Баллада о маленьком буксире

1 декабря 1953 года шторм унес с курильского острова Парамушир небольшое суденышко - буксирный катер китокомбината "Подгорный". Шестеро китобоев провели в океане 82 дня и выжили. А через семь лет на весь мир прогремел 49-дневный дрейф баржи Т-36 с четырьмя солдатами. О них снимали фильмы, сочиняли песни...

И подвиг нашей шестерки померк в Истории. Но он заслуживает того, чтобы о нем вспомнить хотя бы накануне драматического юбилея.

"Жучок" и океан

Буксирные катера, прозванные "жучками", доставляли на берег туши китов. Один из них, "Ж-257", стоял на рейде Подгорного, когда начался шторм. Моряки решили, как обычно, укрыться от стихии в Северо-Курильске. Капитан Владимир Мережко и механик Григорий Иванец находились на берегу - ушли в поселок к семьям. Из-за ветра к пирсу было уже не подойти, и "жучок" ушел без них.

На борту находились шестеро: помощник капитана Федор Козлов, помощник механика Сеин Облязов, повар Николай Воронков, молодые матросы Равиль Мирсафаров, Виктор Шлык и Александр Жебровский. Буксир уже готовили к зимнему ремонту, топлива на борту было около трети от положенного запаса, продуктов - от силы на неделю: три буханки хлеба, макароны, сушеная картошка.

Шторм усиливался. Катер - около семнадцати метров в длину, меньше четырех в ширину - швыряло, как щепку. "Двадцать лет я на море, но такого еще не приходилось видеть", - вспоминал впоследствии Федор Козлов. Судно понесло на юго-восток - в океан, по недоразумению названный Тихим...

Дизель "жучка" не мог противостоять шторму. Его запускали лишь в критические моменты, чтобы удержать катер носом к волне (удар в борт грозил гибелью). Вахту на руле несли по двадцать минут - больше было не выдержать.

Через четверо суток шторм стих. Моряки поняли, что их унесло далеко в океан - даже морские птицы исчезли.

Работяга-буксир Ж-274 тянет на слип судоремонтного завода судно "Колыма". Слава уже в прошлом... 1958 год.

Козлов успокаивал экипаж: нас ищут и скоро найдут. На самом деле поиски начались не сразу. По сведениям камчатского краеведа Владимира Слабуки, директор китокомбината поначалу ограничился отправкой другого катера вдоль побережья Парамушира - думал, что "жучок" выбросило где-нибудь на сушу. Лишь 10 декабря забили тревогу, подключили пограничников и военных. Поиск вели и суда, и самолеты, но катер исчез бесследно.

Через месяц поиски прекратили, моряков объявили пропавшими без вести. Мало кто сомневался в их гибели.

А они тем временем жили и боролись

Под самодельным парусом

Из посвященной этой истории повести Александра Борщаговского "Пропали без вести" (1955):

"Вокруг - океан... В океане - катер... Тесный кубрик, дрожащая под ударами ветра рубка, машинное отделение и кормовой трюм, гальюн и камбуз".

Когда горючее подошло к концу, матрос Жебровский, учившийся во Владивостоке в морском техникуме и занимавшийся яхтенным спортом, предложил поставить парус. Да, и в ХХ веке паруса порой выручали моряков. В 1942 году капитан-лейтенант Федор Видяев умудрился поднять парус на раненой субмарине Щ-421...

В ход пошли одеяла, под рею приспособили багор. Лоскутное полотнище приладили на флагшток и взяли курс на северо-запад. Когда парус порвало, моряки сшили новый, а мачту укрепили в камбузной трубе.

Книга А. Борщаговского "Пропали без вести".

Паек урезали сразу же, но еще хуже было отсутствие пресной воды. Вспомнив, как гонят самогон, моряки смастерили из огнетушителя "Богатырь" опреснитель морской воды. За час выходило около кружки - половину выпивали, остальное запасали. "Люди слабели... Мы знали, что может прийти время, когда бессильны будем даже опреснять воду", - вспоминал Козлов.

Нужно было топливо, чтобы не замерзнуть и продолжать кипятить соленую воду. Дрова и уголь кончились, жгли койки, кранцы... Федор Козлов: "Использовали в качестве топлива брюки, майки, трусы. Сделаешь из тряпок сверток, вымочишь его в остатках горючего - и в печку. Горит, тепло дает". Облязов вспомнил, как на Каспии обливают кирпич нефтью, кладут в жаровню, и он долго дает тепло. Сделали нечто подобное: пропитали остатками солярки дюритовые шланги и подожгли.

Наступал новый, 1954 год. По такому случаю моряки даже ополоснулись подогретой водой.

Сапоги и капуста

В трюме и машинном отделении плескалась грязная вода. Порвался штуртрос, судно потеряло управление, но моряки сумели сплеснить концы троса. Потом он лопался еще дважды. "Третий раз мы устранили повреждение уже намного быстрее, в течение двух часов: накопился опыт", - вспоминал Козлов. Борьба за живучесть на почти не управляемой скорлупке продолжалась...

21 января встретился островок - скала в океане. Высадка была рискованной, островок - необитаемым, поэтому решили плыть дальше. Катер вынесло из теплых вод течения Куросио, он начал обмерзать. Пока были силы - скалывали лед. Из повести Борщаговского:

"Под утро в кубрике холодало. Дневное тепло убегало в дверные щели, в металл... Дыхание людей не могло согреть маленький кубрик: со всех сторон его окружали пронизывающие ветры, стылая ледяная вода, мороз и наледь".

Тем не менее моряки исправно несли вахты. Играли в домино, "травили баланду", до дыр зачитывали найденные номера газеты "Водный транспорт". Федор Козлов больше всего волновался за молодых, неопытных, но те оказались, по его словам, "твердокаменными" и даже подбадривали старших. Хотя можно представить, о чем думал каждый и как себя чувствовал на краю гибели.

Обложка книги А. Борщаговского "Пропали без вести".

Четверть века назад мой коллега по газете "Владивосток" Евгений Шолох (ныне покойный) разыскал последнего остававшегося в живых моряка с "жучка" - Александра Жебровского. Тот рассказывал:

"Я... как-то сочинил, обнадеживая ребят, что обнаружил вчера корягу по левому борту, - знать, где-то уже поблизости берег. В следующий раз Витя Шлык сообщил, что видел пролетавших бакланов. Я смотрю ему в глаза и вижу: врет". Однажды Жебровский дал сигнальную ракету, объявив, что слышал пароходный гудок... А потом начались галлюцинации. Моряки видели бакланов и слышали гудки, будто наяву.

К концу января еда кончилась совсем. Как заверял потом Козлов, и теперь моряки "пробовали даже шутить, поддерживали друг друга кто как мог".

Опускали в воду самодельные блесны, но рыбы не было. Зато начали попадаться плавающие обрывки морской капусты. Ее вылавливали и ели, заправляя солидолом, а Жебровский даже пробовал курить.

Когда к 10 февраля сплыла и капуста, моряки, вспомнив рассказы Джека Лондона, решили продегустировать сапоги. Лапша из яловых сапог на солидоле отдавала химией и в горло не лезла, но ничего другого не было, мало-помалу ели сапоги.

"Ты совсем невесомый, дедушка"

Жили на последних каплях - выпивали по пять столовых ложек воды в сутки. Самому старшему, Воронкову, который "доходил" быстрее, давали восемь ложек. Чувствуя приближение смерти, он просил не выбрасывать его тело, - пусть оно даст жизнь остальным.

Первая публикация о дрейфе Ж-257 в газете "Камчатская правда".

Свалился и самый юный - Мирсафаров: обварил руку, лег и уже не вставал. Слег Шлык - распухли ноги. "Мы с Жебровским несли вахту вдвоем. А вскоре свалились и мы", - вспоминал Федор Козлов. Руль пришлось заклинить в одном положении, чтобы парус нес катер в сторону Камчатки - благо, ветер был устойчив и дул куда надо. Иногда кто-то выбирался на четвереньках из кубрика, осматривал горизонт, проверял курс...

21 февраля послышалась сирена. Один из матросов посмотрел в иллюминатор и, не веря сам себе, сказал: "Вижу судно". Шлык дал ответную сирену, Козлов - ракету. "Жучка" под парусом, глубоко сидящего в воде и всего обледеневшего, заметили с траулера "Камчадал". "Слева по борту была обнаружена плавающая единица, не подходящая по силуэту ни под какой вид судна", - отметит в рапорте капитан "Камчадала" Медведев.

Встреча случилась у мыса Поворотного, всего в шести милях от камчатского берега, к которому изможденные моряки сумели вернуться после почти трехмесячного дрейфа, пройдя 4,5 тысячи морских миль и едва не достигнув Аляски.

Шлык и Жебровский выбрались на палубу, но принять выброску - линь с грузом - не было сил. Пришлось боцману и матросу с "Камчадала" с риском для жизни прыгать на палубу "жучка" и самим брать его на буксир. Когда моряков переносили на траулер, 24-летний Жебровский услышал: "Ты совсем невесомый, дедушка...".

Выжили все.

Слава и забвение

Был допрос: не пытались ли моряки бежать за границу? Но уже 21 марта 1954 года газета "Камчатская правда" напечатала статью "Мужество советских моряков". Потом подключилась "Комсомолка". Козлов получил орден Ленина, Жебровский и Облязов - ордена Трудового Красного Знамени, Воронков, Мирсафаров и Шлык - "Знак Почета".

В указе о награждении не был упомянут еще один герой беспримерного дрейфа - буксир Ж-257. Он показал высокие мореходные качества, хотя не считался океанским судном: "жучки" работали не далее чем в 20 милях от порта, их автономность составляла 3-4 суток. Кстати, именно такой буксир в 1930 году стал первым цельносварным судном, построенным в СССР. Его "крестный отец" - профессор Виктор Вологдин, работавший в те годы во Владивостоке на Дальзаводе. Многоцелевые буксирные катера (серия Ж-ЖС-ЖСЛ) Дальзавод выпускал много лет подряд, иные из этих "старичков" с честью дослужили до XXI века.

После ремонта Ж-257 вернулся в строй, к его рубке прикрепили памятную латунную табличку, катер прозвали "гвардейским". Судьба его, однако, не пожалеет: в конце 1961 года он погибнет вместе с новым экипажем...

Катер ЖС-1, младший брат легендарного буксира, стал во Владивостоке памятником.

А в начале 1960 года с другого курильского острова, Итурупа, унесло баржу Т-36 с четырьмя срочниками - младшим сержантом Зиганшиным, рядовыми Крючковским, Поплавским и Федотовым. По океану их носило 49 дней. Бойцов, которым тоже пришлось есть ремни и сапоги, спас американский авианосец "Кирсардж". По возвращении на Родину "зиганшинцев" наградили орденами Красной Звезды, да и сами они стали настоящими звездами. Им слали телеграммы Хемингуэй, Бомбар и Хейердал, о них писали песни и снимали кино, они стали героями фольклора: от "Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин съел второй сапог..." до считалки "Юрий - Гагарин, Зиганшин - татарин, Герман - Титов, Никита - Хрущев"....

Дрейф Ж-257 - история, пожалуй, даже более сильная. Одиссея продолжалась дольше, моряки сумели вернуться к родным берегам, то есть с точки зрения пропаганды сюжет с "жучком" выглядит, казалось бы, предпочтительнее. Но куда более известной стала вторая история, первая же словно попала в тень. В чем тут дело - в том, что Зиганшин и его друзья не "выбрали свободу", а вернулись в СССР? Или в том, что их "раскрутку" начали Штаты, а наши решили не отставать? Или же в том, что в экипаже "жучка" не было ни коммунистов, ни даже комсомольцев?

"Козловцам" привелось встретиться с "зиганшинцами" на молодежном фестивале во Владивостоке. Жебровский вспоминал: разговора не получилось, встреча оставила "неприятный осадок". Похоже, моряки ревновали друг к другу славу. Хотя, конечно, подлинные герои - и те, и эти. Они сумели не пасть духом, выжить, победить.

Слава достается не всем. Сколько морских подвигов и трагедий хранится лишь в устных легендах, которые теряются с каждой сменой поколений! Даже море не помнит этих историй. Равнодушное к человеческим страстям, оно обращает на них внимания не больше, чем на тревожные крики чаек, несмолкающий шум волн и ежеутренне восходящее над стылым океанским горизонтом солнце.