Изгнать насилие из книг невозможно
Кому-то по душе детективный скандинавский нуар. Кто-то предпочитает изощренные французские триллеры. Шагают в ногу с мировым трендом и популярные российские авторы. У них, правда, речь идет не о сложносочиненных ментальных патологиях, все же нуждающихся в неких медико-аналитических (в основном по доктору Фрейду) обоснованиях, сколько о насилии социально-идеологическом.
Оно, как вода, может принимать любые, включая самые извращенные, формы. «Точкой сборки» этого насилия в «рукопожатной» литературе является «империя зла» СССР во всех своих исторических проявлениях. Если из рукава гоголевской шинели выпорхнула классическая русская литература, то из рукава френча Солженицына тоже выпорхнула стая авторов, повествующих об ужасах «совка».
Насилие — фундамент человеческой цивилизации, поэтому изгнать его из литературы невозможно. Собственно, в основе христианской культуры многие века лежало раскаяние за насилие, совершенное над Христом. История Европы — это история насилия, но каждый раз во имя чего-то. Религиозное сознание не допускало наслаждения насилием. Даже в жестокой драматургии Шекспира за совершенными героями злодеяниями следовало раскаяние. На исследовании этой связи как единственной возможности спасения души стоит художественный мир Достоевского.
Свершившееся отступление общества от евангельских норм в жизни и искусстве освободило тему насилия от нравственных ограничений. Сегодня миром управляет цифровое сознание, для которого насилие всего лишь технический алгоритм управления, легко встраиваемый в любую идеологию, как, впрочем, и в ее отсутствие. Язык насилия становится универсальным, и литература как может отражает новую реальность.
Против нее провидчески восставали Рэй Брэдбери («451 по Фаренгейту»), Евгений Замятин («Мы»), другие думающие писатели. Но ярче всех описал деградацию человеческого общества автор бессмертного «Гулливера» Джонатан Свифт в образе йеху. Эти человекоподобные существа не знали иных добродетелей, кроме как подчиняться насилию и (если появлялась возможность) совершать его самим. Йеху неотвратимо превращается в героя нашего времени, а следовательно, и в героя литературы.
