«Катынь – не место выяснения польско-российских отношений»

Власти России решили создать музей, который представит полную палитру польско-российских отношений за большой исторический период, сообщила недавно варшавская газета Rzeczpospolita. Экспозицию разместят в российской части Мемориального комплекса «Катынь» в Смоленской области. Как рассказал изданию исполнительный директор Российского военно-исторического общества Владислав Кононов, «самое позднее в декабре 2017 года он будет готов». По словам министра культуры РФ Владимира Мединского, «в отличие от поляков, которые пытаются демонтировать все, что связано с россиянами и их участием в освобождении Польши, мы стараемся восстановить мемориал в Катыни». Источники польского газеты говорят, что в министерство культуры РВИО заявило соответствующие проекты, но среди министерских чиновников их никто не видел. При этом Кононов подчеркнул, что «возведено будет как минимум двухэтажное здание, в котором большая постоянная экспозиция будет посвящена истории польско-российских отношений в XX веке… Она охватит период с тех времен, когда Польша была частью Российской Империи, далее — революцию 1917 года, войну 1918−1920 годов и трагедию советских пленных в польском плену, войну 1939 года, 17 сентября, совместную польско-российскую борьбу с немецкими оккупантами и, наконец, период нашей дружбы во время существования ПНР и СССР. Закончится он авиакатастрофой 2010 года. Еще решается, займемся мы ли периодом 2010−2016 годов… Мы хотим показать всю палитру красок в наших отношениях, донести, что трагедия в Катыни не появилась из ниоткуда, раньше нас связывала история». Выставка будет адресована главным образом «нашим гражданам, жителям России, нашим школьным экскурсиям», а уж «примите ли вы (поляки — С.С.) ее послание или нет, это уже ваша проблема». Между тем, еще в 1990-е годы прошлого века был разработан полноценный проект Государственного Мемориального комплекса «Катынь», включающий, в том числе, и здание музея, посвященного трагедии расстрелянных на этом полигоне польских и советских граждан. Почему он так и не появился вовремя, и с чем это было связано, ИА REGNUM рассказал Никита ШАНГИН — главный архитектор этого проекта, а так же проекта аналогичного Государственного Мемориального комплекса «Медное» в Тверской области, где захоронено несколько тысяч расстрелянных НКВД польских военнопленных. ИА REGNUM : С чего все начиналось? Никита Шангин: В 1997 году наша мастерская (4-я Творческая мастерская Союза архитекторов России) стала победителем конкурса проектов мемориальных комплексов-парков памяти в Катыни и Медном. По техническому заданию предполагалось, что это должен был быть совместный российско-польский памятник жертвам политических репрессий с единым пространственно-планировочным решением. При этом, польское военное кладбище должно было стать автономной доминантой в рамках этой общей композиции. Хотя первоначально поляки хотели построить свой отдельный мемориал. Также было четко прописано, и польская сторона с этим согласилась, что на территории мемориала не должно быть никаких культовых сооружений, чтобы не делить погибших по конфессиям. Конкурс на проект польского военного кладбища поляки провели раньше, победивший там проект нужно было учитывать в нашей работе. Польское решение нам очень понравилось, мы постарались не только по-своему художественно высказаться на эту трагическую тему, но и подхватить эмоционально-стилистическую волну, заданную нашими польскими коллегами. Возможно, этот аспект тоже повлиял на решение жюри присудить нам победу. ИА REGNUM : Какая-либо из сторон имела право вето на решения другой стороны? Никита Шангин: Нет, такого не было. Мы могли делать все, что угодно, но посчитали необходимым корректно отнестись к уже сделанной работе наших коллег. После того, как наша мастерская выиграла конкурс, Польский комитет охраны памяти жертв борьбы и мученичества, курирующий эту работу пригласил нас приехать в Польшу, познакомиться и представить проект. В кабинете председателя комитета Анджея Пшевозника нас встретили проектировщики польской части комплекса, они понимали русский язык. Моя жена, которая наблюдала презентацию со стороны, после сказала, что поляки вначале были очень напряженными, но по ходу разговора постепенно оттаяли. Вскоре у нас установились очень теплые, дружеские отношения с авторами польской части мемориала — архитектором Войцехом Тарговски и скульптором Здиславом Пидеком. К сожалению, Здислава уже нет в живых, а с Войцехом мы и по сей день перезваниваемся на Рождество и Пасху. Кстати, сейчас, когда мы общаемся с Войцехом, я прошу его не верить всей этой грязи, которую выливают на нашу страну западные СМИ. А он мне отвечает, что они и не верят, что им понятно, что все это политическая пропаганда. Так вот поляки увидели, что мы хотим сделать, и оценили ту эмоциональную ноту, которая резонировала с их пониманием и видением. Мы отказались от шаблонов монументальности соцреализма, сделав акцент на символическую сторону. Главным объектом мемориала для нас являлся сам Катынский лес, выросший на костях тысяч невинно убиенных, сама земля, наполненная этими костями. Я не раз там натыкался на простреленные черепа. Поэтому мы старались максимально вписать архитектурные сооружения в существующий ландшафт. Например, одним из решений стали дорожки на сваях, чтобы посетители проходили над землей, хранящей мертвых, не попирая их прах. Сознательно отказались от таких штампов, как скорбящие фигуры, или рвущих оковы атлетов. Мы стремились погрузить посетителя в прошлое, чтобы он сам на себе почувствовал в полной мере то, что здесь творилось. ИА REGNUM : Существует ли разница между тем, что планировали, и что сделано? Никита Шангин: А ничего толком и не сделано! Российская сторона выполнила от силы 10% объема нашего проекта. И эти 10% удалось реализовать только потому, что иначе во время открытия Мемориального комплекса в июле 2000 года был бы скандал. Наш чиновничий аппарат на всех уровнях тормозил и саботировал работу по созданию парков памяти с самого начала. В 2000-м году должна была отмечаться 60-я годовщина катынской трагедии. Польская сторона поставила перед российской вопрос ребром — вы свою часть можете делать или не делать, это ваше личное дело, однако мы свою часть построим и откроем в любом случае и вовремя. Варшава тогда сама все организовала и построила на свои деньги, даже материалы и рабочих привезли из Польши. Но польское военное кладбище находится в глубине Катынского леса. Если бы поляки подготовили свою часть, а российская сторона сорвала бы строительство входной группы и подходов к польскому кладбищу — это же был бы вселенский позор. Так что в итоге по нашему проекту сделали только то, без чего польскую часть открыть было бы нельзя: входную группу с павильоном главного входа, две ритуальные площадки, дорожки, подводящие к польской части. Ну и частично обустроили безымянные братские могилы наших расстрелянных соотечественников, оказавшиеся на том участке, где проводились работы. На том и успокоились. Да, поставили православный крест, как будто все убитые здесь советские граждане были православными, а впоследствии, уже полностью игнорируя наш проект и планировочно, и стилистически, даже не поставив нас в известность, построили православный храм, совершенно не уместной здесь пряничной архитектуры. ИА REGNUM : Что же осталось сделать? Никита Шангин: Остальное — это самое главное — мемориальное сооружение «Дорога в вечность», представляющее из себя уходящий в небо и обрывающийся в воздухе пандус над берегом Днепра. Рядом с ним проектом предусматривалась главная ритуальная площадка, являющаяся кровлей музейного комплекса, заглубленного ниже уровня земли. Конечно, мы не разрабатывали концепцию экспозиции, но, по нашему мнению, суть ее должна состоять в том, что-то, что здесь совершалось, не должно повториться. Думается, что этот музей должен содержать в себе историко-исследовательскую, информационную и поминальную функцию. ИА REGNUM : Почему так произошло? Что помешало осуществить ваш проект? Никита Шангин: Прежде всего, министерство экономики и развития выделило на строительство лишь 10% того, что было необходимо по смете. То есть министерство культуры у нас само по себе, а минэкономразвития — само по себе. Минкультуры — в соответствии с решением высшего государственного руководства — проводит конкурс и запускает проект международного значения, а минэкономразвития его в упор не видит и не желает финансировать. Сказали, что к 2000-му году реализуем 1-ю очередь комплекса, без какой нельзя открыть польскую часть. А когда все успокоились, поляки получили то, что хотели, курирующая эту тему в правительстве Валентина Матвиенко сказала, что на наши кости ни копейки не даст. В 2010-м году случайно всплыла еще одна замечательная история. Мемориальный комплекс «Катынь» был передан в подчинение Государственному центральному музею современной истории России. Так вышло, что директор этого музея оказался одноклассником моего коллеги и соавтора проекта Михаила Хазанова. Так вот, при приеме дел обнаружился протокол совещания трех человек — директора Катынского мемориала Волосенкова, заместитель главы Смоленской области по культуре и начальника департамента музеев минкультуры РФ. Имен двух последних персонажей я не помню. Дело было в 2002 или 2003 году, эти трое постановили, что проект Хазанова-Шангина утратил свою силу. Вот просто так. И ни конкурсов вам, ни экспертиз, ни согласований, даже никого не извещая. После этого в Катыни начало твориться такое, что сегодня я туда ни за какие деньги не поеду. Для меня это кровоточащая рана. Когда я задал вопрос, какова юридическая сила этого документа, минкультовские чиновники ответили вопросом на вопрос: «Вы что, хотите судиться с министерством культуры?». Все ясно. О стилистике этой публики говорит и следующий эпизод. В марте прошлого года мне позвонил из минкультуры некто Николаев Михаил Николаевич и пригласил на совещание. По его словам, было принято решение возобновить работы, правда, не по Катыни, а по мемориалу в Медном, который начали строить в начале 2000-х годов, да так и забросили. Дальше такая последовательность событий. Со мной связывается дама, руководитель строительной фирмы, выигравшей тендер на проведение работ. Я показываю ей проект. Вижу заинтересованность и даже начинаю сдуру на что-то надеяться. Накануне совещания в министерстве культуры мне снова звонит Николаев и говорит, что заседание перенесли, предупредят после. А еще через два дня глава этой строительной фирмы спрашивает меня, почему я отсутствовал на этом совещании. Ну что тут еще говорить? ИА REGNUM : Применительно к планам построить музей, которые озвучило РВИО. Возможно, министр культуры Владимир Мединский провел другой конкурс? Никита Шангин: Мы бы знали об этом. Такое в нашей среде устроить кулуарно просто невозможно. Архитектурный цех достаточно тесен. ИА REGNUM : То есть, сейчас вашей разработкой будут пользоваться без вашего ведома? Никита Шангин: Нет, конечно. Для меня очевидно, что наш проект этой чиновной братии, что кость в горле. Он им глубоко чужд. Там что-то другое. И то, что они будут делать, видимо, не проходило ни через какой конкурс, поскольку итоги нашего конкурса никто не отменял. ИА REGNUM : Идеология музея в Катыни. Может ли она выходить за пределы непосредственно самого этого расстрела, охватывать более широкий период? Никита Шангин: Катынская история стала для меня в итоге личной историей. Я готов сегодня встретится с любым из «адвокатов», оправдывающих Сталина и НКВД, дискутировать с ними и я не оставлю от них камня на камне. Я знаю наперед все, что они скажут, ничего нового не предоставят. И на любой их «аргумент» у меня есть убийственный контраргумент, приведу такие доводы, которые они не смогут опровергнуть. Понимаете, Катынь в первую очередь — это наша проблема. Поляков там погибло примерно 4,5 тысячи человек, но на них приходится гораздо больше расстрелянных наших граждан. Сравните, 3 гектара польских могил и 95 гектаров советских могил! Министерство культуры, конечно, может вытворять, что угодно. Но я считаю, что выяснять отношения над костями неуместно. Для этого есть другие площадки.