«Двушечка» для палача Рейха

В глазах этого благородного седовласого господина в костюме и белоснежной рубашке с галстуком сквозит уверенность и спокойствие. О чем, собственно, можно беспокоиться, если на втором столетии своей жизни ты удостоился внимания репортеров всего мира и претендуешь на весьма специфическое место в Книге рекордов Гиннеса?

Жизнь удалась! Даже если у тех, с кем ты «работал», нет

100-летнему Йозефу Шуэцу инкриминируют участие в массовых убийствах в концентрационном лагере Заксенхаузен, который «гостеприимно» распахнул свои двери для врагов Рейха (евреев, коммунистов, геев) в 1936 году, а прекратил работу лишь в апреле 1945-го, когда на его территорию ворвались бойцы Красной Армии. Здесь погибло свыше 100 тысяч человек.

Порог здания суда в Бранденбурге-на-Хафеле господин Шуэц, работавший в лагере охранником, переступает, опираясь на палочку. Ни дать, ни взять — писатель на пенсии, пришедший разобраться с дорожной полицией по поводу штрафа за неправильную парковку.

Обвинение утверждает, что Йозеф Шуэц участвовал в убийстве 3518 человек. Немецкая точность!

Процесс над самым старым палачом в истории преследования пожилых нацистов, которая не перестанет периодически приобретать актуальность, пока жив хоть один охранник, полотер или уборщица, чья «трудовая» лежала в отделе кадров Третьего рейха, может стать поучительной драмой, научной фантастикой или фарсом.

Поучительная драма о том, что преступления против человечества и человечности, как и военные преступления, не имеют срока давности. Чему она поучит должностных лиц пенитенциарной системы одной из восточноевропейских стран, где пытают, засовывая черенки от швабр в зад, или для бойцов ОМОНа, «Алмаза», «Альфы» ее страны-соседки, убивавших мирных протестантов, не согласных с очередным воцарением агрофюрера?

Вряд ли это их чему-то научит. Скорее, подстегнет к более тщательному и рьяному исполнению служебного долга. Максимум, что грозило когда-то 90-летнему уроженцу Бердичевского уезда Ивану Николаевичу Демьянюку, ставшему соучастником убийства примерно 28 тысяч человек в ходе прохождения своей службы в лагере «Собибор», — 5 лет лишения свободы.

Это примерно по полтора часа за каждого человека. Он был на 10 лет моложе герра Шуэца и сразу же после вынесения обвинительного приговора судом первой инстанции подал апелляцию, до приговора не дожил, поэтому официально считается несудимым.

Кого такая «перспектива» напугает, чему поучительная драма научит? Люди живут здесь и сейчас. Что там будет спустя 80 лет, когда наступит XXII век и гарантированно сменится власть (но вряд ли изменится народ, генетически нуждающийся в диктатуре и репрессиях).

Кто-то верит, что не доживет. Кто-то более ориентирован на пример палачей из НКВД, имена которых и сегодня — суровая эфэсбэшная тайна! — не разглашаются родственникам жертв.

Фарс, да и только. Но адвокат Стефан Ватеркамп настроен на то, чтобы процесс по делу его подопечного стал его профессиональным триумфом, потому что доказать причастность Йозефа Шуэца к убийству 3518-ти (а почему не 4917 или 2999,9?) человек — это чистой воды научная фантастика.

Каким образом? Конкретно тех, а не этих? С доподлинно известными именами, фамилиями? Шуэц в них стрелял, отправлял в газовую камеру лично? Остались свидетели? Пороховые частицы на руках? Эпителий жертв 100-летнего Йозефа сохранился у него под ногтями?

«Дед, уйди в несознанку или расскажи им свою биографию», — кажется, именно эти слова шепнул Стефан Ватеркамп Йозефу Шуэцу прежде чем он уселся в свое инвалидное кресло и начал рассказ.

Что рассказал о себе герр Йозеф Шуэц?

Во-первых, что он невиновен, и это логично. Не его дело доказывать, что он не палач, не верблюд, не племянник Гитлера. Это дело обвинения, явившего миру спустя 80 лет совершенно конкретное (и только поэтому нереальное) число жертв Шуэца. Он мог убить троих, а мог выполнить план в тридцать тысяч.

— Изложите известные вам факты, - предложил 100-летнему Йозефу судья, нуждающийся в болтовне словоохотливого старикана, как никогда.

И зал услышал вполне ясный голос абсолютно вменяемого, не впавшего в маразм человека, который не расположен пускаться в страдальческие россказни о том, как ему было тяжело нажимать на курок или закрывать увесистые двери газовых камер на запор.

— Мне неизвестны факты, поэтому я ничего об этом не знаю, — заявил он, затем вдруг добавив, — Все связи разорваны. Я здесь один.

Запомним последнюю фразу. Как говорил штандартенфюрер Штирлиц (он же русский разведчик Максим Максимович Исаев), запоминаются первая и последняя фразы. Первые фразы Йозефа очевидны и предсказуемы, а над последней стоит «помедитировать».

Может, Йозеф бы и ударился в излишнюю старческую болтливость, но тут встал Стефан Ватеркамп, который невозмутимо произнёс:

— Обвиняемый не собирается комментировать обвинение, но может рассказать о подробностях своей биографии.

То есть, о нелегкой судьбе, приведшей на службу к нацистам (тот факт, который доказан, неопровержим и не отрицается пожилым охранником Заксенхаузена).

Многодетная литовская семья

Да, Йозеф рассказал о том, как вместе с 7-ю братьями и сёстрами ему приходилось «впахивать» от рассвета до заката, пока в 1938 году его не «забрили» в немецкую армию. Подробности своей работы в лагере Шуэц не комментирует никак. Совсем. А вот о том, что после войны он оказался в советском лагере для военнопленных, он говорит вполне откровенно.

Кстати, не факт, что речь о каком-то другом лагере. В апреле 1945 советская власть не снесла Заксенхаузен и не устроила здесь мемориал, как минимум, 100 тысячам погибших.

Здесь, на мощностях и с рачительным использованием оставшихся ресурсов было открыто вполне советское пенитенциарное учреждение под названием «Спецлагерь № 7 НКВД».

До 1945 года в этом аду содержались и уничтожались евреи, геи и коммунисты. После победной весны здесь «были рады» не только немецким, но советским военнопленным, которые надеялись вернуться домой. А ещё социал-демократам, видевшим в коммунистической системе не меньшую угрозу, чем в национал-социалистической. Ну, и другим категориям граждан.

Закрыли «адское местечко» только в 1950 году.

Похоже Шуэц был, всё же, в другом концлагере, так как он делает акцент, что был на территории России, а не в зоне советской оккупации. На вопрос о том, что там вообще происходило, Йозеф невозмутимо отвечает, что не знает, так как овладел немецким языком только после того, как вернулся в Германию… в 1947-м.

«Нихт фертшеен!»

И всё тут. Два года в советском лагере для военнопленных? Стало быть, внимательная советская власть, не увидела в нём палача 3518 заключенных Заксенхаузена. Иначе намотали бы по полной.

Йозеф рассказывает о том, что после войны был сначала крестьянином, потом слесарем. Судья выслушивает его рассказ о том, как он отмечал свои дни рождения (сперва с дочерьми, затем с внуками). Он помнит и говорит о том, как покойная жена шептала ему:

«Во всем мире нет такого человека, как ты…»

И можно засадить армию журналистов по надуманной статье «реабилитация нацизма», но для них — жены, дочерей, внуков и детей — Йозеф всю жизнь был обычным литовским крестьянином, мужем, отцом, дедом и прадедом, которого судьбой занесло в немецкую армию (а могло занести в палачи НКВД). Косвенно это подтверждают сами свидетели, например, 84-летний Кристоффель Хейер, у которого в Заксенхаузене погиб отец.

— Я понимаю, что, боясь расправы, вы не смогли отказаться (прим. ред. – от работы в Заксенхаузене). Но как вы могли так долго спать спокойно?!

Западные СМИ пишут: «Йозеф Шуэц делает вид, что не понимает вопроса или не знает ответа». Фарс, да и только. Ему, попавшему в немецкую армию 18-летним мальчишкой, предлагают вспомнить, как спалось каждую из последующих ночей на протяжении всех этих десятилетий?

Рассказать, снился ли ему запах «Циклона В»? Мерещатся ли по углам глаза тех, за кем он закрывал двери в газовую камеру или тех, кого еще шевелящимися присыпал землёй либо добивал выстрелом из «Вальтера»?

— Он всё прекрасно помнит в деталях! — кричит бывшему палачу Антуан Грумбах, 79-летний француз, также потерявший в лагере отца. — Связи не разорваны! Это манипуляция адвоката, который выбрал эту стратегию молчания!

Лицо Грумбаха-старшего Шуэц, наверняка, не помнит. Их были тысячи. Прошло 80 лет. Но «палитра» деталей у него в голове осталась. Имея ясную память и четкую речь, он порассказал бы, будь рядом не обвинители, а сценаристы и режиссеры блокбастера, и не маячь перспектива провести остаток дней в роли пугала для репортеров в тюрьме.

Старик молчит. Но вернемся к очень важной фразе, которую он сказал:

«Я здесь один…»

Имел ли он в виду, что все остальные – те, кто отдавал приказы, те, кто не просто спасал свою шкуру, а был идейным убийцей (в отличие от «забритого» в армию крестьянина из многодетной литовской семьи Шуэца), давно мертвы?

Если смотреть на ситуацию поверхностно, то да. А если копнуть чуть глубже, то можно было бы вспомнить, что Нюрнбергский процесс вёлся над представителями государственного преступного сообщества – Третьего Рейха, в то время как главное преступление ХХ столетия явно совершалось на межгосударственном уровне.

О том, насколько компромиссным был Нюрнбергский процесс, историки спорят и сегодня, так как абсолютное большинство пособников нацизма, тех, кто не противился идее «возрождения Священной Римской Империи» в центре Европы, а наоборот — потирал руки, ожидая извлечь из этого солидный экономический профит, было стократ больше.

Для того чтобы состоялся Нюрнбергский процесс, круг преступников необходимо было сузить до параметров скамьи и числа заготовленных веревок.

Локализация круга обвиняемых была необходимым условием этого важнейшего суда, потому что по ту сторону процесса находились лица, ждавшие компенсации (а не одного лишь «справедливого возмездия», которое, будь оно таковым, распространилось бы на всех инвесторов Рейха).

Давайте вспомним.

Ушла ли на виселицу экономическая элита Германии, крепко-накрепко связанная с мировой? Нет. Ни одного её представителя на Нюрнбергском процессе не оказалось.

Попали под раздачу немецкие ученые, вкладывавшие все свои силы и ресурсы в укрепление нацизма? Нет. Их головы были сохранены для работы на резонеров других политических идей.

Разве были хотя бы словесно осуждены на Нюрнбергском процессе молчаливые соучастники холокоста, являющиеся представителями политической элиты большинства стран Запада? Нет.

Плюнули (ну, хотя бы!) в лицо тем, кто увлекался экономическим и военным сотрудничеством с фюрером до начала Второй мировой, публикуя здравицы в честь товарища Гитлера на первых полосах газет? Нет.

Наконец, являлся ли немецкий антисемитизм составляющей частью куда более масштабного, хоть и менее кровавого, общеевропейского антисемитизма? Да!

Все нацисты гитлеровской Германии, конечно же, были антисемитами. Но все ли антисемиты были нацистами?

Или же кое-где еврею могли устроить адские пытки, переломать все пальцы, а затем утопить в бочке с дерьмом, как это было с товарищем Мейерхольдом? А затем, написав в справке «Приговор приведен в исполнение», сжечь его тело в Донском крематории, сбросив пепел в яму.

Где та тонкая грань, которая отличает зверства верифицированных Нюрнбергским трибуналом нацистов от их никем и никогда не осужденных триумфаторов-оппонентов (они же бывшие подельники или молчаливые соглашатели холокоста)?

Ах, да! Гитлеровцы убивали евреев за то, что они были евреями. А Мейерхольда убили за то, что он был гений. По «расстрельному списку товарища Сталина», а не по «пятому пункту» в паспорте. За шпионаж в пользу 10-ти стран, включая Германию, Японию и Польшу.

Это же абсолютно другое. Заранее просим простить.

В 90-е годы в России был гимн без слов, именуемый «Патриотическая песня». Слов не было. Одни варианты! Кто-то по наивности предложил начать гимн словами: «Русь моя, в великом покаянии навсегда проснулась ото сна». Тут же возник возмущенный вопрос:

«В чем и почему мы должны каяться?!»

Разумеется, каяться нам не в чем. Это «во-первых». А во-вторых, почему же «проснулась»? Возможно, мы только-только уснули, и до утра нас ждёт еще лет триста увлекательного путешествия в такую ночь, где кошмары Йозефа Шуэца (если они вообще были, и Шуэц не занимался в Заксенхаузене утилизацией пищевых отходов офицерской столовой) покажутся невинной детской игрой в крысу.

— Как вы могли так долго спать спокойно?! – патетически вопрошают у 100-летнего старика французы, британцы, чехи, у которых на заводах была произведена треть гитлеровских вооружений.

И как тут не вспомнить фразу Вильгельма Кейтеля, когда, посмотрев на присутствовавших на Нюрнбергском процессе французских делегатов, он узнал их и язвительно спросил:

«А эти господа тоже нас победили?»

Ну, конечно, «победили», мгновенно забыв, что в первой половине 1940-х Франция упоительно сотрудничала с Германией, был создан коллаборационистский «Режим Виши», велось уничтожение цыган и евреев, коммунистов и гомосексуалистов в «лучших традициях» нацистов.

Причастность французского правительства времён Второй мировой к деятельности Третьего рейха, ответственность за депортацию 76000 евреев на территорию Гитлеровской Германии, где их ждало гарантированное уничтожение, — всё это было признано лишь в 2009 году. А до этого? Считалось, что режим придерживался «политики нейтралитета».

Еще раз.

«Я здесь один!»

Говорит нам 100-летний винтик системы, процесс которого регламентирован

· 2,5 часами в день

· 22 заседаниями

· Должен окончиться строго в январе 2022 (может, и досрочно, если Шуэц умрёт).

Такая «регламентированность» характерна не для судебного процесса, а для сериала. Что нам и собираются показать, если главный герой не «двинет коня» до появления надписи «The End».

Йозеф Шуэц там один, и максимум, что ему «светит», скупая немецкая «двушечка», которую (вангуем) он по-любому не досидит. Шуэц — плебс и пыль системы нацизма. Шуэц — каким-то чудом доживший до нашего времени старый фашист, которого нам суют под нос: «Вот, смотрите! Никто не уходит от ответственности!».

Те, кому нужно и можно (а вернее — дозволено) было уйти, давно от этой ответственности ушли, прожили счастливую и безбедную жизнь в Аргентине или Бразилии, не нуждаясь в работе слесаря или успехе крестьянского урожая.

Уйдут и другие. Те, кому самые наивные граждане, грозя пальчиком за геноцид собственного народа, что-то чревовещают насчет нового Нюрнбергского процесса или Гаагского трибунала.

Йозеф Шуэц может сгодиться в качестве примера «подлинного правосудия» только для какого-нибудь вертухая в ОТБ-1. Но и для него такого скудного примера будет маловато. Потому что он будет думать: «Я всего лишь винтик системы. Меня пронесет, как пронесло многих. В крайнем случае, закроюсь синей папкой и скажу: «Я в домике».

Совсем ли бессмысленны эти сроки для не доживающих до приговора Шуэцов, Демьянюков и других пожилых людей, засветившихся в нацистских лагерях с неправильной стороны проволоки? Конечно же, нет. Их показательная порка – роскошное обезболивающее для пожилых детей их жертв и единиц живых — тех, прошедших через лагеря, у кого на пороге смерти создаётся иллюзия существования в этом мире правосудия.

Такая история.