Как создавалась победоносная школа советских шахмат

Прохладным мартовским вечером 1946 года Алехин курил и листал свежие газеты на открытой веранде Парк-отеля. Легкий козырек закрывал ему садящееся солнце. Поле для гольфа, лучшее в городе, а то и во всей Португалии, давно опустело. Свергнутые монархи, шпионы, теневые дельцы, полюбившие в годы войны курортный Эшторил как тихое местечко для жизни и встреч, наверняка уже перебрались в соседнее от Парк-отеля казино. Вдруг Алехин хлопнул газетой об стол с такой силой, будто рядом с его пепельницей села огромная, с чашку кофе, и злая муха, но никакой мухи там не было. Фултонская речь бывшего премьер-министра Великобритании Черчилля, пересказанная газетчиками, испугала Алехина. «Он хочет развязать новую войну! Мир потерял разум!» Действующий чемпион мира, парижский белоэмигрант Александр Алехин не был в России почти 26 лет, и вот теперь, когда всего-то месяц назад он принял вызов сыграть в Москве матч с советским претендентом Ботвинником, железный занавес опускался перед его лицом с отвратительным лязгом. Гражданская война вынесла Алехина во Францию. Начало Второй мировой отменило уже обговоренный чемпионский матч все с тем же Ботвинником, «наиболее выдающимся среди молодых шахматистов», как писал о нем Алехин. А третья, холодная, как месть, снова вмешивалась в его планы увидеть Россию. В романе советского гроссмейстера и литератора Александра Котова «Белые и черные» Алехин не может уснуть, мечтая о Москве, а наутро его находят мертвым в гостиничном номере. Алехин умер в ночь с 23 на 24 марта 1946 года – меньше, чем через сутки после того, как ФИДЕ, Международная федерация шахмат, официально утвердила его матч за звание чемпиона мира против Михаила Ботвинника. Сохранилось полицейское фото: Алехин, одетый в пальто, полулежит в кресле, чуть свесив голову набок, будто немного прикорнул после бессонной ночи. Перед ним на одном столе – шахматная доска, а на другом – большой кофейник и тарелки, оставшиеся после ужина, поданного ему в номер. Внезапная кончина Алехина обросла домыслами. Посредственная проза смерти – кусочек мяса, застрявший в горле и вызвавший асфиксию – не устроила сюжетослагателей. Писали даже о яде, подсыпанном ему кем-то из респектабельных завсегдатаев Парк-отеля: игроков в гольф и сотрудников спецслужб, то ли американских, то ли немецких, то ли советских. Непобежденный чемпион мира, гений, он не мог уйти из жизни просто так, глупо подавившись едой, – нет, это злой мир геополитики убивал мечту Алехина о возвращении в шахматы и в Москву. В конце 1945-го Алехина не пустили на первые после войны крупные турниры в Лондоне и Гастингсе: западные шахматисты объявили ему бойкот. Американские гроссмейстеры Ройбен Файн и Арнольд Денкер, выходцы из ортодоксальных еврейских семей, припомнили Алехину пару антисемитских статей, опубликованных в профашистской Pariser Zeitung. Почта шахматных журналов США ломилась от писем читателей, требующих не печатать партии Алехина. Была даже создана «комиссия по этике» во главе с голландцем, бывшим чемпионом мира Максом Эйве, исследовавшая факты сотрудничества Алехина с гитлеровским режимом. В вину ему ставилось участие в турнирах под эгидой Шахматного союза Великой Германии: в Мюнхене, в оккупированных Варшаве, Праге и Зальцбурге. И хотя авторство тех статей до сих пор остается дискуссионным, и сам Эйве играл не только на турнирах в капитулировавшей Голландии, но и против чемпиона фашистской Германии, бывшего киевлянина Ефима Боголюбова, известного своими антисемитскими взглядами, объяснений Алехина никто не слушал. Следующим шагом развернулась кампания по лишению Алехина чемпионского титула. Американцы настаивали на новом матч-турнире, который прошел бы в США с участием восьми сильнейших, но уже без Алехина, шахматистов. Шахматисты стали первыми советскими спортсменами, кому Сталин разрешил в середине 1930-х участвовать в международных профессиональных соревнованиях. Футболистам еще только дозволялось иногда играть на «рабочих Олимпиадах» с заводскими командами или против дружественных басков. Сильнейший теннисист страны Борис Новиков не мог мечтать даже об этом. А юный Михаил Ботвинник, сын зубных врачей из финской Куоккалы (тогда – Российская империя), инженер-электрик с дипломом Ленинградского политеха, играл на равных с главными звездами шахматного мира. В 1936 году 25-летний Ботвинник разделил вместе с легендарным кубинцем Капабланкой первое-второе места на престижном турнире в английском Ноттингеме, опередив и Алехина с Эйве, и две главные американские надежды, Ройбена Файна и Самуэля Решевского. Советский народ, ликуя, встречал Ботвинника у трапа самолета как победителя, Ботвинник отбил благодарственную телеграмму Сталину. В ноябре 1938 года в Голландии прошел турнир под эгидой местной радиокомпании AVRO, собравший всех лучших гроссмейстеров мира. Это была решительная схватка поколений, где «старики» (действующий чемпион мира Алехин и бывший Капабланка) с треском проиграли молодежи. Первое-второе места разделили 22-летний эстонский гений Пауль Керес и американец Файн. И хотя Ботвинник занял только третье место, в личных встречах он победил и Алехина, и Капабланку, а его героический статус в СССР возрос до Чкалова, Стаханова и Папанина, до покорителей неба, земли и Арктики. Партия между Капабланкой и Ботвинником была признана самой красивой на турнире. В 1950-е Ботвинник увидит в Голландии на витрине одной из кондитерских торт, где в точности была изображена позиция из той партии. Керес, Файн и Ботвинник уже всерьез претендовали на матч против чемпиона мира, который тогда, как и в современном боксе, мог сам диктовать время, место, гонорар и выбор соперника. В Голландии Ботвинник провел (как он всегда утверждал, на свой страх и риск, но в интересах советского народа) секретные переговоры с Алехиным. Тот выдвинул свои условия: матч должен пройти в Москве, призовой фонд – 10 000 долларов, из которых 2/3 получал победитель. Ни Эстония, ни США не были способны выполнить ни первый (понятно), ни второй (слишком дорого) пункт его условий. Вернувшись домой, Ботвинник получил добро от Сталина, но завтра началась война. И у Алехина, и у Ботвинника были «белые билеты», освобождающие от фронта по состоянию здоровья. Оба написали заявления о приеме в добровольцы. Ботвиннику отказали. Кировский театр оперы и балета (ныне – снова Мариинский), где танцевала его жена Гаянэ Ананова, эвакуировали в Пермь. Ботвинник выехал из Ленинграда вместе с женой. «Не переживай, – утешала его она, – будешь работать как инженер, на оборону». «Товарищ Ботвинник, вы еще пригодитесь советскому народу как шахматист. Уезжайте», – напутствовал его секретарь райкома партии. В Перми Ботвинник работал по специальности инженером, и это не было формальной припиской к заводу. Ботвинник всю жизнь серьезно занимался электротехникой. Став в 1948-м чемпионом мира, он даже ушел на три года из шахмат, чтобы написать докторскую диссертацию. В 1954-м, после смерти Сталина, предложил идею конвергенции, сочетания социалистических и рыночных методов управления экономикой, за что чуть не был изгнан из партии (эту концепцию впоследствии подхватит академик-диссидент Андрей Сахаров). В 1970-е Ботвинник руководил созданием одной из первых компьютерных программ для шахмат. В 1944-м возобновился чемпионат СССР, Ботвинник его уверенно выиграл. Постепенно он набрал отличную форму. В сентябре 1945-го сборная Советского Союза, предваряя близкие споры, кто тут сильнейший, безоговорочно разгромила в радио-матче сборную США 15 1/2 на 4 ½. «Молодцы, ребята», – передали советским шахматистам устное поздравление Сталина. Для 48-летнего Алехина это была уже вторая война против Германии, но в составе французских войск добровольцем воевал он недолго. Париж пал за два месяца 1940 года. По одной из версий, Алехин был арестован немцами, где ему припомнили не только офицерские погоны, но и отказ приехать в Берлин на шахматную Олимпиаду 1936 года, и призыв бойкотировать сборную Германии на Олимпиаде-1939. Алехина отпустили. Он скитался по турнирам, иногда давал сеансы одновременной игры офицерам вермахта, шахматы оставались его единственным и скудным заработком. Свое соглашательство Алехин объяснял после войны желанием спасти жену от верной гибели: Грейс Висхар была американкой еврейского происхождения. Германская администрация обещала не трогать Грейс в обмен на его лояльность: играй в шахматы, пиши о шахматах, ничего более. Выехав в 1943-м из коллаборационистского Парижа на турнир в Испанию, Алехин не захотел больше возвращаться под немецкий надзор. Удаляясь все дальше на юг, уже весь больной, он осел, помрачнел, запил в португальском Эшториле (Грейс к нему не приехала), откуда и послал осенью 1945-го отчаянный сигнал SOS: в британском журнале Chess вышло его интервью под заголовком «Две войны разорили меня». Алехин просил Ботвинника о встрече. 11 января 1946-го Ботвинник написал Сталину, напоминая о договоренностях 1939 года. Сталин знал толк в красивых литературных сюжетах. Опустившийся русский гений, бывший офицер царской армии, награжденный за личную храбрость в Первую мировую двумя «георгиями», после долгих мытарств приползал на Родину, чтобы передать шахматную корону новому советскому человеку. Члену ВКП (б), признавшемуся (ну или лукавившему), что с 9 лет проникся коммунистической идеологией. В правительстве началась срочная подготовка к матчу Алехин – Ботвинник. Ну или, по выражению одной из болгарских газет: «Россия как заботливая мать поддержала блудного сына в самый трудный для него момент». Воскресным утром 24 марта Ботвинник завтракал дома, к нему пришли друзья, они пили чай и болтали, когда позвонил телефон: «Страшная новость. Умер Алехин». – «Алехин?» Да, его фамилия была АлЕхин. Не «Олёхин», как объяснял, возмущаясь, он сам. Впервые за полстолетия шахматы остались без чемпиона мира. Новый миропорядок с трудом выстраивался весь 1946 год. Американцы тянули на свою сторону: матч-турнир на территории США с участием 20 претендентов. Или (строго секретные переговоры) матч между Максом Эйве и Самуэлем Решевским. Пятый чемпион мира голландец Эйве остался единственным, кто когда-то обладал этим титулом (Капабланка скончался в 1942-м). И единственным, кто побеждал Алехина в матче за звание чемпиона. Достаточные аргументы для того, чтобы объявить Эйве претендентом номер 1. В его соперники продвигали Решевского, одного из сильнейших на тот момент шахматистов США, одногодка Ботвинника, также, как и он, родившегося на западном краю царской России – в небольшом польском городке неподалеку от Лодзи. Сталин, конечно, не мог допустить, чтобы Штаты сорвали намеченный триумф советских шахмат. Это была длинная и не без изящества разыгранная партия, где пешка вдруг стала проходной. Международная федерация шахмат не играла до войны серьезной роли, но именно ее голос в итоге стал определяющим, до мелочей совпав с детальным планом, разработанным Ботвинником: матч-турнир 6 претендентов. Файн и Решевский прилетели в Москву на переговоры, передав для советского вождя подарок: курительную трубку с резными деревянными фигурками, Сталин и Рузвельт мирно играли в шахматы. Перетащили потихоньку на свою сторону и Эйве. Первая половина турнира должна была пройти в 1948 году в голландской Гааге, другая – в Москве (очередность решилась жребием). Учли и пожелания ортодокса Решевского. Календарь был составлен таким образом, чтобы его матчи не попадали на шабат. От участия в чемпионском турнире отказался один Файн, чьи корни тоже глубоко уходили в Российскую империю (папа из Варшавы, мама из Одессы). В войну он работал в секретном аналитическом отделе при ВМФ США, а вскоре и вовсе завершил шахматную карьеру, защитив докторскую диссертацию и став психоаналитиком фрейдистского толка. Подготовку к чемпионскому матч-турниру Михаил Ботвинник начал за полгода до его начала, в сентябре 1947 года, уехав в санаторий. В отличие от импульсивного Алехина, дворянина, решительного воина (он говорил, что не играет в шахматы, а борется), картежника и гуляки, Ботвинник был педант, его часы тикали размеренно. За аналитической работой шел отдых – сон или прогулка по лесу. Свежий воздух, никаких сигарет. За подготовкой в санатории – подготовка в доме отдыха. За интеллектуальными усилиями – физические упражнения. Он тренировал нервную систему, включая на полную громкость радиоприемник и прося своего тренера и товарища Вячеслава Рагозина курить самые вонючие папиросы, а сам сидел и учился, не отвлекаясь ни на что, спокойно работать за шахматной доской. Не только в футболе или боксе, но и в шахматах важна отменная физическая форма – это Ботвинник понял первым. Этой зимой он даже научился ходить на лыжах. Всю подготовку Ботвинника оплачивало государство. Еще в 1939-м он получил телеграмму от председателя правительства Молотова: «Если решите вызвать шахматиста Алехина на матч, желаем вам полного успеха. Остальное нетрудно обеспечить». Остальное – это были деньги, мелочь, легко решаемый вопрос. В Государственном архиве Российской Федерации хранятся приказы и распоряжения Всесоюзного комитета по физической культуре и спорту: выдать тов. Ботвиннику 3000 рублей, 4000 рублей для отдыха и тренировок в санатории. К началу марта, старту чемпионского турнира Ботвинник вышел на пик формы. После двух кругов в Гааге он безраздельно лидировал, набрав 6 очков из 8 возможных, не сумев победить лишь одного претендента – восходящую звезду советских шахмат 25-летнего москвича Василия Смыслова. «Надо больше продолжать в том же стиле. Побольше дебютных изюминок, больше точности, деловитости и оптимизма!» – записал в дневнике Ботвинник. На полтора очка от Ботвинника отставал Решевский. Макс Эйве безнадежно шел последним. 11 апреля в Колонном зале Дома Союзов началась заключительная, «московская», часть турнира. По Охотному ряду и Пушкинской улице (ныне – снова Большая Дмитровка) не смог бы проехать не только автомобиль, но даже велосипед – так плотно стояли тысячи болельщиков, не сумевших попасть внутрь, в ожидании побед советских шахматистов. Но сильнее всего нервничали партийные боссы. Член Политбюро Андрей Жданов мучил Ботвинника вопросами, не уступит ли тот первенство американцу. Ботвинник обижался. Накануне в том же Колонном зале шахматных гостей потчевали лучшим концертом. Пел Сергей Лемешев, играла на скрипке лауреат Всесоюзного конкурса Галина Баринова, танцевал ансамбль Игоря Моисеева. И, конечно, балет Большого театра с солистами Галиной Улановой и Владимиром Преображенским. Ботвинник дружил с Улановой и сам любил танцевать (она ему даже отпускала комплименты). Он ей спустя годы ответит дружеской подначкой: фокстрот у тебя получался не очень. Правительство вообще сделало всё, чтобы западные гости, шахматисты и их секунданты, судьи, журналисты и чиновники ФИДЕ, при каждом своем шаге чувствовали парадное торжество советского строя. Каждый их свободный день был заранее распланирован и утвержден в Совмине в документе под названием «распорядок пребывания»: осмотр выставки в честь 800-летия Москвы, поход во Дворец культуры автозавода имени Сталина, Третьяковка, Большой, Музей революции, Центральный дом Красной армии имени Фрунзе. В первых московских турах Решевский проиграл и Смыслову, и еще одному представителю Советского Союза Паулю Кересу, считавшемуся до начала турнира главным соперником Ботвинника. 32-летний Пауль Керес (место рождения – Нарва, Петроградская губерния) играл в шахматы всегда. И в составе сборной независимой Эстонии на гитлеровской Олимпиаде-1936. И когда в 1939-м Эстония стала советской, а все банковские счета Кереса были национализированы. И когда пришли немцы – продолжал играть, в том числе на турнире в оккупированном австрийском Зальцбурге, где он разделил первое-второе места с Алехиным. В 1944-м Керес во второй раз стал гражданином СССР. Для начала его арестовали. Потом выпустили: играй в шахматы, пиши о шахматах, ничего сложного. В 1947-м Керес выиграл в отсутствие Ботвинника чемпионат СССР. Ботвинник его недолюбливал. Вскоре они станут приятелями. И хотя Ботвинник в третьем круге проиграл белыми Решевскому (первое его поражение на турнире), советские шахматисты постепенно наращивали преимущество до неоспоримого. Примерно в конце апреля во Всесоюзном комитете по делам физкультуры и спорта был разработан «Порядок объявления нового чемпиона мира». Машинописный оригинал хранится в Государственном архиве Российской Федерации и не допускает сомнений: «После окончания последней партии главный судья гроссмейстер Милан Видмар объявляет результат матч-турнира (коротко) и провозглашает чемпиона мира словами: «Да здравствует новый чемпион мира, гроссмейстер Советского Союза …….. Ура». В пропущенную строку оставалось лишь вписать одну из трех фамилий – Ботвинник, Смыслов или Керес. Присутствующие в Колонном зале («ура, товарищи!») должны были стоя поприветствовать победителя, потом, по порядку, на сцену поднималась чемпионка СССР по шахматам Елизавета Быкова и вручала (кому: прочерк) букет цветов. Далее следовали поздравления от шахматистов-комсомольцев, шахматистов-рабочих, а завершал дело праздничный концерт. 1 мая 1948 года участники турнира совершили «прогулку на автомашинах по городу и осмотр праздничной иллюминации». 3 мая, после недельного отдыха, Ботвинник загнал Решевского в цейтнот и победил («играл плохо, но он еще хуже»). Сомнений, какой фамилией заполнять прочерк, ни у кого не осталось. В последнем туре Ботвинник проиграл Кересу, что помогло сформировало первую советскую тройку: 1. Ботвинник, 2. Смыслов, 3. Керес. Побежденные, Эйве (последнее место) и Решевский (предпоследнее), были награждены очень щедро. В архиве есть и расписка о расчете, данная казначеем шахматной секции СССР Е. Рофманом. Самуэлю Решевскому был выплачен гонорар в 2000 долларов (за приезд), 1750 (призовые за 4 место) и 834 доллара 80 центов возмещения за дорожные расходы. Проиграй Алехин в 1939-м Ботвиннику чемпионский матч, он заработал бы примерно столько же. Большой любитель музыки и пения Макс Эйве (ему оплатили проживание в Москве вместе с женой и дочерью), кроме гонорара и призовых получил в подарок сотни грампластинок. Список для закупки, видимо, составляли наспех, авторучкой, уже перед отъездом, на маленьких блокнотных листах: от русской классики («Евгений Онегин» Чайковского, симфония №3 Рахманинова) и народных песен (на одной стороне – «Вот мчится тройка почтовая», на обратной – «Саратовские частушки») до свежих советских хитов («Если любишь – найди» Константина Листова и Льва Ошанина в исполнении Леонида Утесова). Ботвиннику, Смыслову и Кересу присвоили звания «заслуженных мастеров спорта СССР». Но вряд ли благодарность Совмина ограничилась только этими значками. Сталин торжествовал. Все получилось, как нельзя лучше. По центральному проходу Колонного зала шли пионеры-горнисты (салют Ботвиннику!), стоя аплодировали герои-летчики (привет Ботвиннику!), Елизавета Быкова вручала букет цветов, Ботвинник склонял в почтении голову и престарелый судья словенец Милан Видмар водружал на его шею огромный лавровый венок шестого чемпиона мира по шахматам. И первого – советского. На следующем турнире претендентов, прошедшем в 1950 году, 7 из 10 участников будут представлять СССР. Из США не будет ни одного. На шахматном троне Михаила Ботвинника сменит Василий Смыслов, Смыслова – Ботвинник, Ботвинника – Михаил Таль, Таля – снова Ботвинник, Ботвинника – Тигран Петросян, Петросяна – Борис Спасский. Советская шахматная машина будет бесперебойно побеждать 24 года, пока ее не остановит сумасбродный гений Бобби Фишер. Использованы материалы Государственного архива Российской Федерации