Евгений Кобылянский: У меня есть Родина и флаг
Евгений Кобылянский известен как продюсер Григория Лепса, а его песни «Натали» и «Мамины глаза» настолько популярны, что некоторые всерьез считают их народными...
Перед этим интервью Евгений Борисович выступал в госпитале перед ранеными бойцами. Поэтому первый вопрос корреспондента «Вечерней Москвы» был об этом.
— Какой гонорар за выступление получаете?
— Я без гонорара. Бывает, предлагают, но я отказываюсь. Это та часть жизни артиста, которая не должна быть связана с деньгами. Важно не то, с чем уйду я, а то, с чем уйдут бойцы: о чем они будут думать, вспоминать. У меня и без этого есть где и как зарабатывать.
— Часто бываете на фронте?
— Часто. И на фронте, и здесь в тылу, в лагерях для беженцев. С концертами и с гуманитарной помощью. Но я не кричу об этом на всю округу. Сделал добро — опусти его в воду. Для меня важны наши воины, они мне не чужие.
— Они пример героизма. Чему у них нужно научиться?
— Сегодня передо мной сидели ребята в инвалидных колясках. У кого-то нет руки, у кого-то — ноги, у кого-то вообще ничего нет. А в глазах у всех горит жажда жизни. И в отличие от тех, кто развлекается на гражданке, строя интриги, втыкая в себя какие-то перья, мишуру, эти ребята знают цену жизни: каждому глотку воды и лучику солнца. У них нет сослагательных наклонений. Они живут в абсолютной конкретике. Поэтому, когда они тебе что-то говорят, за что-то ручаются, это истинно: сказал «да» — это «да». И ты можешь считать, что это уже сделано! Никаких «может быть», «посмотрим», «если…» — я ненавижу это все.
— Трудно представить, чтобы юноша в наушниках, мчащийся на самокате, нашел общий язык со своим ровесником с СВО. Они живут в параллельных мирах.
— К сожалению, да. Но после окончания СВО не бойцы должны будут стать частью нашего мира, а мы частью того мира, который они создают. Их меньше, но они изменяют наш мир. Их дух и сознание крепче во сто крат, чем у дохляков, которые в капюшонах с наушниками бегают по улицам. Мы обязаны находить созвучие с ними. Потенциал созидания нужно опереть на волю и дух ветеранов СВО.
— А как бойцы относятся к вашим коллегам, которые «втыкают в себя перья и мишуру»? К условному Филиппу Киркорову?
— Меня они не воспринимают как представителя этого сообщества, слава Богу. Мне пишут в соцсетях о моих песнях, словах, которые запомнили из них, о размышлениях на темы произведений. Для них важна моя музыка, которая не похожа на то, что льется из радиоэфира. Да, у солдат СВО есть своя позиция: к попсе в перьях и стразах они относятся презрительно.
— Кто в этом виноват?
— Я бы сказал, что наш шоу-бизнес сегодня — это группа людей, которые потерялись. Они думают, что все таково, каким было 20–30 лет назад. Но мир изменился, люди изменились.
— Запросы у общества изменились?
— Общество пока не готово сформулировать запрос к артисту. Мы понимаем, о чем говорит президент в части культурной повестки и идеологии, с которой мы должны научиться жить. Но научиться и жить — это две большие разницы, как говорят в Одессе. Одни живут в ожидании, что сейчас все вернется и гламур зальет наши улицы. А другие понимают, что улицы наполнятся рабочими людьми, трудягами: теми, кто умеет трудиться и создавать что-то своими руками, умом. Это будут не юристы и адвокаты, не менеджеры и маркетологи. Будут люди-созидатели. И в обществе уже есть те, кто понимает, что все идет к этому.
— Это вы про Россию?
— Не только. В целом. Россия терпеливо и всеми способами пыталась объяснить это другим странам: «Давайте без драки»; «Давайте совместно выработаем новые правила жизни», «Глобализация уперлась в тупик». Россия пыталась это историческое перепутье пройти мирно.
— Пыталась избежать крови.
— Да. У руководства страны была идея собрать что-то вроде круглого стола и всем миром осмыслить пути развития. Нас не поддержали, но Запад понял, что мы все равно будем следовать своему курсу и создавать общество того самого созидания. Учитывая географию России, ее богатства и этническое многообразие перестройка к обществу созидания, конечно, достижима. И они на Западе испугались. Поэтому, чтобы затормозить процесс преобразований и нас ослабить, решили использовать ближайшее к границам государство, наиболее обозленное и подготовленное к агрессии, — Украину.
— Вы там родились. Вам не больно так думать о своей родной земле?
— Я коренной киевлянин. Киев — это сакральное место для России. В 1984 году, когда я уехал из Киева, это был город русской интеллигенции. Они на Западе ошиблись в своих планах, когда натравили на нас Украину. Ошиблись, потому что есть исторический опыт. Он у нас в генах. Оба мои деда прошли Великую Отечественную, и я от них много что знаю... Мой двоюродный дед был расстрелян в Бабьем Яру. От своей семьи я много знаю и о предательствах, которые творились тогда в Киеве... Неужели моя генетическая память не подскажет в момент Х, кто свой, а кто чужой? У меня даже раздумий не было!
— Вечером 24 февраля 2022 года на своей странице Facebook (запрещена в России; принадлежит корпорации Meta, которая признана в РФ экстремистской) вы опубликовали российский триколор и четкий текст о своем отношении к Родине и флагу.
— Сколько проклятий я услышал в свой адрес! На меня обрушился поток отборной брани — словами не описать! Но это ничего во мне не изменило. Многие мои заграничные друзья просили меня не высказываться — подождать. А чего ждать? Чтобы завтра у меня на кухне сидел какой-то человек в недружественной военной форме и, глядя на часы, говорил, когда я могу подойти к холодильнику? Чтобы я думал о том, как мне спрятать свою дочь, дабы она не нарвалась на неприятности с полицаями?
— Вы поняли масштаб.
— Да. Это мировой процесс, и Украина — пешка в большой игре. У них были мозги промыты давно. Многие из них даже адекватно не оценили ситуацию и восприняли все как локальный конфликт: Россия напала на Украину. Лукаво скрывая от всего мира, что уже сами напичканы натовским оружием.
— Как у украинцев случился такой разворот: от колыбели русской православной цивилизации к поруганию храмов?
— Народ уязвимый, падкий «на фантики». Им пообещали с три короба, а они поверили, не подумав о цене, которую заплатят. Бесплатно же не бывает ничего. Даже печеньки. Кто-то платит денежками, кто-то душой, отрывая от нее кусочки.
— Вы потеряли друзей из-за позицией по СВО?
— Да. Был очень хороший товарищ, музыкант. Тоже киевлянин. Мы много лет общались. К сожалению, он надел форму ВСУ и погиб от русской пули. Бездарно и глупо... Я переживаю, что артистка, с которой меня связывают человеческая и творческая дружба, Тамара Гвердцители, не поддержала нас: уехала и не хочет возвращаться в Россию. Я даже не знаю, где сейчас звучат мои песни в ее исполнении.
— Алла Пугачева, с которой вы работали, тоже уехала.
— Но песни, которые она давно спела, не перестанут от этого быть шедеврами! Давайте разделять артиста и его личностные качества.
— Давайте. Но тогда вопрос: артист должен нести ответственность за свою публику? Я, например, ценила Пугачеву, и меня ее демарш и высказывания оскорбили.
— Конечно, должен! Но многие артисты, выходя на сцену, не задумываются о своих задачах: возвышать зрителя, как нам было завещано еще со времен Древней Греции. У меня в этом смысле жгучую ненависть вызывает установка «пипл хавает». Был случай, когда я просто готов был ударить за это музыкантов! У нас многонациональный народ с древнейшей культурой. Мы цивилизация. И хотя бы поэтому мы не так просты в восприятии искусства. Мы в первую очередь сопереживаем или нет. Но никак не «хаваем» или потребляем.
— Получается, уехавшие Пугачева и Гвердцители не до конца артисты, раз они бросили своего зрителя?
— Я бы их не равнял одной гребенкой. Алла нет-нет да и выскажется, Тамара молчит. Было время, когда об ответственности за зрителя не думали. Просто пели и пели.
— А надо думать всегда?
— Да. Если бы я об этом не думал, я бы сейчас припеваючи жил в одной из европейских стран. У меня миллион возможностей уехать. Не просто уехать, но и работать с людьми мирового значения в области музыки, кино. Я вполне востребован как профессионал, без ложной скромности это говорю. Вопрос не в этом: работая в США или Европе, я всю жизнь живу с российским паспортом. У меня есть Родина и флаг. Моя родина — СССР, и как бы мы ни смеялись над теми временами, но тогда мы могли во множестве областей развиваться на таких скоростях, какие сегодня даже не снились.
— Возвращаясь к условным Филиппам Киркоровым: что с этим всем делать?
— Шоу-бизнес в сегодняшнем виде убог. Он переживает системный кризис. Полно ждунов неопределившихся, а время требует позиции. Не бравады и своих портретов на коробках с гумпомощью... Люди искусства должны это понимать лучше других, доносить новые смыслы. Но среди представителей шоу-бизнеса много таких, кто вообще не понимает, где находится, и работает по принципу «пою на всякий случай».
— Фестивали патриотической песни, где искусство «без перьев», конкуренты фестивалям типа «Песня года»?
— Я был на одном таком фестивале. Это же «обнять и плакать»! Какой-то дурак заставил всех, кто выходил на сцену, кто приехал с фронта, петь «под фанеру». Мол, так надо для трансляции на ТВ. Я, конечно, сказал, что об этом думаю. Где логика? Песня, которая рождается в боевых условиях, от сердца, требует только живого исполнения. Пусть с ошибками, но здесь и сейчас. А это все уничтожается позавчерашними представлениями, как должно быть на ТВ. Конечно, все это нужно сворачивать, делать ближе к народу, обнажить весь этот непрофессионализм и избавиться от этого.
— Сколько лет на этой уйдет? Десять?
— Десять — много. Это пошустрее должно случиться. Я знаю, как это сделать. Мы одну волну уходящего профессионального поколения сменили новой волной бог знает кого: петь я не умею, писать я тоже не умею, русский язык я знаю плохо, но артистом-то я могу быть при этом. Все дружно упустили эту ситуацию.
— А может, искусство рэперов типа Кишлака или Инстасамки кому-то на руку?
— Конечно. Мы привыкли работать по вертикали: от начальника спускают задачи вниз и там исполняют (или не исполняют). А вражеское сообщество, назовем его так, работает по горизонтали, в плоскости: берут нижний срез общества, подростков, подбрасывают ему социальную сеть, игру, тезисы типа «русский язык мертв»; потом берутся за слой повыше и там тоже подбрасывают какой-то деструктив. А когда до начальника все доберется, он в ужасе смотрит и не понимает, как это все могло вырасти! Чтобы с ними бороться, надо понимать их технологии.
— Какие у вас остались привычки от жизни в США?
— Один из моих тамошних друзей подсказал правило. Оно будет двигать вас, и вы будете ценны. Он сказал это по-английски: I’ll walk the extra miles for you. То есть делать всегда чуть больше, чем от вас ждут или требуют. Я так привык жить. Теперь своих студентов этому учу.
— В Бога верите?
— Я крещеный. Это мое осознанное решение. Мое понимание: Господь дарует таланты, способности, и он потом спросит человека, как тот распорядился ими. Я чувствовал в себе огромный потенциал. Мои родители никогда меня ни к чему не склоняли. Развивайся: большая библиотека, фонотека. Твой ум и душа должны быть наполнены! Что я и делал. Читал Достоевского, Пушкина, слушал Рахманинова, Глинку, Прокофьева, Мусоргского, Чайковского, Балакирева, Танеева. Выражение себя в музыке для меня стало органично именно с православной культурой. Это моя большая русская культура со своим уникальным мироощущением. Я изучал все мировые религии и горжусь своим выбором.
— Значит, вы русский... Что это для вас значит?
— Быть русским — это значит жить с великодушием, любовью ко всему живому и чтить историю своего народа. Жить открыто к миру, быть готовым поделиться плодами своего творчества. И сделать это не за долю малую, а во умножение прекрасного и доброго в мире.
— Что вы пожелаете москвичам в эти январские дни?
— Пусть добро войдет в каждый дом и не покинет его! Мира нашей огромной прекрасной Москве!
СПРАВКА
Евгений Кобылянский родился 2 ноября 1964 года в Киеве в семье инженеров-полиграфистов. Окончил Киевский институт музыки имени Р. М. Глиэра по специальности «фортепиано» и Национальную музыкальную академию Украины им. П. И. Чайковского по специальности «композитор». Окончил Московский институт культуры по специальности «режиссер». Окончил школу в США по специальности «музыкальное продюсирование». За рубежом работал с Джо Кокером, Билли Джоэлом, Роджером Уотерсом, Брайаном Мэйем, а в России с Ириной Аллегровой, Аллой Пугачевой, Валерием Леонтьевым, Михаилом Шуфутинским, Тамарой Гвердцители. Был первым и единственным продюсером Григория Лепса. Преподает в Институте театрального искусства имени И. Д. Кобзона. Говорит, что его любимая песня «Гляжу в озера синие».