Поэт Александр Нестругин: Задача литературы – указать человеку путь к свету и подвигу
- Александр Гаврилович, недавно у вас вышла новая книга «На русском просторе, на русской дороге». Расскажите о работе над ней, о названии. Чем она отличается от предыдущих ваших книг?
- Чем отличается? Предыдущая моя книга «Упрямая речь» вышла в тревожном, но ещё формально мирном 2021 году. Она была отмечена Союзом писателей России премией «Лучшая книга года». 19 февраля 2022 года в связи с этим событием в ЦДЛ состоялся мой творческий вечер. А через несколько дней, 24 февраля, началась специальная военная операция. И пошёл отсчёт уже иного времени – и, во многом, других стихов…
Что же касается «собирания» книги, то ещё в июне прошлого года я даже не предполагал, что уже через несколько месяцев появится законченная рукопись. Материала было маловато. Но летом и в начале осени вдруг густо пошли стихи, прямо-таки нахлынули. И к октябрю мне вдруг стало ясно, что это уже не просто папка со стихами, а книга – сама себя «собравшая» и «распределившая» по разделам – с уже готовыми названиями. Оставалось подобрать заставки к шмуцтитулам, подумать об обложке и названии. С обложкой всё решилось просто: на сайте известного московского художника Станислава Брусилова нашлась картина, художественное родство которой с книгой было для меня несомненным. Связался с художником. Станислав Александрович сразу дал добро, чем меня очень порадовал. А вот с названием пришлось помучиться. Русская поэтическая традиция жалует в основном названия короткие, ёмкие. Такие и искал. Но поверх написанных на листке названий вплывала всякий раз одна строка – длинная, явно не каноническая. Однако в ней, как на ладони, - вся боль и забота написанного мной, все главные смыслы. На ней и остановился. Утешил себя мыслью, что, например, и у Юрия Кузнецова случались такие длинные названия: «Выходя на дорогу, душа оглянулась», «Край света – за первым углом»… Они прижились, стали привычными. Кажется, и моё название начинает приживаться: одного из моих друзей оно уже вдохновило на написание сильного, тронувшего меня стихотворения, став его эпиграфом-запевом.
- В этом сборнике много стихов, посвященных происходящему в мире, в частности СВО. Должен ли поэт откликаться на актуальные темы? Ведь многие стараются игнорировать в своем творчестве эти события.
- На этот вопрос исчерпывающе ответил великий печальник и заботник России Николай Алексеевич Некрасов: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». У литературных эстетов, каждый из которых мнит себя, любимого, центром вселенной, эта максима вызывает неприятие и злость: «Я никому ничего не должен!». Господь им судья. И не надо им ничего объяснять, бесполезное это занятие. Если человек не чувствует кровной связи с землёй своих предков, с народом, благодаря мужеству и стойкости сумевшим сохранить себя в череде грозных исторических событий, со страной, вынесшей «рваное знамя победы» (Ю. Кузнецов) с Куликова поля и Курской дуги, переживать по поводу Донбасса и СВО он не станет. Долг такого рода – понятие сокровенное, сродни совести, чести, порядочности. Но если все эти понятия для кого-то пустой звук, есть ли смысл в его жизни? Так, биологическое существование…
- Петропавловка находится близко к Луганской Народной Республике. Боевые действия происходили не так далеко. Как сейчас живет районный центр? Чувствуется ли это тревожное дыхание войны?
- Райцентр живёт тревогами и надеждами всей нашей большой страны: жадно ловит новости с ЛБС, собирает гуманитарку, вяжет носки и маскировочные сети, рассказывает со страниц «районки» об участвующих в СВО земляках. Бывают и скорбные дни, когда приходится встречать похожие на обычные маршрутки автомашины с табличкой «груз 200» на лобовом стекле… И тогда – скорбь и боль. И невольное чувство вины – примерно такое же, о котором сказал поэт ещё после Великой Отечественной «… и не о том же речь, что я их мог, но не сумел сберечь; речь не том, но всё же, всё же, всё же…»
- Александр Гаврилович, бывают ли у вас творческие кризисы? Как вы с этим боретесь? Какие есть пути выхода?
- Да, порой случаются творческие «засухи», когда стихи, как грунтовые воды в сильную жару, уходят – и никаким глубинным бурением их не достать. Тогда выручает извечное русское свойство, завещанное предками, - терпение. И «мужество будней», давно уже приучившее искать спасение от невзгод в работе – любой, лишь бы она была нужной людям, не самохвальной, не пустой. Такая работа, если её искать, находится всегда. Будучи членом жюри многих литературных фестивалей, без спешки, внимательно и всегда с надеждой читаю рукописи. Лучшие стихи рекомендую к публикации, в первую очередь в родном для меня «Подъёме» - одном из самых авторитетных литературно-художественных журналов страны.
В ожидании стихов порой возвращаюсь к своему циклу «Вместо прозы» - миниатюрам, очеркам о природе, «речным» рассказам.
Вспоминаю дорогие имена: литературных учителей, друзей, коллег, чье слово когда-то стало необходимым, оставило в душе чувство удивления и благодарности. Воспоминания эти становятся очерками и эссе, их скоро уже на целую книжку наберётся.
Что ещё? Да иногда просто, встав «до солнышка», по холодку выхожу на огород. Воюю с сорняками, подвязываю помидоры, делаю из укрывного материала навесы, чтобы ярое наше степное солнце не сожгло на корню урожай. Такие вот обыденные заботы, а через них, глядишь, и блеснет утренней росой нежданная строчка…
- Какие задачи вы видите сейчас перед русской литературой?
- Задача русской литературы сегодня, как и вчера, одна: милосердным, честным, сострадающим, терпеливым и мужественным словом утишить боль, утешить, дать надежду. Поддержать человека, указать ему дорогу из экзистенциональных сумерек, из одиночества и отчаяния к свету соборной воли, к труду и подвигу во имя будущих поколений, во имя страны, в очередной раз вынужденной отстаивать право на своё существование.
- Чем характерен, какие особенности у нынешнего литературного процесса?
- Я ещё застал то время, когда литературный процесс был вобравшей в себя сотни родников единой рекой – не без пены, но полноводной и сильной, с распахнутыми для взгляда широкими плёсами и манящими мысль таинственными глубинами. После тектонического сдвига девяностых – рукотворного, предательского! – река эта распалась на несколько течений – и десятки глухих проток и ериков, где воды – с гулькин нос, зато в достатке мути и тины. Главное течение, с незамутнёнными истоками, - наше, патриотическое, державное, хранящее в своих глубинах традиционные духовные и нравственные ценности. Не знаю, можно ли назвать его воду живой, но то, что она даёт силы жить, причащает к Земле Русской, к многонациональной нашей Родине, для меня непреложный факт. Сдаётся мне, что и для многих из тех, кто томим нынче духовной жаждой, факт этот становится всё более очевидным.
- Вы много времени уделяете работе с молодежью. Участвуете в качестве эксперта в Совещании молодых литераторов в Химках. Недавно в Воронеже прошло областное совещание. Расскажите о том, какие тенденции видите у молодых авторов. На какие имена возлагаете надежды?
- Если говорить о совещании молодых литераторов области, то наиболее яркое впечатление в секции поэзии оставила подборка Дарьи Князевой. Стихи Дарьи находятся в поле моего зрения уже несколько лет. Творческий рост здесь несомненный: если в 2022 году стихи Князевой были отмечены на всероссийском фестивале «Хрустальный родник» (Орёл) специальным дипломом, то год спустя она стала там же первой в номинации «Поэзия». А совсем недавно молодой поэтессе в Воронеже вручили Исаевскую премию.
Порой интересные авторы появляются и вне каких-то литературных мероприятий. Мне, например, по сердцу «ремонт», затеянный молодой воронежской поэтессой Татьяной Ланиной в своей поэтической вселенной: «Пусть в окнах горит горизонт, / И тюль на ветру, как невеста…». Запоминающиеся строки, зримый образ – и очень обнадёживающая максима…
Но вот тенденции, если брать молодую поэзию в целом, не слишком радуют. К сожалению, поэзия эта больше всё же занята самой собой, живёт переживаниями, которые мало связаны с жизнью страны. Да, есть темы вечные: любовь, разлука, измена, одиночество, страх смерти. Но когда рядом – тысячекилометровый фронт, когда каждый день от снарядов и ракет врага гибнут не только солдаты, но и мирные люди, как-то странно выглядят «творцы», которые, как улитки, пытаются укрыться в скорлупе своего крохотного «стерильного» мирка. А ведь мы знаем: воевать может и лирика, если она дышит горячим воздухом своего времени. О чём, скажите, ставшее во время Великой Отечественной войны молитвой миллионов симоновское «Жди меня»? Конечно же, о любви! Но ведь не только о ней, верно? И без этого «не только» не было бы и самой этой молитвы…
К счастью, есть и примеры обнадёживающие. В Химках в моём семинаре была Анна Долгарева – военкор, волонтёр, поэт-нерв, не умеющий болеть человеческим горем понарошку. В её стихах – трагический излом Русского мира, показанный через кровящую и поныне повседневную жизнь Донбасса. На таких, как Анна – а они есть, я знаю это точно – и возлагаю надежды. Талант и гражданское мужество, явленные миру «в его минуты роковые» не порознь, а в неразрывном единстве, в «сплаве», - единственный надежный залог трудной, но по большому счёту всё же счастливой, неотменимой поэтической судьбы.
- Как определить у молодых писателей наличие таланта, способностей? По каким критериям оцениваете?
- Есть целый ряд признаков, которые позволяют отличить поэзию от «просто стихов». Например, умение мыслить образами, новизна восприятия (свой взгляд), интонация – единственная, неповторимая, как дактилоскопический отпечаток. Но я больше доверяю интуиции, внутреннему отклику. Так лозоходец, ищущий сокрытую глубоко под землей воду, вдруг замирает – «толкнуло»! Четверостишье ли, строка, да порой и слово одно, но если хоть что-то задело, отозвалось – стоп, дальше «скользить» на ровном дыхании нельзя. Надо копать…
Тем, кто готов упрекнуть меня за использование столь уязвимого с научной точки зрения сравнения (дескать, и результаты такого «лозоходства» будут соответствующие), отвечу словами Фёдора Ивановича Тютчева, так определившего особенности поэтического зрения:
Иным достался от природы
Инстинкт пророчески-слепой –
Они им чуют, слышат воды
И в тёмной глубине земной…
Великой Матерью любимый,
Стократ завидней твой удел –
Не раз под оболочкой зримой
Ты самоё её узрел…
- Как вы оцениваете свой собственный творческий путь? Чем вы довольны? А может, есть что-то, что не удалось, но хотелось бы воплотить?
- Оценивать сделанное, да ещё в столь обязывающей формулировке как «собственный творческий путь», - занятие рискованное. Самоощущения обманчивы. А вдруг это и не путь вовсе, а всего лишь стёжка чуть заметная? Правда, и стёжка не такая уж большая беда. По ней можно выйти к речке Толучеевке, она рядом, в левадах; можно и – к Дону. А можно, по ней же, выйти к Реке – той, о которой говорил Державин…
Но и совсем уж игнорировать самоощущения пишущему человеку нельзя. И сдаётся мне, что «перевёл жизнь на слова» я всё-таки не зря. Есть люди, для которых эти самые слова – не пустой звук. Вот уже в этом году, после юбилейной публикации в «Литературной газете» пришло в Петропавловку примечательное читательское письмо, где не было указано ни улицы, ни дома, только: «Александру Нестругину, члену Союза писателей России». Почти по Чехову – «на деревню дедушке». Письмо это – душевное, благодарное – до меня дошло. Послал автору свою книгу. И через некоторое время получил отклик – увесистую бандероль, в которой находилась густо исписанная от руки тетрадь. И в тетради этой мои строки перекликались с событиями жизни доброго моего читателя-критика, с его незаурядной судьбой – как свои, родные, по-братски. Это дорогого стоит. Очень дорогого…
Конечно же, доволен я далеко не всем из того, что сумел сделать. И хорошо, что так: «довольство» такого рода – синоним смерти для пишущего человека. Зато живёт в душе наивная детская вера: не сказано ещё что-то очень важное, и сказать это – мне по силам. Что именно? Это не моя тайна. И лучше её не касаться…