Что такое шерхебель? В Суздале предлагают поразмышлять об уходящей натуре ручного труда
Проект художника Сергея Катрана и куратора Кати Бочавар "Археология ручного труда" в Суздале - совместный проект Владимиро-Суздальского музея-заповедника и мануфактуры "Дымов керамика". Выставка расположилась в Посадском доме XVII века, ставшим в XXI веке выставочной площадкой Владимиро-Суздальского музея-заповедника, и сделана в почтенном жанре воображаемого музея.
Нет, не того воображаемого музея без стен, о котором писал Андре Мальро, где шедевры разных эпох и континентов вели бы свой неспешный разговор цивилизаций… Скорее, речь о традиции воображаемого музея, которую любили концептуалисты. Например, Илья Кабаков, выстраивавший свою "Альтернативную историю искусств" в музее современного искусства "Гараж". Или Игорь Макаревич и Елена Елагина, которые в 1990-м попытались вообразить произведения, показанные в 1935-м на "Закрытой рыбной выставке". От той выставки 1935 года не осталось ничего, кроме тоненького каталога со списком названий работ, вдохновленных рыбной промышленностью, но без иллюстраций. Иначе говоря, они восполняли зияющую пустоту, сквозившую за названиями работ, своими визуальными образами.
Сергей Катран работает похожим образом. Художник создает своего рода словарь инструментов, которые человек использовал до промышленной революции, когда электричество еще не пришло в быт, не говоря уж об интернете и мобильной связи. Большинство из этих вещей - старые знакомые, вроде плоскогубцев или ножниц портновских или парикмахерских, лопаты или лобзика… А есть названия заковыристые, вроде шерхебеля. Каждый инструмент Сергей Катран лепил по памяти из глины - только руками, не используя подручных средств. Фактура предметов, хранящая движение пальцев, напоминает о работе скульптора и о детской лепке из пластилина. И все эти рубанки, топоры, циркули и гаечные ключи из глины похожи разом и на памятник рабочему инструменту, и на школьные наглядные пособия, созданные своими руками.
Это мерцающая двойственность рукотворных объектов подкреплена еще тем, что их, разумеется, невозможно использовать. Словарь названий и набор наглядных образов встречаются, превращаясь то ли в выставку археологических находок, то ли в образ исчезающего на глазах мира. Это подчеркивает саундтрек (композитор Мария Аникеева), звучащий как воспоминание об экспериментальной музыке 1920-х годов.
Нельзя, впрочем, не заметить, что вопрос, является ли ручной труд уходящей натурой, сегодня лишен умозрительности. Может быть, поэтому экспозиция инструментов ручного труда в "воображаемом музее" становится не столько машиной времени, отправляющей нас в царство будущего, сколько поиском подходов к проблемам настоящего.
Куратор Катя Бочавар явно настроена искать эти подходы вместе со зрителями. Свидетельством тому - игра, встречающая зрителей на входе в Посадский дом. Игра эта выстроена как социологический опрос. Пройдя его, вы получаете рекомендацию от ИИ, какой инструмент ручного труда вам лучше подходит. Но если самым подходящим для вас инструментом окажется лопата, расстраиваться не стоит. "Рекомендации" зависят от датчика, который генерирует случайные числа.
Игра предлагает прикоснуться к экрану (а заодно и к теме ручного труда), зато газета, выпущенная к выставке, предлагает погрузиться в историю вопроса. В конце концов задолго до эпохи цифровых радостей люди думали о том, как сделать труд, посильным, эффективным, радостным. Создателем системы научной организации труда (НОТ) был уроженец Суздаля, революционер, организатор знаменитого Центрального института труда (ЦИТ) Алексей Капитонович Гастев (1882-1939).
Если Мейерхольд систему биомеханики применил для создания нового театра, то Гастев применил, в сущности, ту же систему биомеханики, наблюдений и упражнений, для научной организации труда. В обоих случаях изменение системы - театральной или производственной - невозможно без свободного творческого человека, который хочет "научиться так работать, чтобы работа была легкой, и чтобы она была постоянной жизненной школой". Как и у Мейерхольда, система Гастева не была утопией. Она была практической системой, которая помогла наладить рабочий процесс на сотнях заводах, стройках. Гастев, в отличие от Форда, шел не от машины, а от человека. Как и судьба Мейерхольда, судьба Гастева была трагической.
Наконец, проект "Археология ручного труда" напоминает, что сегодня парадоксальным образом для многих ручной труд становится не столько способом заработка или экономии, сколько хобби и отдыхом. Вряд ли, конечно, многим из нас удастся сшить себе сапоги, как Лев Толстой. Но можно попробовать начать с выкройки толстовки, которую Софья Андреевна шила Льву Николаевичу. Вдруг получится?