В Совете при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) началась работа по подготовке ежегодного доклада главе государства. В этом году она ведётся по нескольким направлениям. Что войдёт в итоговый документ и почему необходимо нарушить «тишину» вокруг дела Ивана Сафронова, в эксклюзивном интервью NEWS.ru на полях Евразийского экономического форума в Вероне рассказал председатель СПЧ Валерий Фадеев.
— Вы уже готовите доклад президенту о состоянии прав человека в России. Что войдёт в этот документ и когда вы будете представлять его главе государства?
— Это будет несколько докладов. Возможно, они и будут под одной обложкой, но, скорее всего, всё-таки под несколькими. Ведь представить доклад — это ещё не значит добиться результата. Потому что даже если президент даёт поручение, то нужно отслеживать, координировать и участвовать в реализации этого решения.
Направлений планируется пока несколько. Решение ещё не принято, потому что идёт обсуждение внутри Совета.
Во-первых, это тема, связанная с градостроительством и пространственным развитием, а также тема, связанная с цифровизацией и в этой связи с цензурой со стороны того же Google. Темы, связанные с экологическими проблемами, по-прежнему будут затронуты.
Не до конца удалось решить вопрос о захоронениях расстрелянных во время репрессий 1930-х годов, хотя и было соответствующее поручение главы государства. Места захоронений пока не обслуживаются, вот в чём дело. Надо же как-то их в порядок приводить, чтобы это достойно было.
Но пока эту проблему не удалось решить окончательно: есть случаи, когда какие-то активисты пытаются навести порядок, а те же лесники, например, предъявляют претензии и штрафуют их. А это проблема законодательства — нет у нас в законах такого понятия, как места захоронения.
— А что касается так называемых адресов памяти — табличек, устанавливаемых активистами в память о жертвах сталинских репрессий? Тоже есть случаи, когда коммунальные службы снимают их.
— Это другая тема. Здесь же, что касается мест захоронений, мы хотим законодательно это решить, чтобы не было никаких претензий со стороны институтов власти, например, лесников. А что касается того, когда снимают таблички, — нет пока инициативы, как это решить законодательно.
Кто-то самоуправно вешает таблички, власти снимают их, потому что они не имеют права эти таблички охранять. Если активисты, которые занимаются этими табличками, хотят решить этот вопрос, то надо это делать законодательно. Ко мне таких обращений пока не поступало.
— А тема коронавируса будет затронута? Наверняка же люди сталкивались с нарушением своих прав в период пандемии? Будет ли этот вопрос затрагиваться на встрече с президентом?
— Здесь нужна правовая коррекция. Я не могу сказать, что вот уж прямо так страшно нарушаются права человека. Это не так. Но, скажем, введение многочисленных ограничительных мер и сам способ их введения вызывают вопросы.
Это непростая ситуация, потому что вводить чрезвычайную ситуацию, чрезвычайное положение вроде бы не следует, ведь это ограничивает права человека в значительной степени. То, что у нас происходит сейчас — это минимальные ограничения прав человека. С другой стороны, эти все ограничения введены, как считают некоторые юристы, не вполне корректно. И наша позиция заключается в том, чтобы посмотреть, чего не хватает в законах, чтобы, с одной стороны, не надо было жёстко ограничивать права и свободы граждан, а с другой — чтобы эти минимальные ограничения вводились корректно.
Эта тема будет затронута в докладе президенту.
— Вы обращались к главе Роспотребнадзора Анне Поповой по поводу обязательного ношения перчаток. Например, в Италии большая часть населения носит маски, причём даже на улице, а не только в общественных местах, но при этом ни у кого не требуют перчаток при условии наличия санитайзеров.
— Есть вопросы, и ко мне обращаются, в том числе работодатели, — надо ли заставлять работников всегда носить перчатки. Вопрос. Даже главный инфекционист (Владимир Чуланов. — NEWS.ru) выступил на днях в России со своими соображениями, что перчатки не нужны.
Моя позиция простая. Если Роспотребнадзор в очередной раз скажет, что нужно носить перчатки, то не надо здесь идти против течения, значит, надо носить перчатки. Потому что нельзя вызывать дополнительные сомнения, ропот, какое-то социальное напряжение. Вот разъяснит ведомство, скажет носить перчатки — будем носить. У меня такая позиция.
— С другой стороны, получается, что все вопросы к устанавливаемым ограничениям возникают из-за того, что нет разъяснения логики вводимых мер...
— Здесь я с вами совершенно согласен. Надо больше объяснять людям логику, технику, почему перчатки. Вот про маски стали объяснять, какова вероятность подцепить инфекцию, если у одного маска или у всех. Стали объяснять, люди более или менее стали понимать, что происходит.
И здесь так же, не надо брезговать. Десять, сто раз, если нужно, объяснить. С людьми надо работать.
— Недавно в Нижнем Новгороде местная журналистка Ирина Славина свела счёты с жизнью у здания ГУ МВД, предварительно пожаловавшись в соцсетях на давление со стороны правоохранительных органов. Как в СПЧ отреагировали на эту трагедию?
— Есть такая тема. Коллеги предложили подготовить какой-то короткий доклад, связанный, как они говорят, с усилением давления на журналистское сообщество.
Моя позиция — я не вижу усиления давления. Да, случаев было много, но они разные — и псковский случай, когда была оштрафована журналистка, и вот этот страшный случай в Нижнем Новгороде. Да, они есть, но я не вижу тенденции. Коллеги хотят подготовить материал — пусть готовят.
— Будете включать этот вопрос в доклад?
— Посмотрим.
— А в деле бывшего журналиста Ивана Сафронова есть какая-то позиция у СПЧ?
— Есть. Я считаю, что несмотря на закрытость этого дела, возможно, секретность, всё-таки надо следствию нарушить тишину и найти способы объяснить обществу, в чём же дело. Чтобы люди хотя бы приблизительно поняли, что происходит с Иваном Сафроновым, в чём его обвиняют. Оставить дело совсем закрытым, на мой взгляд, неправильно, потому что это вызывает недоверие и к следствию, и к суду. А нам надо избегать таких ситуаций, когда недоверие общества к суду возрастает.