Одним из самых громких преступлений в истории современной России считается дело майора Дениса Евсюкова: в ночь на 27 апреля 2009 года милиционер, находясь под воздействием алкоголя, открыл стрельбу из пистолета Макарова по посетителям магазина на юге Москвы. Фамилия Евсюков на многие годы стала синонимом милицейского, а позже полицейского беспредела. Между тем мало кто знает, что за 44 года до московской трагедии, 10 июля 1965 года, похожий случай произошел в Советском Союзе — тогда участковый Александр Астафьев, отслуживший в милиции меньше трех месяцев и только получивший табельное оружие, безо всяких причин открыл стрельбу по людям на улицах Читы. Историю «советского майора Евсюкова» изучил корреспондент «Ленты.ру» Игорь Надеждин.

Трагедия, произошедшая 10 июля 1965 года в Чите, стала первым случаем немотивированного нападения советского милиционера на гражданских лиц — однако о ней мало известно за пределами Забайкалья. А сама история участкового Александра Астафьева стала следствием больших перемен в советской правоохранительной системе.

В начале 1960 года Никита Хрущев постановил ликвидировать МВД СССР, образовав вместо него министерства охраны общественного порядка (МООП) союзных республик. Это произошло в рамках реформы органов внутренних дел и серьезно подорвало авторитет советской милиции.

Дело в том, что раньше территориальные органы МВД подчинялись только главе ведомства. А МООП имели двойное подчинение — не только Москве, но и территориальным исполнительным советам народных депутатов. С одной стороны, это сокращало расходы союзного бюджета, но с другой — порождало кумовство.

В итоге из нового ведомства начался ожидаемый исход профессионалов. Ветераны Великой Отечественной войны уходили из МООП на «стройки народного хозяйства», где зарплата была выше.

В этой ситуации на работу в милицию стали брать без особого отбора, а к самостоятельной работе новичков допускали с первых дней. Именно так случилось с рабочим Читинского машиностроительного завода 27-летним Александром Астафьевым.

Из рабочих в милиционеры

Астафьева приняли на работу в органы охраны общественного порядка исполнительного комитета Читинского областного Совета депутатов трудящихся и направили на службу в должности участкового уполномоченного Ингодинского райотдела милиции Читы. Приказ об этом был подписан 2 апреля 1965 года.

Как выяснится на суде, Астафьев за пять предшествующих лет сменил десять мест работы, причем нигде не задерживался дольше 13 месяцев, а на большинстве предприятий работал буквально несколько дней.

Все характеристики Астафьева были хорошими — в них отмечалась дисциплинированность молодого рабочего, его активное участие в общественно-политической жизни, учеба в институте марксизма-ленинизма и агитационная работа во время выборов. Но вот в коллективы он вписывался очень плохо.

Интересно, что, работая участковым с апреля 1965 года, форму милиционера Астафьев получил только в конце июня, незадолго до трагедии — со снабжением милиции, особенно в далеких от Москвы регионах, в то время было плохо. От столицы бесперебойно шла лишь часть финансирования: основные деньги должны были выделять местные исполкомы.

Но они эти средства систематически задерживали, особенно во время посевной и уборочной кампаний, а также в конце года — когда «горели планы».

Между тем Александр Астафьев долго шел не только к милицейской форме, но и к табельному оружию. Право на его ношение он получил всего за три дня до трагедии — 7 июля 1965 года. При этом из всех положенных зачетов участковый сдал только устный, по тактико-техническим характеристикам пистолетов Макарова и ТТ. Причем «сдал» этот зачет Астафьев так, что уже в октябре, на суде, не смог ответить на простейшие вопросы. Тренировочных стрельб он не выполнил — прямо об этом нигде не говорится, но причина заключалась в том, что патронов просто не было.

К слову, нигде в материалах уголовного дела не указано и звание участкового уполномоченного Астафьева. Только из документов других читинских архивов следует, что на выданной ему форме красовались погоны лейтенанта милиции.

Скорее всего, тот самый институт марксизма-ленинизма ему записали как высшее образование, хотя, по сути, это были курсы повышения квалификации агитаторов.

Нарушитель в погонах

Суббота, 10 июля, была одним из самых жарких дней лета 1965 года в Чите — температура поднялась до 29 градусов в тени, ветра практически не было. Накануне у Александра Астафьева был выходной: он весь день провел на участке кума, где они строили флигель.

А в субботу ему нужно было заступать на службу — по графику он работал с 09:00 до 13:00, а затем — с 19:00 до 00:00.

Жена подтвердила, что не привела форму мужа в порядок — но ни на следствии, ни на суде они не смогли сказать, что же с ней было не так. Между тем все объяснялось просто: милицейская форма образца 1958 года (новую, образца 1965 года, в регионах начали получать намного позже) была неудобной, душной и к тому же с закрытым кителем.

В такой форме было очень сложно нести службу в жару — и Астафьев просто схитрил. Для новичка этот проступок считался очень серьезным: такую вольность позволяли себе даже не все ветераны.

Планерка началась в 09:00 и закончилась в 09:40. Сразу после этого у командира взвода Астафьев получил пистолет, который положил в правый карман брюк — кобура и второй магазин остались у него дома. Это также было нарушением, причем недопустимым для сотрудника, прослужившего всего три месяца.

Как следует из показаний Астафьева, получив оружие, он по непонятным причинам решил отнести его домой и около 11:00 вышел из отдела. Может показаться, что с 10 до 11 утра участковый ударно трудился — но судья Валерия Зарубина в ходе допроса выяснила, что сразу после утренней оперативки Астафьев должен был идти на опорный пункт милиции и нести службу.

Он же предпочел остаться в отделе, перед глазами начальства изображая бурную деятельность, — а когда командир уехал на совещание в городское управление ООП, участковый просто пошел домой отдохнуть: жена работала, а дети были в саду.

Пьяный маршрут

От отдела милиции до дома Астафьева шел автобус, но на остановке участковый встретил соседа — часового мастера Григория Кириенко, который ехал на работу. Милиционер сразу спросил у Кириенко, есть ли у того деньги, чтобы выпить. На беду у часового мастера с собой оказался рубль — участковый предложил пойти и купить пива.

Тем родственником Астафьева был его дядя Николай. Он отдыхал после ночной смены и пить отказался со словами: «Если я с вами стакан выпью, то остановлюсь только через неделю». Но гостям на закуску он дал все, что было в доме, — хлеб и луковицу.

Выпив, перекурив и поговорив, Кириенко и Астафьев расстались: первый отправился на работу, а участковый поехал на железнодорожный вокзал Чита II, где билетным кассиром работала его жена. Сам Астафьев давал показания, что хотел взять у нее денег, чтобы купить папиросы, но на самом деле он надеялся в буфете вокзала купить пива. Однако пива не было.

Выйдя из здания вокзала, участковый пошел вверх по Ленинградской улице — и у входа на стадион «Труд» встретил еще одного знакомого, старшего лейтенанта, участкового уполномоченного Первого горотдела милиции Читы Юрия Яковлева.

Дома у Яковлева спиртного не оказалось, к тому же его жена была сильно занята. Тогда Яковлев переоделся в гражданское, и оба офицера пошли в ресторан «Забайкалье». Ресторан был еще закрыт — и Яковлев с Астафьевым ждали его открытия в буфете на вокзале.

Когда в 13:00 ресторан открылся, оба офицера пошли туда, взяли семь бутылок пива «Жигулевское» вместе и два овощных салата по 48 копеек.

На выходе из «Забайкалья» Яковлев встретил женщину, с которой накануне они проводили осмотр одной из квартир, и вновь погрузился в работу. За разговором Яковлев не заметил, когда Астафьев ушел. А тот между тем вернулся в ресторан и в одиночку без закуски выпил еще три бутылки пива.

«Ты долго будешь детей пугать?»

Астафьев вышел из ресторана примерно в 16:45 и пошел в сторону дома. Все свидетели говорят, что он не производил впечатления пьяного — шел ровно, не пошатываясь, никого не задирал. Но, когда его обогнали две молодые девушки, внезапно догнал их и порвал сверток, который был в руках у одной из них.

Спутница Валентины, Таисия Белокрылова, на суде рассказывала, что после неожиданного поступка Астафьева они не остановились и пошли дальше. Но спустя пару шагов Таисия обернулась и увидела, как пьяный участковый достал из кармана брюк пистолет, поднял его и выстрелил в воздух.

Между тем всю эту картину наблюдали двое мужчин, которые шли позади Астафьева, — 38-летний Григорий Желудков, главный инженер дорожно-мостового ремонтно-строительного управления (ДМРСУ), и 28-летний Филипп Измайлов, который с семилетней дочерью Наташей возвращался домой из поликлиники.

На допросе девочка рассказала, что, после того как девушки стали убегать от милиционера, он стал целиться пистолетом в проходивший мимо автобус.

Григорий Желудков (с академическим значком на груди) не был знаком с Измайловым — но они вместе бросились в погоню за Астафьевым, приняв того за вооруженного преступника. К слову, участковый открыл огонь рядом с детским домом Читы, во дворе которого гуляли воспитанники, — отсюда фраза Измайлова про «пугать детей».

«Он хотел стрелять снова и снова»

Милиционер Астафьев забежал во двор дома №62 на Профсоюзной улице, Измайлов бежал вслед за ним, а чуть дальше — Желудков. Во дворе Желудков догнал Измайлова и на бегу сказал ему «будем действовать вместе», после чего чуть отклонился в сторону и продолжил погоню по газону, а Измайлов — по тротуару.

Астафьев, видимо, потерял из вида Желудкова — во всяком случае на бегу он оглядывался только на Измайлова, что позволило Григорию ускориться и поравняться с пьяным милиционером. Он был от него слева, в паре метров — но в это время навстречу всем им вышла 48-летняя Лидия Абрамова с пятилетней внучкой.

Практически столкнувшись с женщиной, Астафьев выхватил пистолет из кармана и сказал ей: «Я вас всех сейчас (...), и далее нецензурно», — именно так указано в протоколе допроса Абрамовой. После этого Астафьев повернулся спиной к женщине и стал наводить пистолет на бегущего к нему Филиппа Измайлова.

Между тем всю погоню Желудков держал в руках книгу, обернутую в газету, — в момент выстрела он бросил ее в лицо Астафьеву, а затем бросился на него, схватил за руку и стал тянуть ее вверх. Раздался еще один выстрел — пуля пробила окно в квартире на третьем этаже и чуть не попала в голову Нелли Турянской, стоявшей на кухне с грудным ребенком на руках.

А затем Желудков сумел повалить милиционера на землю и вырвать у него из рук пистолет Макарова.

Милиционер попытался вернуть пистолет — и тогда Желудков ударил его рукоятью по голове. Лишь после этого Астафьев успокоился. Он сам говорил, что потерял сознание, но Желудков в своих показаниях утверждал, что милиционер притворялся — у него дрожали веки, он периодически открывал глаза и незаметно оглядывался по сторонам.

Приехавшая на место происшествия скорая помощь констатировала смерть Филиппа Измайлова — пуля обожгла ему левую руку и пробила сердце. Его семилетняя дочь одна побежала домой. Ее мама трудилась до 19:00 и, лишь вернувшись с работы и встретив Наташу, узнала о случившемся.

Стрелок под градусом

Между тем скорая увезла в больницу и пьяного милиционера Астафьева — удар по голове рассек ему кожу и вызвал кровотечение. Медики на допросах отметили, что в момент оказания помощи Астафьев был в сознании, адекватно отвечал на вопросы и даже говорил, что стрелял, поскольку «на него с ножом напали».

На первом же допросе в три часа ночи участковый стал утверждать, что вообще ничего не помнит, и придерживался этой версии даже на суде. Прокололся он лишь однажды: в своих показаниях Валентина Прилипухова утверждала, что в ответ на порванный сверток сказала Астафьеву: «Ты чего?» А он уточнил, что девушка сказала: «Отвали!»

Тут пришлось вмешаться адвокату — на его прямой вопрос подсудимый ответил, что спустя несколько месяцев начал вспоминать отдельные моменты произошедшего, но невнятно и не целиком. Во время следствия Александра Астафьева осмотрели эксперты-психиатры и пришли к выводу, что он алкоголик.

Для всех это было шоком — замначальника отделения милиции Алексей Якименко на суде заявил: «То, что Астафьев страдает хроническим алкоголизмом, — пародия». Эта фраза, кстати, надолго стала крылатой не только в милицейских кругах, но и вообще в среде правоохранителей — так говорили о случайных в органах людях: не сотрудник, а пародия.

К слову, уже на суде вскрылись интересные подробности: оказывается, за неполных три месяца службы участкового уполномоченного Астафьева его поступки дважды обсуждали на собраниях сотрудников отдела, и оба раза — из-за пьянки.

В частности, в июне 1965 года в свободное от службы время нетрезвый Астафьев не оплатил проезд в такси, после чего шофер доставил его к ответственному дежурному управления охраны общественного порядка.

Тут надо пояснить: по советским законам сотрудники НКВД и МВД могли по служебной необходимости бесплатно ездить на такси, после поездки расписываясь в путевом листе с указанием номера удостоверения.

Несмотря на это, пьяный милиционер все равно попытался проехать на такси бесплатно, за что был «строго предупрежден» своим руководством.

Избежавший высшей меры

30 июня 1965 года Александр Астафьев из камеры СИЗО написал письма прокурору и вдове Филиппа Измайлова. Прокурору арестант пытался доказать, что стрелял, потому что принял граждан за особо опасных преступников, которые хотели отобрать у него пистолет. В связи с этим Астафьев требовал переквалифицировать свои действия на превышении пределов необходимой обороны.

Несмотря на это, на суде Астафьев продолжал настаивать на своей сомнительной версии. А вдове Филиппа Измайлова он писал еще более странные вещи.

Валентина Измайлова, получив это письмо, прочла его и молча вернула следователю.

А накануне судебного заседания, 2 октября 1965 года, общее собрание сотрудников Ингодинского отдела милиции попросило назначить Астафьеву самую суровую меру наказания.

Суд над Александром Астафьевым проходил в Красном уголке Второго (Ингодинского) горотдела милиции Читы в открытом режиме, но большая часть присутствовавших, естественно, была милиционерами. Процесс начался 6 октября, а уже 7 октября 1965 года судья Валерия Зарубина огласила приговор — расстрел.

Верховный суд РСФСР оставил его без изменения. В Чите о приговоре Астафьеву и отказе в его пересмотре сообщили все местные СМИ.

Однако 23 февраля 1966 года президиум Верховного суда, приняв во внимание молодой возраст осужденного (27 лет на момент совершения преступления) и наличие двух несовершеннолетних детей (2,5 и 4 лет), изменил приговор, заменив высшую меру на 15 лет лишения свободы. В советской прессе об этом решении не сообщали.

Между тем, кроме приговора Астафьеву, суд также вынес три частных определения. В первом из них содержалась просьба представить к государственной награде Филиппа Измайлова — за мужество и героизм, проявленные при выполнении общественного долга.

Во втором определении суд просил поощрить Григория Желудкова за смелые действия по охране общественного порядка. Наконец, третье определение было адресовано министру охраны общественного порядка РСФСР. В нем суд просил исключить возможность приема на работу в органы милиции недостойных людей. Впрочем, все три частных определения остались без ответа — ни Измайлов, ни Желудков награждены не были, а министр охраны общественного порядка РСФСР генерал внутренней службы второго ранга Вадим Тикунов (в прошлом — заместитель председателя КГБ при Совете министров СССР) информацию из Читы просто проигнорировал.

Александр Астафьев, отсидев 12 лет и 17 дней, освободился условно-досрочно: он вернулся в Читу, сменил место жительства и работу, а затем его следы затерялись.

***

«Лента.ру» выражает благодарность председателю Забайкальского краевого суда Максиму Нестерову и его сотрудникам за помощь в подготовке материала.