Войти в почту

Почему прозу Бориса Екимова бесполезно слушать в пересказе

В небе слышно пение херувимов -это знак пылания их сердец,и ему внимает Борис Екимов -незаметный гений, поэт, мудрец.Всё, что было родиной,стало небом -и ведёт Екимов об этом речь,по степи идёт онза тёплым хлебом,чтобы крошки жизнидля нас сберечь.

Почему прозу Бориса Екимова бесполезно слушать в пересказе
© Российская Газета

Светлана Кекова.

Саратов

Рассказывать, кто такой Борис Екимов, людям, его не читавшим, - занятие бессмысленное. Ну это как рассказывать о вкусе донского хлеба, испеченного в станичной пекарне, тем, кто его не пробовал. Хоть до утра толки слова в ступе, а духа живого хлебного не передашь.

Так и рассказы Екимова не пересказать - их надо своими глазами читать, осязать полынную горечь этой прозы.

В последние годы новые рассказы Екимова редко появляются в журнальной периодике. И дело тут не в почтенном возрасте писателя (вчера ему исполнилось 86 лет), а в том, что трагедия, происходящая с нами и вокруг нас, лишает слова художника - того, кто всю жизнь стремился передать тончайшие движения человеческой души.

В такие грубые эпохи вовсю разворачиваются лишь крикуны, те, про кого Борис Пастернак говорил, что они родились "с барабаном на пупке".

Настоящие же художники если и пишут, то скупо и редко. Литература - этот безошибочный сейсмограф - умолкает.

Мы, читатели, остаемся каждый наедине с бедой. Но если свою личную боль мы еще можем выплеснуть перед самыми близкими людьми, то вот боль народную - кто и где выговорит?..

Беда нынешней литературы в том, что она приняла сильное обезболивающее и забылась на ярко освещенных столичных улицах, балуясь презентациями, ярмарками, "проектами", премиями, юбилеями...

Не стало тех произведений, читая которые мы можем "нравственно обняться" (как говорил Юрий Казаков). Собственно, в этом и было назначение великой русской литературы: чтобы мы - такие резкие, колючие, непримиримые - могли однажды нравственно обняться.

А если каждый заперт в самом себе, в том, что он считает правдой, и готов по команде загрызть родного брата, то зачем такому народу Чехов и Лев Толстой?..

Но вот в сентябрьском номере журнала "Новый мир" выходят новые рассказы Екимова и среди них - "Няня". Прочитав его, нельзя не признать: в России живет и работает художник, способный предстоять за свой народ, нести его слезы к престолу Божьему.

...В конце 1990-х я работал в первой в России частной педагогической газете. Она была распахнута для всего доброго, умного и душевного. Однажды редактор нашей газеты, получив свежий номер "Нового мира", прочитал в нем рассказ Бориса Екимова "Фетисыч". Редактор тут же собрал нас: "Снимаем все заметки вот с этой полосы... и с этой - даем "Фетисыча", полностью, до буквы! Каждый учитель должен прочитать этот рассказ..."

Редактора той газеты давно нет на свете. И газета, им созданная с чистого листа, уже почти десять лет как умерла, задушенная чиновниками. Но все учителя, кто прочитал тогда в газете рассказ о девятилетнем мальчике, бросившемся на защиту своей хуторской школы, приговоренной к закрытию, помнят этот рассказ. Он и сегодня горит в их сердцах. Не дает опустить руки.

И вот, прочитав новый рассказ Бориса Петровича Екимова "Няня", я невольно подумал: перепечатать бы его весь от буквы до буквы, раздать людям, как в некоторых храмах раздают листочки с евангельским чтением дня - чтобы каждый мог вникнуть...

Увы, страница "Календаря поэзии" мала для "Няни", а брать из рассказа отрывок - грешно. Из такой песни слова не выкинешь.

Любимые строки из книги "Память лета"

В детстве я не пожарником хотел быть, не военным, а бачевником. Жить в прохладном пахучем шалаше, носить широкополую соломенную шляпу...

* * *

Прежде, в годы молодые, много ходил я пешком по Задонью. Красивые места, пустынные. Людские поселенья редки. Холмленая равнина. Огромный распах долин, курганы, вечный степной ветер. Идешь и идешь... Легкой ногою, от родника к роднику. Добрая дорога.

Сегодня родников становится все меньше... Родники уходят, может быть, потому что раньше нужны были пахарям, пастухам, косарям и просто путникам, чей род редеет. Вот и уходит за родником родник... На запоре, до лучшей поры, бережет земля родниковую воду.

* * *

Скоро осень. Но это вовсе не страшно. Просто придет иная пора.

* * *

Тишина. При ходьбе слышишь, как похрустывает снег под ногой. А когда сидишь возле лунки, зимнее безмолвие смыкается наглухо. В отвычку, это странно. Словно нет в мире шумных городов... Тишина, сбереженная и словно накопленная за долгие дни и за долгие годы.

* * *

Цветы... Пусть простые, нашенские, но сажаем, пропалываем, поливаем, бережем. Без цветов нельзя.

...Порою, когда начинают о людях худое говорить: мол, народ пошел никудышный, извадился, изленился... - при таких разговорах я всегда вспоминаю о цветах. Они есть в каждом дворе. Значит, не так уж все плохо. Потому что цветок - это ведь не просто поглядел да понюхал... Скажите, шепните женщине ли, девушке: "Цвет ты мой лазоревый..." - и вы увидите, какое счастье плеснется в ее глазах.

* * *

Осень, река - и покой в мире, в душе. Душа ведь не дремлет. И хорошо здесь думается. Никто и ничто не прервет, даже не заденет долгие нити раздумий: о прошлом, о будущем, о жизни своей и чужой...

* * *

Улица- в тополях. Тишина. Ветер. Петушиный клик. Жить бы здесь, на этой улице. Утром встать и уже из окна видеть этот простор... Свободное время проводить на этой скамеечке. Сидеть и глядеть на текучую воду... на облака, которые плывут рядом... Утром уходить на работу по этой улочке, к вечеру возвращаться. Человечье житье здесь должно быть покойным и мирным, потому что, глянув вокруг, поневоле душа утишается. Мелкие людские свары кажутся такими нелепыми на этом клочке земли, плывущем в зеленом и голубом мирозданье.

А ночью, особенно осенью, когда звездный мир опускается на эту землю и греет и холодит душу вечным, как тогда не понять, что земная твердь - лишь малый островок в вечном пространстве... Вот и радуйся, что живешь в этом ослепительном и божественном мире, живи и радуйся с благодарностью в сердце и на устах.

Спасибо за все. И за этот короткий миг, что стою на донском обрыве и гляжу. За короткий миг птичьей жизни моей.