В НАТО объявили Россию своей главной угрозой. Чем Москва ответит на расширение альянса?

НАТО официально признало Россию своей главной угрозой. Об этом было объявлено на прошлой неделе, когда страны-члены альянса приняли новую стратегическую концепцию на саммите в Мадриде. Более того, участники саммита выразили надежду, что российская спецоперация на Украине завершится военной победой Киева. Отношения Москвы и НАТО уже давно переживают не лучшие времена. Однако настолько резких и провокационных заявлений в альянсе еще не допускали, и все это происходит на фоне расширения НАТО на восток, к границам России. Игорь Истомин, доцент кафедры прикладного анализа международных проблем, ведущий научный сотрудник Центра перспективных американских исследований МГИМО, рассказал в интервью «Ленте.ру», как принятие Швеции и Финляндии в альянс отразится на мировой безопасности, чего добивается руководство НАТО своими громкими высказываниями и возможен ли еще диалог между сторонами.

«Лента.ру»: В новой стратегической концепции НАТО, принятой в Мадриде, Россия была переквалифицирована из партнера в угрозу. Действительно ли это значимое событие или по факту просто закрепление существующего статуса-кво?

Игорь Истомин: На мой взгляд, произошедшее — абсолютно ритуальная вещь. Статус России как партнера НАТО, отраженный в прошлой стратегической концепции 2010 года, нерелевантен на протяжении как минимум последних восьми лет, а может, и дольше. Противоречия между Москвой и альянсом нарастали с 2012-2013 годов, а уже после начала украинского конфликта в НАТО перешли к политике сдерживания России.

Несмотря на жесткую критику России, в этой же концепции говорится о том, что НАТО все равно стремится поддерживать канал коммуникации с Москвой. В каком сценарии возможен возврат к какому-то содержательному диалогу?

Это будет не столько возврат, сколько новый диалог, который понадобится, чтобы закрепить новый статус-кво. Сейчас западные страны делают ставку на то, что конфликт на Украине приведет к серьезному ослаблению России и что они смогут говорить с позиции силы. Но очевидно, что даже наши самые злейшие противники даже в самых больших мечтах не могут представить себе исчезновение России как фактора европейской политики. Ну, разве что в совсем уж глубоких снах.

Поэтому даже при том, что с большой вероятностью сохранится конфронтационный модус отношений, нужно как-то управлять этой конфронтацией. Возникает потребность в диалоге, по крайней мере для того, чтобы предотвратить прямое столкновение России и НАТО.

Какие факторы будут влиять на готовность России и НАТО сесть за стол переговоров?

Перспективы такого диалога в первую очередь будут зависеть от развития специальной военной операции и ситуации на Украине. Второй фактор, влияющий на возможность переговоров, — это реальная конфигурация военного присутствия НАТО у границ России и ответ на нее российских вооруженных сил. Сейчас альянс заявил о существенном наращивании военного присутствия с батальонного уровня до бригадного. Но нет гарантий, что этим эскалация ограничится.

Диалог по транспарентности и предсказуемости в военной сфере между Россией и НАТО продолжался и после охлаждения отношений в 2014 году. И в альянсе понимают, что в какой-то момент нужно будет снова к нему переходить. Более того, даже в последние месяцы, уже после 24 февраля, продолжались контакты на уровне министров обороны и начальников штабов России и США. Вероятно, на каком-то этапе возможен новый контакт — скорее всего, между начальником Генерального штаба РФ и командующим силами НАТО в Европе.

Представим, что этот диалог начался. На чем будет акцент? О чем вообще России и НАТО говорить сейчас?

Чтобы представить, достаточно посмотреть, о чем они говорили в последние годы. Например, важным элементом диалога было информирование о планирующихся военных учениях, поскольку маневры Российской Федерации в западной части страны и в партнерстве с Белоруссией регулярно вызывали истерические реакции в западных СМИ. Для того чтобы четко объяснять, что происходит, и нужны каналы коммуникации. Что касается более масштабных политических вопросов, пока их контуры не просматриваются.

Одним из самых громких заявлений, сделанных на саммите, стал призыв лидеров НАТО к Украине завершить конфликт военным путем и одержать победу. К чему подобные заявления приведут с точки зрения отношений России и НАТО?

Саммит был использован для того, чтобы в очередной раз подтвердить готовность Запада поддерживать Киев в вооруженной борьбе. Важный пункт, который хотели донести страны-члены НАТО, — это неограниченность этой поддержки по времени, и отражением этой идеи стало в том числе предложение украинскому президенту Владимиру Зеленскому выступить на саммите.

Насколько такая поддержка действительно будет сохраняться в дальнейшем — это предмет спекуляций. Мы видим, что даже сейчас среди европейских участников альянса ведутся некоторые дискуссии на эту тему. Появляются вбросы, что и внутри американской администрации периодически обсуждаются опасения относительно рисков украинского конфликта. Саммит НАТО — это спектакль, который должен впечатлить чувствительные души как внутри стран альянса, так и вне. Главная аудитория этих высказываний все-таки внутренняя: нужно показать людям, насколько мы замечательные, крутые и как у нас все хорошо. Саммит — это место как раз для таких ярких и громких заявлений, как обращение к Украине. Я бы не переоценивал его значение.

Достаточно предсказуемым, но все же значимым событием стало официальное приглашение Финляндии и Швеции в НАТО. Насколько этот шаг действительно изменит баланс сил в Европе?

Если мы посмотрим на события последних месяцев, Финляндия и Швеция вполне активно участвовали и в военной поддержке Украины, и в санкциях против России. Они являются государствами-членами ЕС, а договор о Европейском союзе предусматривает пункт о коллективной обороне — вполне близкий по смыслу к аналогичному положению статьи 5 Североатлантического договора.

Швеция и Финляндия уже длительное время входят в евроатлантическое западное сообщество. После 2014 года они нарастили свои связи с НАТО. На военном уровне нет никаких проблем с их интероперабельностью, а в политическом смысле они в полной мере поддерживали курс НАТО.

Россия придерживается сбалансированного подхода, когда говорит, что не станет реагировать на факт вступления Финляндии и Швеции в НАТО как таковой. Но если за этим вступлением последуют практические изменения — наращивание на их территории военного присутствия альянса, — последуют ответные меры с российской стороны.

Насколько Финляндия и Швеция готовы прямо сейчас разместить у себя базы НАТО?

Честно говоря, я думаю, что пока этот вопрос напрямую не стоит. Тем более что уже само вступление в НАТО, особенно в случае Швеции, создает серьезные внутриполитические сложности. Социал-демократическая партия Швеции просто наступила на горло собственной песне и поменяла свою позицию. В преддверии выборов в этой стране мы можем ожидать различных внутриполитических реконфигураций. Поэтому пока вопрос о размещении военной инфраструктуры не стоит.

Мы с вами разговариваем 1 июля — пока Стокгольм и Хельсинки даже не подписали протокол, регулирующий условия их вступления. После этого должен быть еще процесс ратификации протокола парламентами стран-участниц НАТО. Вопрос, насколько быстрым будет этот процесс, особенно в Турции.

Осенью там пройдут выборы. Эрдоган позиционировал договоренности с Финляндией и Швецией как «большую политическую победу». Но к сентябрю народ может об этом позабыть, и понадобится новая «большая политическая победа» над такими «мощными» дипломатическими конкурентами, как Швеция и Финляндия. Поэтому ратификация может затянуться.

Еще несколько месяцев назад зампред Совбеза РФ Дмитрий Медведев предупреждал, что если Финляндия и Швеция вступят в НАТО, то о безъядерном статусе Балтики можно забыть. Появится ли теперь ядерное оружие в Калининграде в качестве ответной меры?

Вопрос к военным. Я не думаю, что это должно произойти автоматически. Как я говорил, российское руководство подчеркивало, что будет реагировать не на сам факт вступления Финляндии и Швеции в НАТО, а на изменения в военной сфере и новую военную инфраструктуру. Поэтому само по себе вступление наших северных соседей в альянс не обязательно приведет к появлению ядерного оружия в Калининградской области.

Но нельзя забывать, что параллельно НАТО проводит увеличение военного присутствия до бригадного уровня на Востоке, в том числе в Прибалтике, — об этом мы уже упоминали выше. И на этом альянс может не остановиться. Реакция российского министерства обороны на эти действия западного блока будет обусловлена именно военными факторами.

Насколько вообще расширение НАТО усиливает альянс? Не влияет ли это на его способность оперативно принимать решения, не делает ли это его все более неповоротливым?

Процесс принятия решений, безусловно, усложняется по мере увеличения числа членов. Другое дело, что интересы вступающих стран в той или иной степени похожи на интересы действующих членов. Конечно, в отличие от Северной Македонии и Черногории, в случае принятия Швеции и Финляндии мы имеем дело с государствами, обладающими большим военным потенциалом — это более значительное приобретение для НАТО. Но приобретение все же сомнительное — ведь увеличивается граница с Россией, и, соответственно, увеличиваются риски каких-то столкновений и дестабилизации обстановки.

На Западе до сих пор продолжается дискуссия, в какой степени вступление Швеции и Финляндии в НАТО было бы полезно и насколько это повышает безопасность стран-членов альянса. Есть очень ясные аргументы, почему это не так.

Турция заняла достаточно жесткую позицию по вступлению Финляндии и Швеции в НАТО и выторговала определенные уступки взамен на свое согласие. Насколько часто будут случаться подобные «бунты» и торг со стороны стран-участниц альянса?

Торг в НАТО всегда присутствует, торгуются все. Просто не всегда этот процесс становится таким публичным и таким ярким. Например, можно вспомнить, что еще в начале весны представители стран Балтии заявляли о том, что нужно повысить количество войск на их территории. Это же тоже элемент торга, и этот торг оказался успешен.

Турция занимает особое положение. Она обладает очень серьезным военным потенциалом и географической значимостью, потому что находится на стыке Европы и Ближнего Востока и контролирует выход в Черное море. Кроме того, Турция обладает отличными от других членов альянса интересами, поэтому она такой вот enfant terrible в натовской семье. Такой же яркой фронды, как в случае Турции, сложно ожидать от кого-то другого.

В годы президентства Дональда Трампа в США его французский коллега Эммануэль Макрон диагностировал «смерть мозга» у НАТО. Насколько приход Джо Байдена и конфронтация вокруг Украины реанимировали альянс?

Я, честно говоря, с большим сомнением относился к риторике Макрона. Таким образом он пытался набрать политические очки, но нужно помнить, что именно при Трампе существенно возросла военная активность НАТО, увеличилось количество сил быстрого развертывания и американское присутствие в Европе, возрождались командования времен холодной войны. То есть институционально все было неплохо. Была плохая атмосфера, плохая риторика. Но это как в анекдоте: вам шашечки или ехать?

В принятой в Мадриде концепции впервые в качестве стратегического вызова был назван Китай. Насколько он действительно представляет угрозу для всего альянса, особенно для его европейских членов?

В 2010-х годах и особенно сейчас центр интересов США — ключевого члена НАТО — сместился из Европы в Тихоокеанский или, как они это сейчас называют, Индо-Тихоокеанский регион. Для Вашингтона главный противник — это Пекин. Поэтому его указание как вызова безопасности НАТО в ее новой стратегической концепции стало хоть и ожидаемой, но большой победой для Вашингтона.

Но европейские государства-члены НАТО географически далеки от Китая. Поэтому для США приоритетность союзников в Азии будет возрастать и даже превышать значимость союзников в Европе — и европейские страны этого боятся. Политика Запада в последние годы привела к сближению России и Китая. С одной стороны, это вызов и неудача для Соединенных Штатов, потому что у КНР появился надежный партнер, который дает ему мощный стратегический тыл. С другой же стороны, сближение Китая и России помогает США консолидировать своих союзников и убеждать европейские страны подставить плечо в Азии.

Как в этой связи будет меняться роль более мелких с точки зрения числа участников организаций — например, QUAD и AUKUS, которые действуют в Тихоокеанском регионе?

Я бы не назвал их более мелкими, особенно QUAD. Да, членов там меньше, но по численности проживающего в них населения — достаточно взять миллиардную Индию — он превосходит НАТО. С точки зрения США, значимость здесь не в количестве, а в потенциале и в мотивированности. И вполне возможно, что государство, которое географически находится вблизи Китая, будет демонстрировать эти качества более явно, чем партнеры по НАТО.