Войти в почту

Классический балет без фуэте

«Кремлевский балет» представил зрителям премьеру: «Раймонду» Александра Глазунова в хореографической версии Андриса Лиепы. Постановка посвящена памяти хореографа Андрея Петрова.

Классический балет без фуэте
© Вечерняя Москва

Напомним, что народный артист России Андрей Петров чуть больше 30 лет назад стал основателем труппы театра «Кремлевский балет».

Средневековую историю красавицы Раймонды и ее поиски любви Андрис Лиепа осмыслил по-новому, он выступил и автором новой версии либретто балета. Почему его нельзя называть новатором и сравнивать с Сергеем Дягилевым, хореограф рассказал «Вечерней Москве».

Андрис Марисович, что нового в вашей «Раймонде»?

— Когда-то в первой постановке Мариусом Петипа был задуман персонаж, который в советское время исключили: Белая дама, хранительница дома де Дорис. Убрали его потому, что сочли тему мистицизма в советском искусстве лишней: собственно, такую просьбу озвучили Агриппине Вагановой, когда она выпускала этот спектакль в Кировском театре. С тех пор во всех версиях Кировского, теперь уже Мариинского, театра этот персонаж отсутствует. Хотя это был очень важный персонаж. В первой постановке Юрия Григоровича в Большом театре Белая дама тоже присутствовала. Но сейчас, в версии 2003 года, Белая дама исчезла. Мы ее возвращаем. У нас Белую даму танцует заслуженная артистка России Ирина Аблицова, у ее персонажа очень необычный рисунок танца. Кроме того, мы добавили монолог Абдерахмана (сарацинский шейх, один из главных персонажей спектакля. — «ВМ») — на музыку Глазунова, которая сегодня не используется ни в одной из известных версий. В первый раз я услышал ее в варианте Гранд-опера, в постановке Рудольфа Нуреева. Потом в версии Николая Боярчикова в Санкт-Петербурге, там этот музыкальный момент тоже присутствовал. Но сейчас эта музыка ни в Большом, ни в Мариинском не звучит. Только у нас, и, на мой взгляд, монолог Абдерахмана, поставленный на нее, получился убедительным.

— Какое для вас лично имеет значение этот балет, учитывая ваш опыт танцовщика?

— Часть моей жизни связана с этим балетом. Я в него влюблен! И свою любовь хотел передать артистам. В 1984 году, когда Юрий Григорович ставил «Раймонду» на сцене Большого театра, я был в ней занят. Танцевал сначала в четверке кавалеров, затем одного из трубадуров, потом дорос до главной партии Жана де Бриена. С этим спектаклем мы выезжали в Париж, Лондон, Нью-Йорк, проехали всю Северную Америку. Потом мы с Ниной Ананиашвили попали в Нью-Йорк Сити балет и танцевали вариации на тему Раймонды в постановке Джорджа Баланчина. Затем я работал в Мариинском театре, была постановка Константина Сергеева, в которой я тоже участвовал. То есть то, что я сделал здесь, на Кремлевской сцене, я сам станцевал в нескольких театрах. И я, собственно, свел в единое целое все самое лучшее, что знаю. Мариус Петипа создал это спектакль в 1898 году. И хотя сегодня «Раймонда» идет и в Гранд-опера в Париже, и в Американском театре балета, где был поставлен третий акт, который я видел, работая у Михаила Барышникова, только Москва и Санкт-Петербург владеют уникальными танцами Петипа.

— «Раймонда» считается вершиной балетного искусства. Такие шедевры доступны восприятию массового современного зрителя?

— Все хотят видеть «Раймонду», которая понятна. Я это учитывал. Постановка будет идти в двух актах и четырех картинах. Мы убрали форму трехактного спектакля: сейчас зритель не может высидеть три акта, ему это удается с трудом. Большой театр, кстати, в последней редакции «Спящей красавицы» тоже так поступил — сократил до двух актов.

— В вашем балете нет ни одного фуэте, но все равно он считается чуть ли не самым сложным!

— Да, это так. Это спектакль для зрелых балерин. Но Майя Плисецкая мне лично рассказывала, что она станцевала «Раймонду» в 19 лет. Это было в 1961 году. Тогда комсомольская организация обратилась к руководству Большого театра с негодованием, почему молодые артисты не участвуют в новых постановках. Так она стала самой молодой Раймондой в истории. Нашим артистам, конечно, не по 19 лет, но они все равно молоды. На таких спектаклях растут и превращаются в мастеров.

— Что вы имеете против сравнения вас с легендарным Сергеем Дягилевым?

— Я хореограф-реставратор. А он был хореографом-революционером. Я таковым не являюсь. Я люблю все старые спектакли. И все, что я восстанавливаю из балетов Михаила Фокина, Мариуса Петипа, — это всегда преклонение перед гениями прошлых лет.

— У вас есть какие-то секреты успеха, которые вы передаете артистам сегодня?

— На сцене «Кремлевского балета» я танцую с 1971 года, впервые вышел на нее в балете «Школьный двор», когда еще учился в хореографическом училище. Потом я танцевал здесь свою первую «Коппелию». После первого акта, помню, чувствовал, что лицо у меня было совершенно невыразительным, я не мог сыграть ни одну мизансцену. Во втором акте разогрелся, и в третьем все было нормально. Поговорил об этом со своим отцом, Марисом Лиепой. Он меня спросил, разогрел ли я ноги. «Конечно! — ответил я. — И руки тоже!» — «А лицо ты разогрел?» — «Зачем?» — удивился я. И он объяснил мне, насколько это необходимо. С тех пор я всегда разогревал лицо. И продолжаю делать это даже перед интервью и пресс-конференциями. Я стараюсь спрятаться за декорациями, в каком-нибудь уголке, чтобы никто не подумал, что я сошел с ума, делая странные движения лицом. Но это на самом деле очень важно, чтобы выглядеть хорошо и убедительно: энергичная мимика помогает привести в тонус весь организм.

— Планируете гастроли по миру с «Раймондой»?

— Спектакль получился грандиозный и сложный. Нам нужно найти такие масштабные театры, которые могли бы нас принять с нашими декорациями. Известно ведь, что после премьеры «Жар-птицы» Дягилеву пришлось отказаться от оригинальных декораций Головина, потому что их могла вместить только парижская Гранд-опера. Затем уже Наталья Гончарова сделала облегченную сценографию. Наверное, в параметры каких-то сцен мы и впишемся. Но в данный момент гастролей мы не планируем.

— Вы предложили посвятить этот спектакль памяти Андрея Петрова, ушедшего из жизни два года назад…

— Конечно! Эта труппа была создана усилиями Андрея Борисовича. Он отдал «Кремлевскому балету» больше 30 лет жизни. Я, кстати, сначала с ним работал в Большом, танцевал в его спектаклях «Деревянный принц», «Калина красная». Когда появился «Кремлевский балет», танцевал в премьерном спектакле «Макбет» в постановке Владимира Васильева, потом в его же «Золушке».

— Вы легко находите контакт с артистами, занятыми в вашей постановке? Вообще, вам хорошо работается в Кремлевском дворце?

— Конечно. Я всегда говорил и говорю артистам, что всем, чем могу, я им помогу. А как иначе? Вся моя жизнь связана с проходом через Кутафью башню на балет. Я с трех лет сюда ходил: сначала к папе в гримерку, затем уже сам как артист. Место для меня знаковое. Работать здесь — это счастье.

— Откуда в вас столько оптимизма и веры?

— Я родился и вырос в артистической семье. Папа всю жизнь был влюблен в балет. Я продолжаю семейные традиции нашей семьи и не имею права не соответствовать уровню, который задал в искусстве балета Марис Лиепа. Мы с Илзе (сестра Андриса Лиепы. — «ВМ») всегда помним об этом и работаем не на сто, а на двести процентов.