Это он, Господи!

Константин Воробьёв днём своего (второго!) рождения считал день побега из плена – 24 октября. Однако поклонники его творчества отмечают и указанную в паспорте дату появления на свет большого писателя – 16 ноября. В этом году исполняется 105 лет со дня его рождения. Накануне юбилея наш корреспондент побывала на малой родине Константина Дмитриевича. Сундук для писателя Родился Константин Воробьёв в селе Нижний Реутец Медвенского района. Воссозданный в музее образ русской избы позволяет погрузиться в атмосферу крестьянского быта первой половины XX века. Конечно, какие-то различия есть, полы, например, здесь были земляные, а комната поделена на две части простой ситцевой тканью. Обставлять помещение помогали и курский краеведческий музей, и жители села. Старожилы ещё помнили, где что стояло. На швейной машинке глава семейства подшивал односельчанам полушубки, а на лавке лежали его вещи. Дмитрий Матвеевич, которому Константин не был родным сыном, относился к нему с той же любовью и заботой, как и ко всем остальным детям, о чём позже писатель вспоминал с благодарностью. Многие городские ребята печь русскую и то в первый раз видят, а кто-то и вовсе принимает свечение в ней за настоящий огонь. На печи спали младшие члены семьи, а будущий писатель располагался на большом сундуке. Похожий и тоже старинный представлен в мемориальном доме. В святом углу напротив печи всегда стоял стол. Тот, что сейчас в доме-музее специально искусственно состарен художником. Вероятно, в этом доме писатель сочинял свои первые литературные произведения, работая литсотрудником в районной газете. Над столом – две иконы. – Дочь писателя привезла их в этот дом из его квартиры, сказала, чтобы здесь было что-то, к чему прикасался её отец, – рассказала заведующая домом-музеем Константина Воробьёва Галина Верёвкина. – Домотканое полотенце, скатерть, валенки, корзинки, покрывало принесли местные. В одной большой комнате жила большая крестьянская мирная многодетная семья – семь человек детей, двое взрослых – мать и отец, и сестра отца, набожная женщина, жила с ними некоторый период. Ещё до Первой мировой войны, до того как отцу уйти на фронт, родились две девочки. После появления на свет Константина Воробьёва 16 ноября 1919 года в этом доме, после возвращения отца из плена, дважды рождались двойни – две девочки и девочка и мальчик. После того как дом покинули родители писателя, какое-то время он пустовал. Потом его занимали жители колхоза, слегка перестроив полуразвалившийся дом. Одно время в доме жила троюродная сестра Воробьёва, во дворе тогда держали гусей и ульи. В 2004 году открыли восстановленный дом как мемориальный дом писателя, а через десять лет восстановили как филиал Курского областного краеведческого музея. К 110-летию со дня рождения писателя планируется сделать капитальный ремонт мемориального дома. Яблони и сливы в честь писателя Вокруг дома тоже есть что посмотреть. Даже в лаконичном ноябрьском пейзаже есть своя прелесть. Чуть поодаль – Бешеная лощина, описанная в рассказе «Сказание о моём ровеснике». Поговаривали, в её тумане исчезали животные. Туман там, рассказывают местные, временами действительно по-прежнему очень густой. В селе Нижний Реутец в сентябре 2019 года был заложен яблоневый сад – сто яблонь в честь юбилея Константина Дмитриевича Воробьёва сажали с детьми из местной школы. Не все деревца принялись, уцелели, однако позже высаживались дополнительно саженцы. Ухаживает за ними местный фермер. Сейчас в посадке уже сто сорок деревьев. Некоторые посажены руками иностранных гостей, приезжавших в регион по линии Фонда мира. К слову, гости из Германии приезжали в Нижней Реутец не единожды. В фотоальбоме заведующей мемориальным домом сохранились фото, сделанные во время приезда на родину писателя женщин из Ульма. Приехали как раз на Пасху. – Наши женщины угощали их куличами, а они дарили им привезённые с собой семена, – рассказывает заведующая, останавливаясь у крайней яблони, за которой выстроилась разрастающаяся яблоневая посадка. – А это – яблоня Романова, она так названа в честь главного научного сотрудника Курского литературного музея. Он с коллегами участвовал в высадке сада. Сажали яблони сотрудники районной администрации. Почему решили посадить именно яблони? – Когда-то во дворе писателя росли две яблони и слива, – продолжает заведующая. – Три дерева, о которых упоминал Воробьёв, к слову, тоже воссозданы, только привезли, наоборот, саженцы двух слив и одной яблони. Ещё одно символическое для писателя дерево – тополь – высится вблизи места перезахоронения его и его супруги Веры Викторовны на Никитском кладбище. – У Константина Дмитриевича Воробьёва есть произведение «Седой тополь». Во время Великой Отечественной войны он три года был в плену, дважды бежал. За побеги попадал в карцер с маленьким зарешёченным окном, – рассказала Галина Анатольевна. – Перед окном рос тополь. Голодные, измождённые военнопленные обдирали с него кору, чтобы что-то поесть. Наблюдая эту картину, Воробьёв решил, что тополь погибнет, настолько был ободран, но весной он давал листочки. И Воробьёв дал себе зарок, если выживет, написать произведение об этом дереве. Навсегда без пятнадцати восемь Личные вещи Константина Воробьёва наиболее полно представлены в Курском литературном музее. – Часы марки «Молния» с продолговатым чёрным циферблатом в зале Воробьёва по-прежнему показывают 19:45 – момент, когда Константин Дмитриевич умер 2 марта 1975 года в Вильнюсе. Его супруга Вера Викторовна находилась с ним в больнице, когда дочь Наталья Константиновна позвонила, спросила маму, не случилось ли чего, потому что настольные часы с резким звуком остановились, как будто лопнула пружина, – рассказал главный научный сотрудник литературного музея, кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы КГУ Сергей Романов. – Больше их не заводили. На них без пятнадцати восемь навсегда. В литературный музей, как и другие экспонаты, часы попали благодаря этим двум замечательным женщинам, бывавшим здесь. В литературном музее буквально со дня его основания находятся и печатная машинка писателя, на которой он набирал свои произведения с 45-го года, и шахматная доска, на которой все фигуры целы, и портрет Хемингуэя, и радиола, на которой, кстати, до сих пор можно слушать пластинки, но, разумеется, по особым поводам. 105-й день рождения писателя – именно такой повод. Курским студентам, рассказывает преподаватель, Воробьёв по-прежнему интересен. – Помимо того, что тема плена ни у кого в таком объёме не освещена, Константин Воробьёв – большой писатель, выдающийся стилист, к одному существительному он мог подобрать несколько неожиданных прилагательных, характеризующих предмет с разных сторон. Так, снег у него «лёгкий сухой голубой», и не просто сияет, а сияет огнисто, переливчато-радужно слепяще, пустынно, – продолжает Сергей Сергеевич. «Пацифизм» и «дегероизация» – в чём только не обвиняли писателя – фронтовика и партизана, изображавшего в советское время войну просто и без пафоса, где-то натуралистично, но знавшего о ней не понаслышке. Только в 1963 году при протекции легендарного поэта и редактора Александра Твардовского повесть «Убиты под Москвой» была напечатана в журнале «Новый мир». Автобиографическая повесть «Это мы, Господи»! была написана Константином Дмитриевичем в 1943 году во время вынужденного ухода в подполье. Тринадцать дней в доме №8 на улице Глуосню в литовском городе Шауляй Воробьёв писал о пережитом. Повествование заканчивается тем, что герой замышляет побег, и хоть финал волею судьбы остался открытым, мы знаем, как в дальнейшем сложилась жизнь Воробьёва. Несмотря ни на что, он продолжал творить, не желая и не умея кривить душой. В отличие от обласканных идеологов у него были всего одни калоши, да и в тех не стыдно было выйти только ночью, в них он и вошёл в большую литературу, уже посмертно удостоившись премии Александра Солженицына. В 1985 году после 40 лет забвения автобиографическая повесть была обнаружена в Центральном государственном архиве литературы и СССР вместе с архивом «Нового мира». ОТ АВТОРА Из повести Константина Воробьёва «Это мы, Господи»! «Каждый день по утрам пленные выносили умерших за ночь. Каждый день около шестидесяти человек освобождали места для других. В середине лагеря внутри одного барака во всю его ширь и глубь вырыли пленные огромную яму. Не зарывая, сносили туда умерших, и катился в неё воин с высоты четырёх метров, стукаясь голым обледеневшим черепом по костяшкам торчащих рук и колен братьев, умерших раньше его… Тяжёлым ленивым шаром катились дни. Подминал этот шар под тысячепудовую тяжесть тоски и отчаяния людей, опустошая душу, терзая тело. Не было дням счёта и названия, не было счёта и определения думам, раскалённой массой заливавшим мозг…». Вероника ТУТЕНКО Фото Николая СИДОРЕНКО