Causeur (Франция): сокрушитель Бенжамена Гриво изливает душу в книге
Он прославился несколько лет назад тем, что прибил мошонку гвоздем к Красной площади в знак протеста против Путина. Его отправили в психиатрическую клинику, где его признали здоровым. Затем он получил политическое убежище во Франции.
Его книга «Теорема» представляет собой долгую череду проклятий. Некоторые скажут: Павленский вопит. Но слова тоже могут быть бунтом. Его личным бунтом.
Одержимый
Павленский одержим. Достоевский уже все рассказал о таких людях. Есть в нем что-то от Савонаролы с его костром тщеславия. Вот, что кидает Павленский на свой костер:
«Когда голова Путина украсит Красную площадь, когда Макрона обезглавят гильотиной на Елисейских полях, когда Трампа повесят на высоковольтных линиях, а тело Меркель будет колыхаться в водах Рейна, только тогда мы похороним этот порядок, сжимающий нас, как удавка».
С учетом всех этих призывов к расправе, удивляешься симпатиям Павленского к движению «желтых жилетов». Это самая слабая часть его книги. Он перестает кричать и начинает жеманиться. Он видит бунт там, где были всего лишь пужадистские судороги. Кроме того, благодаря ему мы узнаем, что Максим Николь (Maxime Nicolle), лицо «желтых жилетов», является «великим народным лидером».
Порно-анархия
Павленский ненавидит утвердившийся порядок, Новый мировой порядок. Он исповедует только одну религию: анархию. Причем в нетипичном ее проявлении: порно-анархию. Именно он подтолкнул прекрасную Александру в объятья Бенжамена Гриво (Benjamin Griveaux) и выложил в соцсетях компрометирующую видеозапись с бывшим пресс-секретарем правительства.
Об этом он в подробностях говорит в «Теореме». Как и о последовавшем пребывании в тюрьме. Павленский гордится этим подвигом. Он считает Гриво пешкой на мировой шахматной доской либерализма. Поэтому убрать его было благим делом. Помимо этой интригующей перипетии вся «Теорема» — это насилие, ненависть и гнев. Поучительное свидетельство того, какими могут быть страсти ультралевых радикалов. Хотя бы только ради этого книга Павленского достойна прочтения.