Полковник милиции в отставке рассказал, как боролись с домашним насилием в СССР
Проблема домашнего насилия остро стоит в России, в последние годы лишь немного увеличилось количество жертв, которые высказываются об этом публично. В медиапространстве возникло слово «абьюз», которым в том числе характеризуют неадекватное поведение кухонных боксеров и прочих людей, которые не в состоянии совладать со своей агрессией. Еще одно подтверждение остроты проблемы — на актуальные общественные вопросы всегда реагирует бизнес. Некоторые компании выпустили проекты в поддержку движения против домашнего насилия.
Но открытость некоторых жертв мало влияет на статистику зарегистрированных в МВД преступлений. Ежегодно более 20 тысяч обращений, связанных с насилием в семье, поступает от россиян мужского и женского пола. От побоев страдают женщины, мужчины и дети. 20 тысяч — капля в море, потому что большинство жертв не решается заявить на своего обидчика.
Это происходит по разным причинам: либо жертвы прощают абьюзеров, либо боятся общественного осуждения, им стыдно признать, что такое происходит в их семьях. Некоторым женщинам с детства внушают неправильные установки, вроде: «Бьет — значит, любит». А когда происходит страшное, даже родственники говорят: «Сама виновата».
Правоохранительным органам все равно — третья причина, мнение, из-за которого жертвы не обращаются за помощью в полицию. Но что, если участковый полицейский будет сам ответствен за судьбу вверенных ему граждан? Что если о совершении акта насилия будут докладывать на работу абьюзера, а его привлекать к общественным работам? Так было в СССР.
Говорят, в СССР много чего не было. Но домашнее насилие было. О том, как с ним боролись, подробно рассказал полковник милиции в отставке Евгений Черноусов в беседе с изданием «Слово и Дело».
«После 30 лет службы в МВД СССР у меня остались только хорошие воспоминания о деятельности милиции в то время. В том числе, служащие хорошо выполняли работу по профилактике, предупреждению и борьбе с домашним насилием. В первую очередь это касалось мужчин, которые обычно в нетрезвом состоянии поднимали руку на жен, матерей и детей. Большую роль в устранении этой проблемы играли общественные организации, созданные в помощь правоохранительным органам. Они занимались тем, что обсуждали действия людей, которые вели такой образ жизни, на собраниях коллектива трудящихся».
То есть мужчин (такая мера была направлена преимущественно на мужчин), которые агрессивно вели себя с домочадцами, прилюдно обвиняли в этом на работе. По словам бывшего полковника милиции, абьюзеры готовы был провалиться сквозь землю, слушая своих товарищей, которые подробно обсуждали всем коллективом их семейную жизнь. О совершении домашнего насилия могли также сообщить в партию, в инспекцию по делам несовершеннолетних.
«Общественное порицание было эффективным, большинство домашних дебоширов исправлялись. После такого редко возникали рецидивы насилия со стороны этих людей, это правда действовало», — продолжает Евгений Черноусов. — «Когда жертвы или посторонний человек, который пытался помочь беззащитной женщине или детям, набирали номер милиции и сообщали о рукоприкладстве и возможных тяжелых последствиях. Выезжали оперативно те, кто был поблизости. Задерживали, там же на месте собирали материал».
Поблизости обычно были либо сотрудники патрульно-постовой службы, либо участковый. Если на месте не находили жертв с ножевыми ранениями, огнестрельными ранами или сильными увечьями, домашнее насилие квалифицировали как мелкое хулиганство.
В СССР не было разницы, в доме произошло это правонарушение или на улице. Сегодня подобные происшествия в стенах дома определяют неким «междусобойчиком». В советское время составлялся материал, и далее все зависело от начальника милиции.
«Я, как начальник, мог выписать дебоширу штраф. Но я понимал, что вот я выпишу, потом он пойдет и еще что-то сотворит. Вдруг, опять начнет нападать на жену и совсем произойдет трагедия. Если после штрафа происходит, скажем, убийство, то есть милиция знала, что была такая вероятность повторной агрессии со стороны человека, начальника могли попросту уволить».
Если правонарушитель вновь брался за свое, наказать за недосмотр могли милиционера. Собственно, поэтому правоохранительным органам было не все равно на то, в каких отношениях живут супруги и что происходит за закрытыми дверьми квартир. Разбирались очень строго с руководителями, с прокурорами.
«Поэтому, чтобы не допустить повтора таких случаев, в основном нарушитель не отделывался штрафом. Материал направлялся в суд. Наказанием за домашнее насилие были 15 суток отработок — дебоширы не сидели без толку в камерах. Они отрабатывали наказание — подсобными рабочими, на сельхоз-работах, чистили туалеты. Чтобы прочувствовать, что такое свобода и что ею надо дорожить».
Это было частью профилактической работы с кухонными боксерами. В течение этих пятнадцати суток к наказанным приходили жены или матери, которых они обидели. По словам полковника в отставке, он как начальник милиции всегда их вызывал на разговор для выяснения обстоятельств инцидента. Объяснял, почему нельзя терпеть, нельзя прощать, почему нужно заявлять об этом — ведь новый акт насилия над жертвой мог привести даже к летальному исходу.
«За нанесение серьезных увечий своей жене, матери или детям холодным или огнестрельным оружием в стенах дома было другое наказание. Преступники шли по статье 206, до 6 лет лишения свободы. Суды за такие проступки никогда не смягчали наказание, никакого условного срока не назначалось», — объясняет Евгений Черноусов. — «Таким образом, с помощью уголовного кодекса, указов о мелком хулиганстве, общественного порицания и стимуляции милиционеров ответственно подходить к работе, наводился порядок».
Домашнее насилие, по словам полковника милиции в отставке, не имело такого широкого распространения, как сейчас. Потому что милиционеры могли войти в любое помещение без особого разрешения, реагировали оперативно. Иногда вывешивали на улицах фотографии дебоширов, что сегодня считается нарушением прав человека.
У правоохранителей был свой стимул — их понижали в должности, они могли лишиться работы, если выполняли обязанности спустя рукава. У милиции были льготы — бесплатный проезд, давали жилье. Всего этого они могли лишиться, если они проявят халатность по отношению к своим обязанностям.
«Милиционеры выезжали и общались с населением. В ходе таких бесед могли раскрыться подробности о жизни некоторых жертв, которые боялись обращаться и писать заявление. Даже обычная информация могла стать поводом для разбирательств».
Но и в советское время жертвы насилия скрывали реальное положение дел в своей семье. Часто вскрывалось все тогда, когда насилие доходило до крайних форм, например, до попадания человека в больницу. И в таких случаях проводились проверки, есть ли вина правоохранительных органов в недосмотре за этой ситуацией.
В СССР много о чем не принято было говорить. Но о домашнем насилии говорили открыто, проводили предупредительно-профилактическую работу не только с самими абьюзерами, но и на районном уровне — проходили различные лекции, мероприятия.
По словам Евгения Черноусова, большинство инцидентов происходило из-за агрессивного поведения людей на фоне выпитого алкоголя. И многие, боясь осуждения, самостоятельно отказывались от спиртного. И то, как широко освещались семейные проблемы в общественных кругах, заставляло людей несколько раз подумать, прежде чем проявлять агрессию.
Это интересно: Теория разбитых окон, или как общий порядок влияет на поведение людей