35 лет назад произошло крупнейшее вооружённое ограбление в истории СССР
14 ноября 1986 года в Москве произошло одно из самых дерзких ограблений в истории СССР. Хорошо вооружённая банда, в которую входили четверо бывших и действующих силовиков, напала на инкассаторов около универмага «Молодёжный». Налётчики сумели захватить колоссальную добычу — 330 тыс. рублей. Разоблачить бандитов в кратчайшие сроки удалось во многом благодаря следователю Иссе Костоеву, который позже прославится на всю страну после поимки маньяка Андрея Чикатило. Спустя 35 лет после ограбления «Молодёжного» он рассказал RT подробности этого резонансного дела.
— Исса Магометович, расскажите, как развивались события вечером 14 ноября 1986 года?
— Начну с небольшой предыстории. По решению коллегии Генпрокуратуры СССР 10 ноября 1986 года я выехал в Ростов-на-Дону и принял к своему производству уголовное дело, которое впоследствии стало называться «дело Чикатило». Оно тянулось на протяжении нескольких лет, имело уже большой резонанс, там были задержанные, но убийства продолжались, и решили направить меня.
Я поехал, принял дело в производство и вернулся на несколько дней в Москву, чтобы набрать команду в следственную группу и решить организационные вопросы. И вот 14 ноября, когда я уже готовился обратно ехать, в 23:00 позвонил прокурор РСФСР Сергей Емельянов. Он рассказал, что совершено очень дерзкое бандитское нападение на универмаг «Молодёжный» на Можайском шоссе. Убиты люди, похищена большая сумма денег. Попросил организовать расследование, первоначальные мероприятия на месте, добавив, что машина за мной уже выехала.
— Что вы увидели на месте происшествия?
— Огромное столпотворение. Подступиться, протиснуться было очень трудно. Ограждение не организовано, люди растаптывали улики. Присутствовали какие-то московские следователи, областные, городские, оперативные службы. Вижу расстрелянную машину. Двое убитых инкассаторов. Рядом, буквально в десяти метрах, лежит труп женщины-милиционера.
Выясняю суть произошедшего. Мне сказали, что один из инкассаторов живой, его отвезли в больницу. Я рванул на первой же машине в эту больницу, надеясь, что раненый инкассатор ещё жив и удастся его расспросить, что и как произошло, о преступниках. Потому что три трупа, которые у нас имелись, уже никаких показаний не дадут.
— Смогли попасть к нему?
— Не без труда. Я буквально ворвался в это реанимационное отделение. Самовольно, конечно. Был даже скандал с врачами — я им на ходу кричал, что я следователь, а они грозили милицию вызвать. Короче, добрался я до этого инкассатора по фамилии Карпинский и поговорил с ним.
— Что он смог сообщить?
— Он рассказал обстоятельства нападения, о машине. Сказал, что их вроде как было двое, у одного был обрез, а у другого — пистолет, и что они стреляли по машине. Но каких-то подробностей, за которые можно было бы моментально уцепиться, он нам не смог сказать.
Я возвращаюсь обратно на место. Мне докладывают, что нашли ещё два трупа: один находится в котельной, второй — по пути их отхода, на обочине дороги.
— Кем оказались погибшие?
— Бандитами. Там было несколько экипажей милиции, которые вели преследование. На одном из перекрёстков беглецов догнали. Завязалась перестрелка, в ходе которой находившийся за рулём преступник был ранен, а затем сообщники его там же добили выстрелом в голову.
После этого налётчики выскочили из машины и разбежались в разные стороны. Одного из них настигли в котельной. Он, угрожая пистолетом, требовал, чтобы рабочий дал ему какую-нибудь одежду. В этот момент туда вбежал милиционер, сержант Козлов. Бандит выстрелил ему в живот, ну а потом, видимо, понимая, что уйти уже не удастся, покончил с собой. Милиционер, к счастью, выжил.
— А что с деньгами?
— Пока осматривали трупы, все как-то забыли про саму машину, на которой они были. И в какой-то момент, в четвёртом часу уже утра, я спрашиваю: «А машина-то где?» Мне говорят: «Машина, наверное, где-то по пути их отхода». Посылаю группу на поиски. А машина наткнулась на большой скорости на вываленную кучу песка и полубоком лежит, а мешок с деньгами находился в салоне.
— Получается, преступники этот мешок просто бросили в машине?
— Ехать дальше они всё равно не могли. Раз всё пошло не по плану, тут уже не до денег. В машине также находилось огромное количество всевозможного оружия: пистолеты, обрез, боеприпасы, холодное оружие. Главным вопросом тогда было установление личности преступников.
— Насколько я знаю, в машине нашлись и какие-то документы?
— Да, у нас в руках оказались документы некоего Игоря Книгина. Быстро установили, кто он такой, привезли его мать, предъявили ей на опознание тело сына в котельной. А мне оттуда звонят и говорят, что она, увидев изуродованное выстрелом лицо, упала в обморок. Долго приводили её в чувство. Потом я уже приехал туда сам. Взял её, начал с ней беседовать. И в этот момент ко мне прибегают, говорят: «Ельцин приехал». Тогда он был первым секретарём Московского горкома партии.
— Это произошло уже ближе к утру?
— Да, приехал со свитой, охраной. Я его лично тогда не знал. Ну и он спрашивает: «Так, кто тут руководитель?» Я вышел, говорю: «Я руководитель». Представился. Он спрашивает: «А сколько людей убиты?» Я говорю: «Пока пять». Сказал, что деньги возвращены, работа ведётся. Он не стал задерживаться и вскоре уехал.
— Он был шокирован произошедшим?
— Не то что шокирован, скорее возмущён тем, что всё это случилось почти в центре Москвы. Сказал тогда: вот, мол, Техас тут устроили. Это не в мой адрес реплика была, конечно, а скорее он это говорил своему окружению. В общем, я доложил и вернулся заканчивать разговор с этой женщиной.
— Чем она смогла помочь?
— Рассказала о нём подробно. Книгин оказался по большому счёту неудачником. Много где работал, но везде недолго, в том числе и в милиции. Спросил у неё про круг его общения, друзей — и вдруг она говорит, что его бывший сослуживец по милиции Валерий Финеев звонил им домой через пару часов после ограбления, около 23:00. Сказал, что оставил у Книгина своё командировочное удостоверение.
— Подумали, что он мог быть соучастником?
— Да. Итак, звонок был где-то в 23:00, не раньше, а само нападение произошло в 21:15. Затем они после погони разбежались с Книгиным в разные стороны. И я допускал, что раз Книгин здесь лежит мёртвый, то Финеев мог просто не знать, что с ним случилось. И этим поздним звонком родителям Книгина он пытался хоть что-то узнать: задержали его или ему удалось уйти.
После ЧП у начальника главка столичной милиции Богданова был создан специальный штаб по расследованию налёта на «Молодёжный». Среди тех, кто входил в штаб, был полковник Кириллов, который ночью тоже работал на месте происшествия. И я сразу, как услышал про этого Финеева, позвонил Кириллову и попросил быстро найти его и узнать, где он был накануне. Кириллов всё сделал, но, по его словам, Финеев был «пустой».
— То есть ничем помочь не мог?
— Да, это значило, что человек не представлял интереса. Но я попросил до моего приезда в штаб этого Финеева всё же придержать, хотел сам с ним поговорить.
Когда приехал, Финеев в коридоре сидел. Я сразу обратил внимание, что на нём милицейские штаны. Начал его расспрашивать, кто он такой, откуда и так далее. Работал в милиции, уволили, осудили за применение незаконных методов работы, много у него злоупотреблений было всяких по отношению к гражданам. По приговору суда отбывал «химию» (вид условного наказания с обязательным привлечением к труду. — RT) в Калининской (сейчас Тверская. — RT) области. Сказал, что отпросился в комендатуре и вчера приехал в Москву на свой день рождения. Вечером отмечал дома с женой и ребёнком.
— Рассказывал всё это спокойно и уверенно?
— Да, говорил абсолютно невозмутимо, причём с подробными деталями, перечисляя, какие передачи по телевидению вечером были. Проверили паспорт — действительно 14 ноября день рождения. Тогда я попросил его подробно рассказать, чем он занимался весь день: на чём приехал в Москву, во сколько и с кем общался. Финеев рассказал, что отметился в комендатуре, а потом зашёл к своему бывшему сослуживцу Книгину, потом долго ходили по магазинам с семьёй, купили ребёнку игрушки. Вечером с женой посидели, поужинали, легли спать, а сегодня утром приехала милиция и его привезли сюда. Супруга его в это время на улице ждала. Она, кстати, все его показания полностью подтверждала.
— Про звонок матери Книгина он не упомянул?
— Молчал, хотя я ему специально и наводящие вопросы про звонки задавал: мол, кто вам звонил вчера, поздравлял или сами кому-то звонили вечером? Нет, говорит, никто вечером не приезжал и не звонил, и сам он тоже никому. Тут уже мне стало очевидно, что он не просто запамятовал, а специально не хочет упоминать про этот вечерний звонок.
— И вы поняли, что он может быть причастен?
— Да. Почему же всё рассказывает в деталях, а про это упорно молчит? Если двое после ограбления разбежались в разные стороны, то я пришёл к выводу, что он ничего не знает о судьбе Книгина, что с ним произошло после их расставания.
— И осторожничает таким образом...
— Тут я уже решил сделать свой ход.
Вдруг говорю ему резко: «Слушай, я вот просидел с тобой столько времени, смотрю на тебя, слушаю и думаю: когда ж ты мне всю эту лапшу прекратишь на уши вешать? А ну-ка, давай рассказывай, как всё произошло. Ты же знаешь, что в таких серьёзных групповых делах «лоб зёленкой мажут». И прав бывает тот, кто раньше говорит».
— Неожиданный поворот. Как он отреагировал?
— Он буквально оцепенел. Замолчал, весь побелел. Потом вдруг отвечает: «А Книгин и Субачёв что говорят?» Думаю про себя: «Какой такой Субачёв?» Их же трое было, Книгин и ещё один налётчик, убитый в ходе преследования, уже были мертвы.
Но виду, что меня это удивило, я не показал. Говорю ему: «Слушай, ты же работал в милиции. Ну какое это будет следствие, если я скажу, что Субачёв говорит, что Книгин говорит, потом им передам, что ты говоришь, а они мне после этого о тебе что-то скажут. Это что за следствие? Ты же знаешь: кто раньше говорит, тот и более прав. Я же не был с вами там, поэтому буду судить по тому, как вы себя ведёте». Он задумался, попросил закурить. И стал мне под запись рассказывать всё с самого начала, с момента организации банды.
— Как она сложилась?
— Началось с того, что Книгин и Финеев вместе работали в 114-м отделении милиции Москвы. И оба зарекомендовали себя полными идиотами. Постоянно нарушали закон, делали что хотели. Много раз им устраивали служебные проверки, наказывали дисциплинарно и в конце концов обоих уволили, а на Финеева ещё уголовное дело возбудили. Оставшись без работы, Книгин устроился на работу в подмосковное охотничье хозяйство, которым руководил бывший капитан КГБ Константин Голубков. Он работал в Девятом управлении, которое занималось охраной высших должностных лиц государства, но за что-то его убрали, во всяком случае в 40 лет он из КГБ ушёл.
А Финеев, уже будучи на «химии», стал приезжать туда к ним. В свою очередь, тот же Финеев когда-то поступал в военное училище вместе с Евгением Субачёвым. Тот работал дознавателем в военной прокуратуре. Он, кстати, выкрал в военной прокуратуре бланки повесток и выписывал их Финееву, что того якобы вызывают в Москву по тем или иным делам свидетелем. И у них группа образовалась.
— То есть трое бывших силовиков, один ещё действующий — Субачёв, но все какие-то не особо успешные, состоявшиеся. Кто был лидером у них?
— Книгин. Личность очень грязная, мерзавец просто, он их сплотил. Стали добывать оружие, разрабатывали планы нападения. Универмаг «Молодёжный» они очень долго изучали. Смотрели, какая выручка, выясняли пути подъезда и отхода, как работают инкассаторы. Делали хронометраж, сколько им времени нужно, чтобы забрать деньги и скрыться. Тот же Субачёв изначально, по их замыслу, с помощью бутылок с зажигательной смесью должен был отсечь патрульную машину, сопровождавшую инкассаторов, которая в тот день почему-то сломалась. Когда всё закрутилось, он растерялся и решил просто уехать. У них, возможно, всё бы получилось, если бы не главный свидетель, который в тот вечер выгуливал собаку.
— Если не ошибаюсь, его звали Виктор Кондратенко. Благодаря ему удалось на них выйти так быстро?
— Да, самая большая заслуга в том, что удалось сразу организовать преследование машины грабителей, конечно, его. Когда они с деньгами направились во дворы к машине, за рулём которой их ждал Голубков, он смог запомнить их приметы, номер и марку автомобиля. Бандиты даже оружие наставляли на него, но всё же не выстрелили, а Кондратенко не растерялся и помог организовать преследование по горячим следам.
— Удалось установить, какие ещё преступления успела совершить эта четвёрка?
— Когда мы провели криминалистическое обследование изъятого в их брошенной машине оружия, то там неожиданно всплыл табельный пистолет убитого в 1985-м милиционера Льва Смирнова.
— Если не ошибаюсь, именно после этого очень резонансного убийства, произошедшего поздно вечером в подмосковной электричке, милиционеры стали патрулировать поезда не в одиночку, а по двое, и эта практика сохраняется до сих пор?
— Да. Причём оказалось, что за это убийство, которое совершили Книгин и Финеев, на тот момент уже были осуждены три других человека, одного из которых даже приговорили к смертной казни. Хорошо помню момент, когда мне дали это экспертное заключение по пистолету. Я тут же распорядился выяснить, где это дело об убийстве. А оно уже Верховном суде СССР.
— То есть на тот момент осуждённые пытались его обжаловать?
— Да. К их делу об убийстве милиционера ещё присобачили кражу шубы, которую они якобы увели у какой-то своей знакомой. Так часто бывает, когда задержанным цепляют такой «парашют», чтобы как-то оправдать их заключение под стражу. А уже после ареста из этих несчастных как следует выбивали признательные показания по убийству Смирнова. И раз они себя оговорили, видимо, устоять против издевательств не смогли. К счастью, мы вовремя успели, и смертный приговор не успели привести в исполнение.
— А что это за троица? Вряд ли совсем уж белые и пушистые.
— Ну, конечно, они не ангелы, это были ребята из Одессы, но к убийству Смирнова они никакого отношения не имели. В тот момент их даже в Москве не было, мы проверяли, они уехали поездом раньше. Я возбудил уголовное дело о нарушении законности при расследовании дела, привлечении невиновных людей к ответственности и об их последующем осуждении к высшей мере наказания. Но, как всегда, оно ничем серьёзным для виновных не закончилось — уволили их и всё.
— Что-то ещё бандиты успели совершить?
— Мы установили, что Книгин был любовником одной из сотрудниц гостиницы «Украина». У неё с мужем были натянутые отношения, драки, скандалы, и она попросила Книгина как-то избавить её от него. Сказала, что он богатый, у него много драгоценностей и так далее. Они его выкрали, под видом милиционеров увезли на машине якобы для выяснения какой-то жалобы. И вместо отделения милиции повезли его в сторону Немчиновки — это Одинцовский район. И по дороге туда очень жестоко его убили. Привезли к одному из прудов, привязали камень к ногам и бросили в воду. Нож, которым они его убили, затоптали, остриём загнали в землю недалеко от этого места.
Когда они в этом преступлении признались, мы этот труп искали неделю. Зима, лёд — водолазы ничего не нашли. Тогда едва ли не впервые у нас тепловизоры применялись, но безрезультатно. Тогда мы спустили весь пруд, привлекли солдат из ближайшей воинской части. Устроили подрыв этого льда, растащили эти куски — и в итоге труп всё-таки нашли. И там же металлоискателем нашли воткнутый в землю нож.
— Последним вы задержали Субачёва. Как он вёл себя на допросах?
— Очень упорно держался, говорить с ним было трудно. У нас было несколько бесед, и в конце концов, когда у него дома нашли эти бутылки с зажигательной смесью, когда его опознали свидетельницы, видевшие, как он спешно покидал место нападения, он раскололся. С ним у меня тоже было преимущество, потому что он, как и Финеев, ничего не знал о судьбе Книгина. Если бы они знали, что он мёртв, то расколоть их, конечно, было бы намного сложнее.
— По поводу денег: в ходе налёта действительно была похищена рекордная в истории СССР сумма 330 тыс. рублей?
— Да, это то, что они собрали в тот вечер со всех точек. Получился целый мешок денег, хотя и не до конца полный. Тем не менее деньги по тем временам действительно просто колоссальные.
— При ограблении погибла сотрудница милиции Вера Алфимова. Что произошло с ней?
— Алфимова ещё днём сдала свой служебный пистолет, чтобы вечером не возиться с ним. Хотя по инструкции она должна была сдавать оружие только после окончания своей смены и отъезда инкассаторской службы. А Вера дожидалась инкассаторов без оружия. Выходит из магазина этот инкассатор, она следом за ним идёт. Когда они вместе дошли до машины, она пошла в сторону автобусной остановки. После первых выстрелов она побежала к инкассаторской машине, и её, безоружную, расстреляли.
— В конечном итоге двое членов банды погибли в ходе ограбления, Финеева по решению суда расстреляли, а Субачёву дали срок. Не знаете о его дальнейшей судьбе?
— Ему дали десять лет, но так как это первая судимость, отсидел, наверное, поменьше. Что с ним стало потом, не в курсе.
— В этом деле вы, как следователь, блестяще выстроили тактику действий и смогли очень грамотно использовать свои козыри. Понимание того, что задержанные ничего не знают о судьбе своих подельников и это надо использовать, родилось спонтанно? Или это какие-то более или менее стандартные схемы работы следователя, которые ещё во время учёбы усваиваются?
— Это же целая наука. Моя дипломная работа, которую я писал много-много лет назад, называлась «Тактические приёмы допроса обвиняемого и подозреваемого».
Тут важно очень хорошо знать психологию виновного. Бывало не раз, что сам провоцируешь человека на то, чтобы он дал тебе ложные показания. То есть подводишь к нему логически выстроенную заведомо неправильную конструкцию, подталкиваешь, чтобы он сам её принял, чтобы потом, опровергнув его ложь, было бы легче психологически вытащить из него правду. Вот ты же соврал мне, а русская поговорка (гласит. — RT): «Единожды солгавши, кто тебе поверит?» И люди после этого уже морально готовы сказать, как всё было, причём без всяких угроз, насилия и прочего. Вообще, есть много таких вещей, но даётся это не сразу. Мне говорили, что якобы я даже как-то гипнотизирую людей, что они идут на контакт со мной, но, конечно, никаких сверхъестественных способностей у меня нет. Хотя действительно были случаи, когда люди два-три года не давали никаких показаний, а я, подключившись к работе, через три-четыре дня приносил явку с повинной.
— А насколько в принципе большую роль в разоблачении преступника играет харизма следователя, его умение как-то располагать к себе?
— Создание преувеличенного представления у допрашиваемого о наличии у следователя бо́льших доказательств, чем есть на деле, — это целая наука. Если такое преувеличенное представление создать, он, как правило, разваливается.
И хотя после разоблачения Сталина у нас много критиковали теорию, что показания обвиняемого являются «царицей доказательств», я всё равно считаю, что показания обвиняемого не тождественны показателям свидетеля, даже если тот очевидец. И если выбирать между ними, я буду ставить весомость показаний обвиняемого выше. Они неравнозначны.
— Почему?
— Потому что свидетель изначально не планировал видеть эту картинку. Для него то, что он лицезрел, — внезапность и неожиданность. Он может не всё ухватить, не всё увидеть, не всё запомнить. Но для того, кто это совершает, это обдуманные, рассчитанные действия, хорошо проработанные. К тому же только обвиняемый может сказать, почему он это делал. Со стороны когда наблюдаешь, видишь картинку, но не знаешь, почему человек это делает.
— Такое непростое и крайне ответственное дело вам удалось раскрыть невероятно быстро. Было какое-то поощрение со стороны руководства?
— По времени действительно получилось всё очень стремительно. Уже через 13—15 часов после ограбления у меня было признание Финеева и полный расклад по банде, её структуре, предыдущим преступлениям. По такому сложнейшему и резонансному делу это, возможно, своеобразный рекорд.
А что касается поощрения, у меня где-то лежит номер газеты «Советская Россия», где было опубликовано сообщение о награждении раненых милиционеров. Возможно, и Алфимову как-то посмертно тоже наградили, уже не помню. А моим следователям и мне дали по 60 рублей премии. В 1980-е такое положение вещей было в принципе нормальным, со времён Николая Щёлокова (министра внутренних дел СССР в 1966—1982 годах. — RT) в МВД по части наград и регалий для своих всегда умели подсуетиться, а мы в прокуратуре чаще оставались в тени.