Актёр Павел Устинов о своём приговоре и профессиональной карьере

Актёр Павел Устинов дал эксклюзивное интервью Марии Бутиной в рамках проекта «Освобожденные». В августе 2019 года его задержали на Пушкинской площади во время несанкционированного митинга, якобы за нарушение общественного порядка. Позже Устинова обвинили по статье 318 УК РФ (применение насилия, опасного для жизни и здоровья представителя власти). Суд не учёл видеозаписи задержания, которые могли служить доказательством его невиновности, и приговорил актёра к трём с половиной годам колонии общего режима. В защиту молодого человека была запущена широкая общественная кампания с требованием пересмотреть дело, за него вступились многие известные актёры и режиссеры. В итоге реальный срок заменили годом условно. Однако Устинов недоволен исходом и намерен добиться полного оправдания.

— Я видела большое количество твоих интервью про арест и суд, но очень мало информации о тебе, как о человеке. Как бы ты себя описал?

— Добросовестный, порядочный, добрый и отзывчивый человек.

— Что сделало тебя таким?

— Воспитание — у меня потрясающие родители, потрясающая семья. Мать — педагог, учитель русского языка и литературы. Отец был учителем физики. Просто положительные качества человека воспитывали во мне.

— Какой был принцип в семье? Тебе разрешали шкодить? Вот мне, например, разрешали. У меня было так — в 10 дома, до 10 свободное время. Было некое свободолюбие в семье. Как было у тебя?

— У меня тоже были ограничения, рамки. После 9—10 быть дома. Обязательно учишь уроки, делаешь домашнее задание либо после школы, либо вечером. В остальном каких-то суперограничений не было. Но если совершишь какой-то проступок, конечно, было наказание.

— Преступление...

— И наказание. Всё верно.

— Ты помнишь, как в первый раз к тебе пришла мечта стать актёром?

— Да, это было в 9-м классе, как раз после моей мечты стать хирургом.

— Расскажи, как тебя приняли в камере?

— Это была ночь, глубокая ночь. Карантин был заполнен. То есть обычно приходишь в карантин, сажают на два дня, чтобы привык, а там карантин был уже забит, уже всех расселяли по камерам. Как обычно, БСников к БСникам.

— А что такое БСник?

— Бывшие сотрудники – те, кто служили в армии во внутренних войсках, либо те, кто работали полицейскими. Так как я служил в армии во внутренних войсках, я считался БСником. Поэтому меня должны были селить с БСниками. Я значит, захожу в камеру. В камере темнота. Еще оставшийся дым сигарет в воздухе витает. Я захожу. Неизвестная для меня среда, абсолютно неизвестный для меня мир.

— Сколько человек было в камере?

— 10 человек. Я захожу. Говорю всем привет. А уже все спали. Там старший проснулся, спрашивает: «Кто такой, за что сел»? Я ему отвечаю, что вот, загребли на митинге, оказался не в то время, не в том месте. Начали надо мной прикалываться, говорить, что попал в «чёрную хату», к «людским».

— Это значит что?

— Те, кто вообще не служил в органах — просто «людские». На жаргоне – «чёрные». Они говорят: «Ты в чёрную хату попал. Попал ты».

— То есть, если ты попадаешь к тем, кого сажали бывшие сотрудники, это чревато для тебя определёнными сложностями?

— Да. И я понимаю, что сейчас что-то назреет. Уже морально подготовился, но потом всё нормально — ребята сказали, что шутят. Мне наложили покушать, попил я чай. Вкратце рассказали правила, которые там есть.

— Какие правила?

— Что нельзя садиться за «дубок» — за стол — без футболки или просто в майке, которая «алкашка». Должен каждый раз включать кран, воду, когда идешь в туалет, чтобы журчала вода и не было слышно. Когда приходит какой-нибудь сотрудник, зовет тебя или называет твою фамилию, ты должен подходить к двери и слушать, что тебе говорят.

— Ты упомянул, что сам БС и служил во внутренних войсках. Ты разгонял митинги?

— Нет, на митингах я не участвовал. Я был на Чемпионате мира по футболу 2018 года. Я как раз служил с 17-го по 18-й год. Мы выстраивали коридоры или же просто стояли в оцеплении. Допустим, на 9 Мая мы на Тверской улице стояли в цепочке.

— Пойти в армию — это было твоё добровольное решение?

— У меня было желание пойти в армию, отслужить, потому что у меня отец служил, брат служил старший. Мой отец служил под Германией, в 60-х годах, с 63-го по 66-й. Был с ГРУ связан.

— У тебя отец разведчик?

— Да, отец — разведчик.

— Не пошёл по его стопам?

— Я хотел в разведку тоже, как вариант рассматривал.

— Кстати, между прочим, это совмещается очень хорошо с актёрской деятельностью...

— Согласен. Нужны навыки актёрские.

— Мы знаем, чем отличается хороший танцор от плохого. А чем отличается хороший актёр от плохого актёра?

— Когда человек изображает. Когда человек не полностью перевоплощается в персонажа, а пытается его показывать нарочито, на зрителя — тогда, мне кажется, это не совсем правильно. Успех может выражаться только в том, когда зритель хлопает и третий раз вызывает актёров на сцену, на поклон. Это успех, это хороший артист.

— Поговорим про тот самый день, когда всё случилось. Ты стоял у метро, разговаривал со своей девушкой по телефону?

— Нет, не с девушкой. Я вышел из метро. Мы договорились с другом встретиться в центре, решили, что это будет Пушкинская, центр Москвы. Там красивые аллеи, кафешки везде. Я пришёл, вышел, увидел толпу, везде пресса бегает. Отошел обратно ко входу и решил позвонить другу, спросить, где он. И не успеваю я набрать его номер, как на меня налетают люди в масках, без шевронов, без каких-либо опознавательных знаков, что это наши органы, кто это напал на меня.

— Ты с ними дрался?

— Нет, конечно. Я встал и решил поднять руки. В этот момент первый сотрудник начал заламывать мне руку. Естественно, от этого движения я начал терять равновесие и на видео отчетливо слышно, если прислушаться, как я говорю спокойным тоном: «Спокойно». Затем в какой-то момент сотрудники мне начали падать в ноги, сами спотыкаясь друг о друга. И потом меня уже задержали, избили и отвели в автозак.

— Тебя сильно били?

— Ну, там видно, да. По спине.

— А в автозаке были еще люди?

— Много людей было. В автозаке меня посадили в общую клетку. И я наблюдаю такую картину, что два омоновца начинают шушукаться при входе в автозак, и говорят: «Надо выбрать кого-нибудь посолидней». Один из них тыкает в мою сторону: «Давай вот этого».

— Что значит, солидней?

— Я не знаю, что они хотели, но... Потом меня вывели, попросили мой паспорт, отошли в сторону, начали общаться. Потом примерно через 10 минут подходит сотрудник: «Вы ОМОНовцу вывихнули плечо».

— Как ты ему вывихнул плечо?

— Я не вывыхивал никому плечо, и первый сотрудник, который был при моем задержании, конечно же, это был не Лягин (Александр Лягин — сотрудник ОМОН, потерпевший. — RT). Это видно. Даже на видеозаписи можно заметить, что у Лягина рост 1 м 96 см, а на видео первый сотрудник с учетом даже шлема не достигает моего лба. То есть понятно, что человек гораздо ниже.

— То есть подставной?

— Фабрикация.

— Зачем так делать?

— Преступные приказы отдаются. Отработка статистики. Тут много может быть факторов.

— Ты же тоже был ОМОНовцем?

— Нет, наши обязанности кардинально отличаются от обязанностей сотрудников ОМОН и сотрудников полиции. Мы просто солдаты-срочники, которые выполняют приказ. У нас не было таких полномочий, как у ОМОНовцев, полицейских. Мы сами не задерживали никого. У нас был старший.

— Как ты думаешь, этот арест и публичный скандал мешает твоей актёрской деятельности?

— Нет, я не считаю, что мешают. Наоборот, это дало мне толчок после всех событий осознать всё полностью, принять окончательное решение, быть тут, заниматься этим. Я понял, что стопроцентно это моё, это мне близко.

— Произошедшее стало моментом, который тебя изменил?

— Конечно.

— Каков новый Павел Устинов?

— Новый Павел Устинов более осторожен, более внимателен, осмотрителен. Это опыт. Он во мне усвоился. Я об этом, безусловно, каждый день думаю, но не зацикливаюсь. Это автоматически происходит. Я не могу сейчас выйти из метро, не оглянувшись по сторонам. Даже вот этот маленький промежуток от метро до МХАТа, который я прохожу каждый день на репетиции, — это как поле боя для меня. Я понимаю, что уже спокойно выйти не получится.

— За тебя вступилась огромная часть актёрского сообщества, была большая общественная кампания. Как ты думаешь, почему?

— Потому что это всё на поверхности. Видно, что это несправедливо, что это надуманно, сфабриковано. Мне выдвинули обвинение в том, что я совершил уголовное преступление. Я сообщил Юле (Юлия — сестра Павла Устинова. — RT) после допроса. Позвонил ночью, она уже спала. Сказал, что меня задержали, обвинили и повезут в ИВС СВАО (изолятор временного содержания). И дальше она уже начала выкладывать посты в соцсети. Рассказывать знакомым, друзьям. Эта волна началась запускаться. Узнали об этом мои однокурсники. И некоторые однокурсники сообщили моему мастеру — Сергею Витальевичу Шенталинскому (преподаватель Высшей школы сценических искусств. — RT). Сергей Витальевич очень тепло и давно дружит с Константином Аркадьевичем Райкиным. Сергей Витальевич рассказал Константину Райкину об этом случае, и Константин Аркадьевич записал видеообращение по этому поводу. Он не побоялся это сделать, огромное спасибо ему за это.

— Когда был тот момент, когда ты проснулся знаменитым?

— Если говорить о творчестве, то моя знаменитость ещё впереди. Если говорить про личность мою, то после всех событий, которые произошли в августе 2019 года.

— То есть, когда ты проснулся свободным?

— Да.

— Расскажи о быте в камере? Как был построен твой день?

— Просыпались мы часов в шесть, иногда в семь. Убирались в камере. У каждого были свои обязанности. Кто-то готовил еду, за «дубок» отвечал, кто-то убирался в общей части камеры, кто-то в туалете убирался. Не было такого, что кто-то там говорит, что надо мыть толчки. Каждый, кто приходил в камеру, убирался сначала в туалете. Потом переходил мыть полы.

— То есть существует иерархия?

— Да, есть определённая система, градация. Но если у тебя есть какие-то кулинарные способности, ты повар, то можешь сказать: «Ребята, я был поваром, могу на «дубок» встать». Всё готовить на всех, до того как все проснутся.

— Погоди, я думала, что уже готовую еду дают?

— Готовую. Но «положняк», он не вкусный.

— Что такое «положняк»?

— Еда, которая положена.

— У тебя было любимое блюдо в тюрьме?

— Мне нравилась «могила». Это рыба такая. Тоже баланда, но мы из неё делали офигенный салат с майонезом.

— А почему «могила»?

— Она, как кусок земли, внешне выглядит. Но более или менее прилично, если с майонезом смешать.

— В твою защиту была целая кампания «Я/Мы Павел Устинов». Что тебе было известно об этой кампании пока ты сидел в СИЗО?

— Абсолютно ничего. Я узнал об этом только когда Татьяна Потяева — это уполномоченный по правам человека в Москве — приехала с визитом в СИЗО ко мне. Она мне рассказала о кампании, которую выдвинул потом уже непосредственно Александр Паль (российский актёр. — RT) после Константина Райкина. Запустился этот флешмоб. Когда мне всё это сказали, я не поверил. Для меня это так далеко было, как будто бы этого нет. Тем более, что я в этих рамках, за решеткой не знаю, не вижу ничего кроме стройки дебильной за окном в СИЗО. И вообще не понимаю, что происходит в мире и в России.

— У тебя есть ощущение, что твоя страна тебя предала?

— Нельзя так сказать, что меня страна передала. Это сделали определённые люди. Наоборот, большая часть страны, то есть народ — они вступились за меня и за это им огромное спасибо.

— Три основных правила, как выжить в тюрьме?

— Первое правило — это, конечно же, много не разговаривать. Потому что люди есть разные. Второй совет — не забывать кушать, как бы ни хотелось из-за стресса этого не делать. И не терять рассудок.

— У тебя было внутренне ощущение, за что тебе тюрьма? Недолюбил? Невнимательно относился к чему-то? Вроде как знак свыше: остановись, подумай...

— Было ощущение подумать о свободе, о жизни. Это прибавило ценности тому, что я могу жить, могу развиваться, могу строить свою семью на свободе. И я это стал ещё больше ценить.

— У тебя было желание всё забыть?

— Нет, что-что, а забывать жизненный опыт, который я приобрёл — это самое глупое, что только может быть.

— Ты готов бороться дальше за полное оправдание?

— Да, я борюсь. «Мемориал» (неправительственная правозащитная организация. — RT) от моего лица подал заявление в ЕСПЧ. Мы боремся, продолжаем.

— Есть надежда?

— Надежда есть.

— Как ты считаешь, общественный резонанс насколько он был важен в твоём деле?

— Стопроцентно важен. Если бы не было общественного резонанса, я бы не вышел.

— Прошло около года после твоего освобождения. Тебе удалось полностью вернуться к жизни?

— Да.

— Что помогло тебе восстановиться?

— В первую очередь, семья, поддержка близких, Кати — моей девушки. Я сейчас полностью ухожу в творчество, я счастлив, что я могу этим заниматься, что это никак не влияет на мою деятельность актёрскую.