Советская власть уничтожила сельские школы. Теперь учителей пытаются заманить обратно
В России с XIX века вместе со стремительным ростом городов происходил столь же стремительный упадок деревень, а вместе с ним и сельских школ. Они прошли путь от мифа о безграмотных царских крестьянах к мифу о великом советском образовании и пережили робкие попытки модернизации в 1980-х и 2000-х, которые привели только к оптимизации школ. В такой ситуации есть два варианта: признать, что образование в деревнях не нужно (как и деревня России в принципе, а речь идет о четверти населения страны), или попытаться изменить ситуацию. В материале «Ленты.ру» — прошлое и будущее российских земских школ.
Запутанная история
Рассказывая об истории Родины, советский учитель начальных классов вкладывал в головы учеников информацию о том, что в царской России была ужасающая неграмотность, образование было доступно лишь господствующим классам — что уж тут говорить о крестьянах. В качестве положительного примера приводилась разве что школа в Ясной Поляне, которую Лев Толстой открыл для крестьянских детей в 1859 году.
Однако, несмотря на то что ситуация с грамотностью в Российской империи действительно была плачевной, в целом все выглядело не так однозначно. Еще в начале XVIII века среди так называемых «гулящих людей», которые приезжали на село по своей собственной инициативе, распространилась практика «вольных школ». Конечно, такое образование не было обязательным — «гулящие люди» (в основном это были ссыльные или отставные солдаты) приходили в тот или иной дом и занимались обучением детей по просьбе главы семьи. Жалование же таким учителям обычно платили либо разбогатевшие крестьяне, либо дворяне-помещики, которым была небезразлична судьба своих крепостных. Немалую роль играли в зарождающейся сельской системе образования и священники, которые также преподавали грамоту подрастающему поколению.
В XIX веке после отмены крепостного права стали активно открываться земские школы, которыми управляло Министерство народного просвещения. Они были бесплатными, и в них обучались как мальчики, так и девочки 8-12 лет, а преподавали народные учителя и священники, обучавшие Закону Божьему. Интересно, что в начале XX века существовали планы по всеобщему образованию детей с 5 до 15 лет.
Однако миф о практически тотальной безграмотности крестьян в Российской империи существовал, и его появлению было несколько причин. Как пишет в своей работе социолог Марина Буланова, одни просто не хотели во время переписи населения информировать власти о своей грамотности, другие не хотели ставить подписи под официальными документами, третьи умели читать, но писали плохо и потому объявляли себя неграмотными. Проблема действительно существовала, но пути ее решения искали.
Большевики, взявшие власть в 1917 году, в свойственной им тогда радикальной манере полностью отвергли «тяжелое наследие царского режима» и решили все начать с чистого листа — ликвидировать неграмотность в стране через 10 лет (разумеется, в такой срок это сделать не удалось).
Сельские школы стали преобразовывать в школы крестьянской молодежи с трехлетней программой обучения. Интересно, что в царское время многие родители неохотно отдавали детей в школу из-за того, что «там ничему полезному не учат» — то есть, чего читать учиться да про Закон Божий от попа слушать, когда пахать надо? В советских же школах как раз на производственную деятельность и делался упор, только пахать уже приходилось не столько на себя, сколько на молодое советское государство.
Но на заре советской власти к образованию допускали далеко не всех — наоборот, после 1929 года сельские школы стали чистить от «неблагонадежных элементов». А это были и дети ремесленников, и народных учителей, и «кулаков», и «середняков», и духовенства, и многих других слоев населения. Дошло до того, что на селе половине детей 8-12 лет было попросту отказано в начальном образовании.
Классовая борьба несколько поостыла к 50-м годам, а индустриализация и движение к сокращению мелких сельских поселений привела к вымыванию сельского населения в целом. Деревня стала просто площадкой, с которой у большинства представителей молодежи начинался путь к городской жизни. В этих условиях малокомплектным школам государство уделяло мало внимания.
Как пишет в своей работе доктор исторических наук Марина Войтеховская, из сельской школы тогда стали исчезать вековые традиции взаимоотношений между учителями и учениками, учителями и родителями. «В результате произошло отторжение семьи от школы, родители перестали в массе своей участвовать в ее деятельности, нарушилось чувство единения сельской школы и сельской семьи, школа во многом утратила прежние позиции культурного центра села», — отмечает она.
Сельские общеобразовательные учреждения приходили в упадок, многие закрывались. Лишь в 80-х годах пытались как-то поправить положение, взяли курс на сохранение малокомплектных школ и подготовку в них кадров для совхозов и колхозов, однако, по понятным причинам, длилось это недолго. В 90-х годах деградация сельских школ ускорилась, а в начале 2000-х вообще приняли концепцию, согласно которой школы в мелких населенных пунктах следует ликвидировать и объединять в более крупные. Разумеется, необходимость ездить в райцентр для получения среднего образования не могла отразиться положительно на привлекательности жизни в деревне.
«Нет школы — нет деревни»
Число сельских общеобразовательных организаций продолжает снижаться, причем наиболее резкое падение видно именно после начала «оптимизации» — если в 2000 году их было еще 45 тысяч, то в 2014 — всего 26 тысяч. Впрочем, важно понимать, что образовательная система реагирует прежде всего на запрос общества: если некого учить, то значит и школа не нужна. С другой стороны, если негде учиться, как вообще в таком населенном пункте жить? Как пишет Марина Буланова, «нет школы — нет деревни».
В 2000-х страна начала выходить из демографической ямы, и среднее количество детей на одного сельского учителя увеличилось. Однако сокращение учительского состава и укрупнение школ в райцентрах продолжалось вплоть до 2018 года.
Понятно, что в такой ситуации следует либо вообще признать, что деревня в России рано или поздно вымрет, или что-то делать. В России в 2019 году объявили о реализации нацпроекта «Образование», целями которого являются возрождение сельских школ, реализация проектов по привлечению учителей в деревню, введение новых программ цифрового обучения и обновление инвентаря учебных заведений.
В 2019 году в России начали активно обсуждать возможность введения программы «Земский учитель» — по аналогу с уже работающей программой «Земский доктор». Ее поручил запустить президент Владимир Путин в своем обращении к Федеральному собранию в феврале. Он предложил начать уже в 2020 году.
Сейчас программа находится на стадии проработки. Она предполагает внушительный социальный пакет для учителей до 55 лет (или 50 — пока точная цифра не называется), которые решат переехать в села или малые города. Такая возрастная политика, по задумке, позволит привлекать в сельскую местность не только молодых специалистов, но и уже опытных педагогов. Ожидается, что в рамках программы учителя смогут рассчитывать на единовременную выплату в размере одного миллиона рублей, которая не будет облагаться НДФЛ. Правительство подготовит программу не позднее 1 декабря.
Для облегчения поиска «рекрутов» планируется создать специальный интернет-портал, где будут публиковаться все доступные вакансии в деревенских школах регионов России.
За чистым воздухом и деньгами
Появляются и общественные инициативы при поддержке банковского сектора, хотя пока что куда более скромные. Так, благотворительный фонд «Вклад в будущее» поддерживает проект «Учитель для России», который помогает обновлять и развивать российскую массовую школу прежде всего в небольших населенных пунктах. В ее рамках специалисты получают достаточно высокую зарплату, специальную стипендию и жилье на время участия в программе.
Ирина Демидова — одна из участниц программы — уехала на два года работать в село Росва Калужской области. Она рассказала, что столкнулась с множеством проблем, и главная из них — отсутствие энтузиазма у обычных сельских учителей, которые «никуда, кроме педагогического вуза» не смогли поступить. Это отражается на их учениках.
«Для меня было шоком, когда я попросила мальчика нарисовать то, что он любит, — и ребенок не смог. Просто отвечал: "Я не знаю". Через два года ему выбирать профессию — и такими темпами это будет очередная история про "работу, которую я не люблю, но нужно зарабатывать деньги"», — говорит Демидова.
Впрочем, Руслан Хужин, который теперь преподает физику, информатику, технологию и астрономию в общеобразовательной школе села Криулино, поначалу тоже не предполагал, что когда-то будет учить детей. Но на практике в университете ему понравилось преподавать, и он, изучив рынок труда Екатеринбурга, решил поискать счастья за его пределами. Стимулами работать сельским учителем стали вполне сравнимая с другими вакансиями зарплата, а также социальные программы для молодых специалистов.
«Решающим фактором стала, конечно, квартира», — признается он.
Руслан подписал договор о том, что пять лет обязуется преподавать в сельской школе, и уже через четыре года получил сертификат на приобретение жилплощади. При этом его деревня не где-нибудь в глухомани, а буквально в пяти километрах от города.
«Если было бы километров 10-15, я бы тоже согласился, — размышляет Хужин. — Да и потом, пять лет — это не такой уж и большой срок. Раньше, говорят, жилье и по 10, и по 15 лет ждали».
Работы оказалось море. Помимо того, что он трудился в екатеринбургском филиале РЭУ имени Плеханова, его профессия была очень востребована в окрестных селах.
«Все равно учителей не хватает, — говорит он. — Постоянно то туда, то сюда приглашают, зовут, потому что, опять же, существует проблема с физиками, преподавателями информатики, географии, химии — такие предметы всегда востребованы».
В сельской школе многим учителям приходится совмещать специальности, за исключением, пожалуй, филологов — учителя русского и литературы, а также иностранного языка обычно загружены по полной. Руслану Хужину повезло — после окончания вуза он получил специальность «преподаватель физики и информатики», а другим учителям приходится идти на курсы повышения квалификации, чтобы совмещать, например, ОБЖ и физкультуру. Еще меньше везет преподавателям сельских школ, которые расположены вдалеке от городов, — там один учитель может вести аж до пяти предметов.
Зато в сельской школе, рассказывает Руслан, и дети немного другие — ведь на селе все друг друга знают, «каждый друг другу брат или сват». «Особенно если ты из этого населенного пункта, у тебя и рычагов давления больше, — объясняет Хужин. — Городской ребенок практически ничего не боится. В плане того, что если ты будешь ему говорить, что вызовешь родителей в школу, — на него это особо не подействует».
Но проблемы, конечно, есть, и основная заключается в том, что, закончив школу, практически все дети уезжают учиться в город, и мало кто возвращается, говорит Хужин. Екатеринбург — большой, там быстро привыкаешь к городской жизни и вряд ли потом захочешь вернуться в родное село.
© Андрей Бородулин / «Коммерсантъ»Впрочем, так бывает не всегда. По словам Анастасии Рихерт, учительницы младших классов и логопеда средней общеобразовательной школы поселка Прутской, что в 30 километрах от Барнаула, воспитанники, хотя и получают образование в городе, все равно возвращаются в родное село, а некоторые сами начинают преподавать в школе.
«Если раньше детки после 11 класса уезжали в город и там снимали квартиры, жили в общежитиях, то на данный момент они практически каждый день приезжают домой, потому что у нас теперь ходят "Газели" — первая уходит в 6:20, поэтому они спокойно успевают на лекции, а последняя приходит в полдевятого, поэтому можно и до позднего вечера в библиотеке сидеть, учиться», — говорит она.
Потому, предполагает она, дети и не теряют связи с родным поселком.
Сама Анастасия попала в Прутской практически случайно. Жила и училась в Барнауле, там же познакомилась со своим будущим мужем, уроженцем поселка, и когда он захотел вернуться — уехала с ним. Так совпало, что в поселке живет ее бабушка, и она сама в детстве часто ездила туда на лето.
По ее словам, в Прутском «для детей есть все — и футбол, и лыжи, и танцевальные кружки, и вокальные».
«Даже пример приведу: мой сын занимается в казачьем хоре, и мы уже с ним объехали весь Алтайский край и даже за пределами были. Выигрывали с ним конкурс и ездили в Москву в прошлом году, десять дней мы жили там», — рассказывает она. Говорит, что обратно в Барнаул не собирается. «А зачем уезжать? — рассуждает она. — У нас все хорошо в поселке, тут так здорово».
Учитель Хужин не особенно верит в госпрограммы. Говорит, что они не работают «на дальнюю перспективу».
«Я смотрю по "Земскому доктору" — многие врачи приходят, получают деньги, работают какой-то срок, уходят в декрет, и все — их не видно и не слышно, — рассказывает он. — В деревне у нас текучка хорошая. То же самое — с учителями. А у нас же огромная доля женщин в школе. Они будут получать этот подъемный миллион рублей, два-три года работать, а потом уйдут в декрет».
Выход из этой проблемы он видит один — «привязывать» учителей и медработников жилплощадью. Он приводит свой пример — в городе его сокурсники до сих пор не имеют своих квартир и живут уже с семьей и детьми на съемных квартирах, а у него своя есть с 2008 года.
Большие города продолжают оставаться центром притяжения, и, похоже, сделать так, чтобы люди стали массово уезжать из них в сельскую местность, практически невозможно. Тем не менее это не значит, что деревня должна умереть — многие семейные люди среднего возраста наверняка скажут, что с удовольствием бы жили не в бетонных коробках, испытывая постоянный стресс от низкочастотного гула мегаполиса, а поближе к природе и желательно в своем собственном доме. Другое дело — где учить детей, как получить качественную медицинскую помощь… И пока проблемы не будут решены в большинстве сельских населенных пунктов, ждать возрождения российской деревни — сродни надежде на внезапное чудо.