучи измененным до неузнаваемости. Проблема с превращением мужских персонажей в женские многогранна. Не надо забывать, что такие литературные герои, которые приобрели известность в кинематографе, как Шерлок Холмс, отец Браун, Эркюль Пуаро, Жюль Мегре (не говоря уже о кинематографических Докторе Кто и Джеймсе Бонде), несмотря на различие в эпохах и традициях, их породивших, - мужчины. И все как один представляют собой пускай и утрированные, но вполне определенные психологические мужские архетипы, узнаваемые и в действительности. Каждый из них более или менее естественен в своих многочисленных экранных воплощениях, меняя лицо, но сохраняя характер - а остальное дорисовывает воображение и общекультурные знания. Если же речь заходит о женщинах в роли этих героев, то они либо неестественны, так как воплощают комплекс известных качеств, который должен выглядеть совершенно иначе в женском обличье, или играют вполне органично, но в этом случае от персонажа ничего, кроме имени, не остается. А это вызывает очевидную несостыковку в относительно сохранном сознании зрителей и порождает разочарование. Так не создать ли с листа новый женский образ? Но какой он, если эталонная западная женщина не столько хочет быть самой собой, сколько пытается доказать, что ей по плечу все исконно мужские занятия? Она несамостоятельна, так как существует в бесконечной гонке конкуренции и сравнения, не понимая, какова ее собственная суть. Справедливо также и то, что эти эксперименты маскируются под внешние обстоятельства, а на самом деле вызваны оскудением сценарных идей. Во-вторых, (этот момент справедливо подмечает и автор статьи в The Guardian), злодею, равно как и гению, сложно быть самодостаточным в прежней акцентуированности черт своего характера. Ведь за век в кинематографе развелась уйма отрицательных персонажей всех мастей, и чтобы не впасть в банальность, приходится изобретать что-то эдакое, изощренное, ведь злодея быстро можно создать буквально из ничего. И, хочется добавить, что в современном мире, где негатива и так в избытке, подобная тенденция вряд ли идет на пользу душевному здоровью зрителей и закреплению гуманистических ценностей у подрастающего поколения. Можно также добавить, что зло перестало быть злом, а добро - добром, чтобы не впасть в банальность и не потерять, так сказать, свою привлекательность. И это - отнюдь не единственное расщепление, которому подвергаются устойчивые образы и ценности. В-третьих, в большом количестве произведений современного кинематографа мы видим бесконечные флешбэки: погружение в прошлое, по замыслу авторов, должно дать ответы на все вопросы о том, почему именно так, а не иначе, сформировался характер персонажей. Сам прием вполне себе невинен и при талантливом воплощении вполне способен придать повествованию глубины. Но показывают нам, как правило, нечто другое, упрощающее реальность, зато либо снимающее все несостыковки в сценарии и режиссерских работах, либо обесценивающее героя и сводящее его внутренние конфликты к травмам детства. За последние два года мы видели два шекспировских творения - театральную постановку "Гамлета" с Бенедиктом Камбербетчем в "Барбикане" и "Макбета" Джастина Курзеля, где роль мятежного шотландца сыграл Майкл Фассбендер. В обоих случаях интересующиеся могли найти объяснения характеров персонажей, предложенные актерами и режиссерами. Оба они - жертвы посттравматического стресса. Практически то же самое мы видим в других значимых проектах: в обновленном "Докторе Кто" внезапно, после полувека существования сериала, оказалось, что родная планета Доктора - Галлифрей, жива. В четвертом сезоне "Шерлока" мы перемещаемся в крепость Шерринфорд, мутирующую в сознании и реальности в аристократическое поместье из "Обряда дома Месгрейвов". В двадцать третьем фильме "бондианы" появляется "Скайфолл", родовое гнездо слуги ее Величества. В случае с кино, которое в силу своего формата воплощает гораздо менее образную картину мира, чем текст пьесы, написанной четыреста лет назад, этот трюк все чаще оказывается беспомощным. Особенно если принять во внимание тот факт, что до этого добрые пятьдесят лет режиссерам и сценаристам это не приходило в голову, скорее всего, не по причине скудости воображения, а как раз наоборот. В-четвертых, в последнее время наблюдается интересное сращивание и своего рода "перекрестное опыление" между несколькими вполне самостоятельными до некоторых пор культурными традициями: ранее Джеймс Бонд был рыцарем без страха и упрека, Доктор Кто - чудаковатым инопланетянином, иногда более человечным, чем сами земляне, а Шерлок Холмс (с поправкой на британский характер) - правосудием с человеческим лицом и бьющимся сердцем, смягчающим механистичность правоохранительной машины и зачастую куда более компетентным. Но позднее эти образы начали прорастать друг в друга: в Бонде появилось нечто потусторонне-отрешенное, в Докторе - авантюрно-безответственное, а в Шерлоке ум начал уступать место кулакам. В определенной степени такое смешение, отсутствие цельных образов - примета времени, где безусловные моральные ориентиры отсутствуют. Не в меньшей мере (в случае с Доктором и Шерлоком) за это ответственны шоураннеры, которым стало не по плечу творчески развивать два разных по духу проекта. Но самое интересное и, без сомнения, тревожное, если относиться к этому серьезно (а как-никак эти образы привлекают сотни миллионов людей по всему миру), - это всевластие постмодернизма, выливающееся в шизофренизацию сознания. Это происходит, когда определенные, что важно - вселяющие доверие - образы сначала последовательно создаются в одном ключе, не порождая подозрений в подвохе и привязывая к себе, а потом варварски деконструируются и собираются заново в другой последовательности. И преподносится все это как некая "игра". И чем дальше, тем больше смысла обретают слова ветерана британской школы киносценаристов Эндрю Дэвиса, который во время своего выступления в ЦДХ в рамках прошедшей осенью книжной ярмарки Non/fiction сказал, что чересчур многие культовые и общественно-значимые кинопроекты стали слишком нагруженными всевозможными отсылками к самим себе, делая их просмотр без предварительного глубокого знания о предмете практически невозможным. И в данном случае не следует трактовать слова Дэвиса в том ключе, что он призывает создателей современных фильмов и сериалов к примитивизации и производству банального развлечения. То, что демонстрируется широкой аудитории, должно быть по-человечески понятно (и приемлемо) и логически объяснимо без основательной подготовки. И речь не об энциклопедичности, а об этической непротиворечивости и последовательности, так как, громоздя отсылки на отсылках, режиссеры и сценаристы создают нишевые субкультурные проекты, выступая чуть ли не в роли гуру для своих поклонников. Такой "сектанстский" подход может, без сомнения, льстить создателям, вознося их в своем сознании на новые высоты, но он предлагает им бессмысленный сталкерский путь, так как они больше не в силах видеть общей картины, извиняя неправдоподобность повествования кучей удобных уловок и приемов, со стороны не складывающихся в единое целое. Произведение становится бессмысленным без его толкования, а ключи от него - не у каждого добросовестного наблюдателя, а только у узкого круга посвященных, чьих комментариев все вокруг с нетерпением ждут. А при распространении такого подхода о качественном кино говорить нельзя. У этой генерации нет иллюзий: такой "творец" скромно признает, что он лишь тот, кто стоит на плечах гигантов. Но находясь там, с увлечением продолжает рассматривать собственную ладошку, не удосуживаясь оглянуться вокруг.
