Не забывать обращаться к свету

По задумке организатора, образ маяка – то есть надежды, света и указателя – должен был не только мотивировать писателей всех возрастов и направлений к творческому поиску, но и помочь аудитории встретиться с новыми именами, а знакомые – увидеть с необычной стороны. Такой проект всегда рискован, потому что композиционная целостность «премиальной» книги достигается очень трудно: каждый писатель индивидуален, читатель то возносится к вершинам волшебства, то ударяется о суровую землю документализма. Впрочем, иногда некоторая встряска полезна. Сколько бы скептики ни критиковали саму концепцию «солянки», не менее важна здесь и практическая польза – удобное знакомство сразу с целой плеядой современников, прошедших через профессиональный отбор. В условиях свободного рынка, где с помощью «финансовых инструментов» можно издать что угодно и где угодно, а читатель рискует, соответственно, купить кота в мешке под красивой вывеской, конкурсы и фестивали играют роль дегустационной службы. То есть пропускают к публикации лишь достаточно «качественное» произведение, гарантируя условному читателю, что его время и капитал будут вложены не напрасно. Итак, перед нами 30 авторов, кто-то из них известен, а некоторые имена мало что говорят даже профессионалу. Наверное, такой состав антологии – оптимальный вариант для дебюта новичков, потому что встречавшиеся ранее имена «сопровождают» и поддерживают в глазах читателя новых участников литполя. В то время как сборник одних дебютантов, даже финалистов, менее выигрышен на книжном рынке, а объединение уже популярных авторов имеет тот недостаток, что поселение нескольких медведей в одной берлоге никогда не приводит к хорошему. Здесь представлены и пробы особого характера – попытки прозы из уст тех, кто начинал в поэзии. Посмотрим же сначала на знакомых писателей. Книгу открывает текст Алексея Небыкова, автора мистического хоррора и главного редактора критическо-литературного портала «Печорин.нет»: рассказ посвящен проблеме антропофагии, причем далеко не метафорической. Женя Декина, встречающая тех, кто дошел до середины книги, своим близким к автофикшну текстом о семейном неблагополучии, напротив, сначала ассоциируется с ее редакторскими трудами (в составе молодежного журнала «Пролиткульт» и портала «Лиterraтура»), и лишь затем – с социальной прозой. Дарья Леднева – молодой, но уже достаточно заметный критик и педагог, научный работник, от которого мы ждем многого, и здесь не разочаровывает нас. Ксюша Вежбицкая, известная нам по премиальному сборнику «36 ступеней ввысь», представляет востребованную сегодня идею: небесная кара, постигающая людей, – в сущности, благо, потому что ни одно животное не может сравниться с венцом творения в масштабах злодеяний (cр. с Аллой Горбуновой, Софьей Дубровской и т.д.). Светлана Волкова – несмотря на многочисленные «взрослые» награды, простому читателю знакомая как детский автор и представитель жанра фэнтези, показывает себя здесь как мастер исторического рассказа. Очевидно, что молодой или условно молодой автор оказывается в хорошей компании. Все представленные истории формально объединены темой или, лучше сказать, образом маяка. Однако из этого не следует, что они схожи. Перед нами еще один парадокс сборника: в определенном пространстве вещи теряют свое привычное назначение и становятся символом, иносказанием, указателем. Такой прием общей темы напоминает методику работы творческого семинара, когда молодые авторы получают одну и ту же фразу или строчку для своих размышлений. Однако созданные тексты нередко так далеки друг от друга, что никто бы и не догадался, что они написаны по одному заданию, если бы не знал. В то же время, постепенно выяснилось, что часть рассказов просто тематически совпала, а не была продуктом опен-колла, например, новелла Андрея Гупало «Дед» или джек-лондонский текст Романа Разживина. Недавно довелось слышать от известного литератора, что произведение, созданное не по «зову» опен-колла, а просто подошедшее – это определенная нечестность и игра не по правилам. Однако сама я думаю, что в искусстве есть лишь одно правило – это художественность, и не всё ли равно будет современникам и потомкам, из чего на самом деле вырос тот или иной цветок. Сам же по себе эксперимент и полезен, и причудлив, из него могут родиться и спруты, и сирены, и участвовать ли ему, каждый решает сам. Сочинение на тему как упражнение было еще в античности, но здесь нечто большее, чем просто поиски, как и маяк – это свет, тепло, надежда, религиозный символ и то, что поможет открыть неведомый мир как внутри себя, так и во вне, а не просто груда камней. Какие жанры мы здесь встречаем? О, всевозможные: притча, детектив, документальная проза, дневник, сказка, хоррор, исторический очерк, лирическая проза, эзотерическая новелла, научная фантастика. Какие вопросы «болят» у участников сборника? Социальные, конечно же, проблематика семейного насилия и нравственной вседозволенности, отличия человека от животного (не в пользу человека), экзистенциальная и эсхатологическая сферы (зачем мы живем, стоит ли жить вообще, что ждет нас после жизни, связаны ли земные поступки и посмертная участь?), проблема памяти о прошлом и ее интерпретации. К каким эпохам и цивилизациям обращаются участники книги? Это и наши дни, и XVI век, и Крайний Север советской эпохи, и Феодосия периода турецкого нашествия, мы попадаем в лимб и в мир Ктулху, блуждаем среди толщи гибельного океана и погружаемся в не менее страшные пучины обыкновенной семьи. Один и тот же символ маяка оборачивается и домом, и темницей, и защитой, и пограничным пространством, и призраком, и совершенно прочной реальностью, становится башней из глыб и голосом совести. Авторы предостерегают и поучают, пугают и предсказывают, оплакивают и вдохновляют. Кто-то профессиональный «серьезный» писатель, а иной известен как молодежный беллетрист, третий пишет фэнтези для популярной книжной серии, четвертый – поэт, пятый… Но если мы попытаемся найти объединяющий фактор – это способность к интерпретациям, желание проявить себя, поиски своего языка и мира образов, а главное – импульс к новому творчеству. Что же касается художественной оценки текстов участников, то, независимо от их регалий и опыта, это субъективная область, вкусовая. В фантастической прозе важен не только стиль, но и так называемая «матчасть», недаром я встречалась с явлением, когда на семинар фантастики старались вообще не брать людей без технической базы. Кроме того, эзотерическая литература и мистика для многих не относятся к «серьезной тематике». Как оценивать текст, «облегченный» намеренно, то есть адаптированный для подростков, для беллетризованного приключенческого формата? Все это спорные области. Но если отбросить предрассудки и придирки, то можно разделить произведения на концептуально впечатляющие и касающиеся нашего сердца. Например, ко второй категории принадлежит одна из жемчужин сборника – работа молодой поэтессы и новеллистки Евгении Симаковой. Этого автора можно назвать неизвестным. Тем не менее, травмоговорение, автофикшн, психологическое балансирование – все слилось в незамысловатой истории «Июньский ветер». Выросшая дочь – единственный смысл для своих стареющих родителей: когда она уезжает – то и они словно бы не живут. Отец давно и неизлечимо болен, но ради дочери держится, а у матери все вроде бы не так серьезно, однако астма всё больше перекрывает ей кислород. Пока дочь с ними, они есть. Когда она уезжает, их нет, и с каждым приездом их все меньше, меньше… Это произведение о любви, и любовь эта даже словно бы взаимна: родители не эгоисты, они понимают, что взрослеющая девушка не должна быть прикована к ним, они отпускают ее в большую жизнь. И девушка понимает: «если любишь – отпусти», но в голове ее даже случайные фразы матери звучат как нечто бесценное, не дают жить свою жизнь, вращаясь эхом вины и жалости. И, тем не менее, она уходит – в тот город, где люди «пустые и серые», где «не осталось уже такой любви». Какая сильная и драматическая метафора необходимости жизненного выбора. Какой большой вопрос о том, что на самом деле есть любовь и что мы за нее принимаем. Не уступает ей и другая психологическая проза – молодого поэта и прозаика Дарьи Ледневой. Как ни странно, сюжеты рассказов перекликаются: здесь тоже в центре история семьи, правда, менее трагическая. Менее? Да, никто не болен, нет молчаливого страдания, но семью бросил отец, променял серый приморский городишко на какую-то сомнительную вакансию в Майами. Мать живет лишь работой, дочь утратила смысл учиться и мечты о вузе сменила на кассу в «Пятерочке», а дедушка, видимо, герой войны, просто умер и забрал с собой и великое прошлое, и свои истории. Наступило «Здесь». Такое вот небольшое настоящее великого прошлого. Трагедия? Нет, заурядность. И все же героиня рассказа – не заурядный человек, который смирился со своей судьбой, волшебство воображения и прошлое накатывают на нее своими волнами, заставляя задумываться, кто она, зачем она, что она может изменить. Реализм, социальные проблемы наших дней перемешиваются с лиризмом и чем-то бо́льшим. Так же считаю нужным отметить рассказ Ольги Михайленко, видимо, дебютантки. Это очень светлое лирическое произведение почти ни о чем – юница превращается в девушку, мир на ее ладони так зыбок, она мечтает о творчестве, дружбе, любви, приключениях, и все эти ожидания колышутся в ней, как некий прекрасный мир. Дар наблюдения и умиротворяющая тональность, в которой написан текст, мотивируют нас ждать большего от автора, некоторая близость к исследующей пубертат прозе Александры Шалашовой позволяет думать, что подобный талант может расцвести в русле автофикшна, не столь минорного, разумеется. Однако не только миллениалы отмечены нами. Сильный рассказ «Белая сова» принадлежит историческому прозаику старшего поколения, профессору Вячеславу Нескоромных. Он повествует о мальчишке из семьи репрессированных, сосланных на Север. Это полудокументальная проза, лишенная мистики или волшебства, она выбивается из тональности сборника строгой реалистической манерой. Тем не менее, вещь становится опорой книги, открывая голос человека другого поколения – сурового, прошедшего через совершенно иной жизненный опыт, говорящего из глубины. Мальчику нравится наган сопровождающего их семью особиста, он плохо сознает, что именно от прихоти этого человека зависит жизнь его семьи и его детское непосредственное восхищение может привести к беде. Благодаря счастливому случаю, гэпэушник убивает песца, который терзает напавшую на мальчика сову, и эта схватка ребенка, взрослого, птицы и зверя, старающихся истребить друг друга, чтобы выжить, символизирует противоречивость и сложность жизни. Службисту нравится убивать, но, если бы не он, возможно, мальчик бы пострадал. Однако чья очередь завтра? Из того же поколения хочется выделить фантаста Владимира Софиенко. Он ставит вопросы о мире неизведанного, но не о фантастике космоса, а о том, что под боком. Горожане, мы забыли, как выглядит тайга, мы не поднимаемся в горы, нас пугает любая аномалия, страшит каньон. Мы обмельчали и стали подобием наших могучих предков. Ходим на организованную экскурсию в «большой мир», словно декоративные существа. Безусловно, это перекликается с текстом Нескоромных и мотивом «больших людей прошлого». Ностальгия по советскому пространству и его мифам проглядывают здесь. Если же говорить о концептуальных открытиях, то можно назвать текст Ольги Кузьмишиной, автора для детей. Пожалуй, рассказ близок по идеям к творчеству Алексея Небыкова, с системой которого мы уже знакомы по недавнему сборнику «Черный хлеб доро́г» . Новелла Кузьмишиной выполнена в жанре научной фантастики, а не мистики или хоррора, однако организует ее та же тема перепотребления, ненасытности человеческого эгоизма. Подобно миру Замятина, Вселенная будущего у Кузьмишиной отказалась от всего прекрасного – музыки, живописи, эстетической ценности – и стала испытывать интерес только к непосредственному поддержанию физического тела. Теперь, когда дошли до того, что погасили Солнце и пользуются искусственным заменителем, когда образование настолько унифицировано, что ни одна мысль учеников не пробежит мимо инспекторов, люди понимают, что человек утрачивает высшие функции, в сущности, отличающие его от остальных организмов. Если у Алексея Небыкова люди готовы истребить друг друга физически, приправив это глубокой философией, и питаться переработанными отходами, потому что это даже оригинально, то здесь речь идет напрямую о редукции души. Сведи к необходимости всю жизнь… Хотя это не такая уж новая модель будущего, однако и идеи фантастики проходят определенную эволюцию – здесь мы видим ее направление. Интерес к этой концепции, как и к научным разработкам и их связи с гуманизмом у Алексея Небыкова, позволяет сделать вывод, что разыскания ведутся не только в плане стиля, но и в области умопостроений. В небольшом очерке невозможно рассказать обо всех достойных произведениях. Можно лишь коснуться актуальных тем и направлений, отметить интересные векторы. В то же время нельзя умолчать и об общих тенденциях нашего времени, не обошедших «Маяки». На первом месте – травмоговорение, автофикшн. Из него вышла и героиня Жени Декиной, которую ненавидит собственная родительница; и юная Ната из рассказа Анны Антиповой, которую бьет ее парень-садист, а мать не злодейка, но равнодушна к дочери; и запойный врач из социальной новеллы Ирины Хромовой, который от отчаяния бросил собственную умирающую дочь и не смог простить себя. На втором месте – социальные мотивы, отнюдь не всегда «сцепленные» с семейной темой. Например, героиня Дарьи Мордзилович просуетилась всю жизнь, прокрутилась в быте и хлопотах городских, «показуха» съела всё время и все мечты, а теперь она в лимбе и уцепиться ей совершенно не за что. Героям Ольги Кузьмишиной не интересно ничего, кроме самого нижнего этажа в пирамиде Маслоу: люди будущего принципиально приблизились к животным, отрицая и искусство, и сложность человеческой натуры. Персонаж Владимира Зайцева, возможно, и еще покоптил бы свет, а не стал отопительным материалом для полулюдей-получудовищ морских, если бы чуть больше интересовался кем-то в мире, кроме себя, если бы не жил «капсульно», ходя на работу для денег и живя по накатанному офисному сценарию. Также сборник закрывает прекрасный социальный рассказ Татьяны Филипповой, который я бы поставила ближе к началу, впрочем, часть покупателей читают книги с конца. Главный герой – мелкий сотрудник консульства в Индии, его формальная работа (продление виз, паспортов, выдача свидетельств о смерти и пр.) сталкивает его с массой выходцев в том числе из бывшего СССР. Доверчивые граждане бывших Великих Штатов, кто в поисках восточной сказки, кто из религиозного фанатизма или мечтая о браке на старости лет, направили себя и свои сбережения к далеким берегам, вот только все вышло совсем не так. И теперь дети «первопроходца», истосковавшегося за «железным занавесом» и сгоряча отдавшего сектантам и полученное от советского государства жилье, и семейные накопления, не желают забрать даже вазочку с его прахом. Цинично предлагают высыпать его под столь вожделенными пальмами – впрочем, в чем-то бедолаг можно понять. Я не поклонник дидактической прозы, но это тот редкий случай, когда мораль абсолютно уместна. Наконец, третья лидирующая тема – это сумеречный мир, танатос и отношение к нему (отсюда и тема инфантилизма). Некоторые герои смерти боятся не особо, например, моряк из рассказа Андрея Гупало «Дед» или воин из новеллы Инны Девятьяровой. А вот другие просто в ужасе и не готовы к настоящим мужским приключениям: герой рассказа Алексея Небыкова отправляется в сомнительную экспедицию, однако борцовских качеств для этой цели в нем не заложено; персонажи Аллы Маринченко ведут перманентную войну с пришельцами из космоса, тогда как настоящая проблема заключается в них самих, в их подростковом сознании; герой Йохевед Дабакаровой – невротик с тягой к познанию мира, зачем-то решивший начать с китобойного судна, тогда как в финале ему понадобится совсем другая посудина. Конечно, легко, как говорил Евгений Евтушенко, рассуждать, как бы ты вел себя в окопе, если сам никогда там не был. Но мужское зрелое начало заключается не столько в махании шашкой, сколько в адекватной оценке своей пригодности к этому делу. Книга интересна еще и тем, что каждый прочтет ее по-своему, увидит своё – или близкую идею, или родственное чувство, или сходную ситуацию. «Поймав» интересного ему автора, он сможет открывать его дальше, а возможно, и попробовать свои силы в писательском деле.