Вице-президент РАН Степан Калмыков: Лишних знаний не бывает
Знаний много не бывает. Физики и химии в чистом виде не осталось. А любовь - это чистая химия и немного от себя. С таких оценок и мимолетных "открытий" начался наш диалог с вице-президентом РАН, научным руководителем химического факультета МГУ академиком Степаном Калмыковым о подготовке кадров и профессиональном выборе, который случается у каждого в начале пути.
В этом году началась активная перестройка программ и всей системы высшего образования в нашей стране. В чем подходы РАН и минобрнауки здесь совпадают, а где и какая требуется отладка?
Степан Калмыков: Современный взгляд на подготовку кадров диктует необходимость междисциплинарного подхода. Ни физики, ни химии в чистом виде уже практически не осталось. И быть специалистом в какой-то одной узкой области сегодня уже недостаточно. Пройдет три года, пять, десять лет - и то или иное направление вообще может стать не актуальным. Несмотря на свои научные звания, ты рискуешь оказаться просто лаборантом, который из года в год станет воспроизводить уже известное. Для работы в науке и в тех отраслях, что "заточены" на инновации и науку, нужны специалисты с активным багажом фундаментальных знаний в своей и смежных областях.
И в этом понимании у минобрнауки и РАН нет разногласий? Инженерных специальностей это тоже касается?
Степан Калмыков: Принципиальных расхождений нет. А подготовка инженерных кадров - предмет отдельного разговора. Тут другие требования и свои, в значительной степени прикладные задачи.
Главное для студентов и молодых ученых - широко смотреть на мир и как губка впитывать знания. Фото: Александр Емельяненков/РГ
Как оцениваете результаты приемной компании этого года - и в количественных и, главное, качественных показателях?
Степан Калмыков: Общие итоги подводить не берусь - могу сказать по МГУ с опорой на химический факультет и специальности нашего профиля. Конкурс был высокий и наблюдается некоторое увеличение проходного балла. При этом надо учесть, что МГУ и его химический факультет - это пять экзаменов: по четырем предметам ЕГЭ плюс дополнительное испытание по химии уже в университете.
Во многих школах панически боятся ЕГЭ по физике и особенно - по химии. Страдает общая подготовка или сам экзамен по этим предметам намеренно усложнен?
Степан Калмыков: Каких-то перепадов с общим уровнем подготовки абитуриентов в последнее время не наблюдаем. А что касается заданий ЕГЭ - из года в год их содержание меняется. В чем-то чуть проще, где-то сложнее или даже очень сложно. Помню, что в 2022-м жаловались на очень трудные задания по химии. Хотя на деле, как мне говорили коллеги, ничего особо сложного там не было. В сравнении с предыдущими годами - да, труднее. Но труднее для всех, кто этот предмет выбрал и сдавал по нему экзамен.
Для работы в науке и в тех отраслях, что не "заточены", нужны специалисты с активным багажом фундаментальных знаний в своей и смежных областях
То есть все абитуриенты в равных условиях?
Степан Калмыков: Да. Просто оказалось меньше тех, кто набрал сто баллов или около того.
А почему вы сами выбрали радиохимию? Прямо скажем, не самая популярная специальность в начале 90-х, когда атом стал почти ругательным словом. Куда больше было желающих стать экологами, а вы - в радиохимики.
Степан Калмыков: Тут нет противоречия. В радиохимии много в том числе экологических задач, связанных с поведением радиоактивных веществ в окружающей среде. Если это токсичные и радиоактивные элементы, надо понимать, как они себя поведут, как поступать с теми же радиоактивными отходами. То есть и там, и тут мы выходим на решение насущных технологических задач.
А в том, что касается выбора, ответ простой - это роль личности, роль научного руководителя, которого я встретил и который меня увлек. Это профессор Московского университета Юрий Александрович Сапожников. Он чернобылец, участвовал в ликвидации аварии и, несмотря на это, сумел дожить до 88 лет.
Ваш наставник не противопоставлял радиоэкологию и радиохимию?
Степан Калмыков: Напротив! Под его руководством мы начинали первые экспедиции на Черном море с отбором проб донных осадков, воды - чтобы выявить количество и состав радионуклидов, которые могли попасть туда в результате чернобыльской аварии. Тут вам и радиация, которой пугают, и радиоэкологический мониторинг...
Теперь и я говорю студентам, что в науке нет неинтересных вещей. Главное - правильно сориентироваться, понять, где, как, в каком качестве ты хочешь себя реализовать.
Что из студенческой жизни памятно сейчас более всего? Вы ведь москвич, с общежитием годы учебы не связаны...
Степан Калмыков: Да, москвич, жил дома с родителями, но в общежитие к друзьям ходил. Это со мной до сих пор и, надеюсь, всю жизнь будет - друзья, которые появились в годы учебы. Со многими я поддерживаю отношения. Кто-то остался на химфаке, и мы вместе работаем, кто-то перешел в академический институт, кто-то за границу уехал, но мы все равно дружим. Думаю, многие со мной согласятся: друзья студенческие - это то, что у нас не отнять.
Летние практики у студентов сохранились, сейчас пытаются возродить стройотряды. А выезды на картошку - это вам знакомо?
Степан Калмыков: Да, еще застали... На химфаке наш курс стал последним, когда отправляли убирать картошку. А подшефный колхоз - в районе Уваровки, это к западу от Москвы, недалеко от Бородино. Мы последние там были: и за комбайном в поле собирали, и на сортировке работали, и на кухне, где сами себе еду готовили. Не знаю, жив еще колхоз или нет, как-то я мимо проезжал - видел разрушенные корпуса.
А какая у вас была стипендия и что на эти деньги можно было купить?
Степан Калмыков: Точную цифру уже не назову, но сумма какая-то мизерная.
Выходит, за тридцать лет ситуация не сильно поменялась. Стипендия должна покрывать основные потребности студента?
Степан Калмыков: В идеале - да. Стипендия должна быть нормальной, а как это сделать, разные механизмы обсуждаются. Например, чтобы государство выплачивало студенту достаточную для учебы и жизни сумму, а потом, получив диплом и устроившись на работу, он это компенсировал. Но я не большой сторонник такого подхода, поскольку он нарушает принятые механизмы на рынке труда, где большая роль частных компаний. Сегодня они - основные работодатели.
Не становится ли вам обидно, когда слышите, что "химия - это отрава"? Почему про физику так не говорят?
Степан Калмыков: Неожиданный поворот. Если честно, не задумывался, почему про физику такое не говорят. А химофобия действительно имеет массовый характер. К сожалению, немало способствуют этому и средства массовой информации: чем "круче", агрессивнее подача, тем выше рейтинги. Как-то слышал от вашего коллеги с телевидения: "Труп оживляет сюжет". И этому правилу, увы, следуют. Но ужастики, связанные с химией, чаще всего совершенно не соответствуют реальности.
Да, с одной стороны, химия - это опасные вещества, в том числе отравляющие, радиоактивные, взрывчатые. А с другой - все, что нас окружает, все материалы, которые мы носим, из которых строим дома, с помощью которых получаем и передаем электроэнергию, лекарства - это тоже химия. Без нее невозможно продление жизни, нельзя создать новые лекарственные формы, не могут развиваться генетические исследования.
Поэтому для здравомыслящих людей тут необъятное поле - и для собственного познания, и для просвещения наших сограждан, популяризации того, какую роль играют химия и химические технологии в формировании нашего будущего.
А как бы лично вы истолковали фразу "Любовь - это химия"?
Степан Калмыков: Так и есть, как сказано. Потому что все когнитивные процессы, наши чувства, эмоциональное состояние определяются теми или иными химическими процессами. Самые простые, казалось бы, молекулы - серотонин, адреналин, допамин и еще с десяток подобных или не сильно отличающихся друг от друга - определяют в значительной степени и нашу способность любить, и способность воспринимать информацию, нашу память, другие когнитивные функции.
Ну а любовь - она бывает разной и определяется соотношением молекул: любовь к Родине, любовь к ребенку, любовь к девушке, если речь о молодом человеке. В нашем представлении все очень тонко, индивидуально и непредсказуемо, а на деле определяется совокупностью тех или иных биохимических процессов и зачастую очень простых с точки зрения структурной формулы молекул. С патологиями, к слову сказать, так же: резкое увеличение или, наоборот, уменьшение роли той или иной молекулы ведет к нейродегенеративным заболеваниям: болезнь Альцгеймера, болезнь Паркинсона. То есть молекулы очень важны, и это все - химия.
Степан Калмыков: Быть просто узким специалистом сегодня недостаточно. Фото: Александр Емельяненков
Лишних знаний не бывает - так обычно говорят первокурсникам. А что академик Калмыков мог посоветовать им в практическом плане?
Степан Калмыков: Универсальных рецептов нет. А мой совет - смотреть на мир широко открытыми глазами. И ту информацию, которую дают профессора, доценты, ассистенты в институтах и университетах, поглощать как губка. Потому что лишних знаний действительно не бывает. В полной мере это сознаешь, когда начинаешь заниматься крупными междисциплинарными проектами. Тут и выясняется: знаний радиохимика недостаточно, чтобы преуспеть в радиохимии. Для этого нужно знать химию вообще: органику, неорганику, материаловедение, физическую химию и так далее. Так что первое и главное - широко смотреть на мир и как губка впитывать знания.
А второе - обрастать друзьями, которые и через годы, на большом расстоянии все равно остаются друзьями. Это нужно не только ради деловых, профессиональных связей или научной карьеры, а и для души, чтобы жизнь была полноценной и не переставала удивлять.
Александр Емельяненков, "Российская газета" Илья Круглянский, студент 1 курса РХТУ им. Д.И. Менделеева, Новосибирск - Москва
