Режиссёр с мировым именем ставит спектакль в Нижегородском театре драмы

Александра Марина в театральных кругах знают все. Он – выпускник первого курса Олега Табакова и один из основателей легендарной «Табакерки». Благодаря Александру русскую классику открыли для себя зрители разных стран, он создавал спектакли по всему миру, даже в Южной Африке. А в Монреале основал свой театр.Сегодня Марин ставит спектакль «Зойкина квартира» в Нижнем Новгороде по своему любимому автору – Михаилу Булгакову. Удивительно то, что предыдущая версия пьесы жила на сцене театра почти 20 лет и ушла из репертуара всего два месяца назад. А теперь зрителей ждёт новая встреча с любимыми героями. О себе и о новом спектакле режиссёр рассказал в эксклюзивном интервью. Мечтал стать космонавтом – Александр, как случилось что вы, сын строителей, мальчик из провинциального Воронежа, решились отправиться к самому Табакову? – Я, как многие советские мальчишки, мечтал стать космонавтом. Звёздные карты, чтение фантастики… Мы с товарищем даже пошли в парашютный кружок, и его взяли, а меня – нет, сказали: худоват, ветром снесёт. Но так получилось, что свой космос я открыл в театральном кружке при Дворце пионеров. Первый успех на гастролях по пионерлагерям, видимо, отравил моё сознание. Возможность быть другим, не таким, какой ты в жизни, прожить что-то так, как у тебя бы никогда не получилось, ничуть не меньше космоса. Правда, родители были в шоке, но препятствовать не стали. В Москве меня срезали на вступительных турах во всех театральных институтах и училищах. И вот тогда ко мне подошла девочка из моей «десятки», которую отчислили из студии Табакова, видимо, пожалела. Сказала, что в тот день Табаков (тогда директор «Современника») встречается с режиссёрской группой своей студии. И дала мне его номер.– И вы решились позвонить? – Да. Сказал, что хочу у него учиться. Он ответил: «Хорошо, приходи в ГИТИС на первый тур». Я не мог пойти в ГИТИС, нужно было возвращаться в Воронеж, сдавать школьные экзамены. Пошёл к «Современнику», увидел молодых ребят – будущих режиссёров. За ними из служебного входа вышел Валерий Фокин, а я, глядя на него честными глазами, сказал, что только что созвонился с Олегом Павловичем, и он меня ждёт. Так я оказался перед моим будущим учителем. Я понимал, что Табаков меня, скорее всего, просто выгонит. Но всё произошло ровно наоборот. Сказал с ходу: «Читай!». Я начал с прозы, он тут же остановил – не годится. Читаю поэзию – снова: «Стоп. Давай басню». На первой строчке Табаков остановил моё чтение, сказал: «Считай, что первый тур ты прошёл. Поехали в ГИТИС». В лифте мы встретили Авангарда Леонтьева, и Табаков попросил его со мной позаниматься, потому что «мальчик совсем не умеет читать». Леонтьев согласился, а мы сели в табаковскую машину, и тут я увидел моего папу, который всё это время ждал меня на бульваре у «Современника». А мой папа увидел, как Табаков увозит его сына! Во дворе ГИТИСа море абитуриентов, мы выходим из машины, все думают, что Табаков привёз мальчишку, которого нужно пропихнуть. А он уже стучится в окошко аудитории, откуда вылезает Константин Райкин и говорит: «Пропустите мальчика на второй тур!». Я читал серьёзные вещи, а они умирали со смеху… Райкин чуть не под стол залез. Видимо, за это и взяли. Так я оказался на первом курсе. Нас было 32 человека, а окончило всего 14. Взлёт – Ничего себе история! А как создавалась «Табакерка»? – Нам с самого начала сказали, что собрали для того, чтобы строить свой театр. Но путь был непростым: когда министр культуры Пётр Демичев пришёл на самый наш зрелищный спектакль «Прощай, Маугли» и решил, что в Москве такой театр не нужен, всё могло бы закончиться.– Хорошо, что вышло иначе. «Табакерка» родилась, и там вы поставили свой первый спектакль, да ещё и по Гёте! – Желание создавать свою вселенную проявилось ещё на первом курсе, а к началу четвёртого я сделал первую работу – повесть о чиновнике, крадущем шинель. Спектакль шёл в трёх комнатах нашего подвала, а зрители стояли в коридоре. Теперь это называют интерактивным театром. А потом был «Фауст» и сокрушительный разгром моего спектакля. Табаков назвал это «гегельянством и метафизикой». Обида была страшная – казалось, весь мир рухнул. И только на расстоянии многих лет я понял, что это была прививка! Прививка на всю жизнь.– Потом были ваши Хлестаков и Раскольников… – Роль Раскольникова стала для меня основополагающей. А «Ревизора» ставил мой сокурсник – сегодняшний руководитель Московского театра сатиры Сергей Газаров. Володя Машков, который моложе меня, играл Городничего, а я – Хлестакова. Эта работа – подарок судьбы и, пожалуй, самая любимая.– Тогда же вы пришли в кино. Наверное, самым известным вашим фильмом является «Приговорённый», где герой, вершивший суд над преступниками, сам оказался в тюрьме. Как вам, интеллигентному юноше, удалось сыграть убийцу, зэка, да ещё и на фоне колымских пейзажей? – Настоящий артист способен верить и действовать в логике персонажа. Это был очень важный для меня фильм. Ради съёмок я отказался ехать на гастроли в Каир и полетел на Колыму, чтобы два месяца в колымских сопках и разрушенных лагерях, без привычных элементарных удобств прожить жизнь человека, попавшего в трагические обстоятельства и сделавшего свой выбор. Это был первый фильм, снятый на Колыме. Про людей, которые там жили, сидели, убивали. Природа там диктует свои внутренние правила, свою логику поведения. Чтобы это правильно понять, меня привезли в знаменитую тюрьму «Белый лебедь» в Соликамске, где на робу пришили фамилию моего героя и отвели в камеру. Ни конвойный, ни сокамерники-рецидивисты не знали, кто я. Я «просидел» минут 45… Чтобы никого не задеть, не буду рассказывать, как это было, но когда вошёл конвойный и сказал: «Завьялов, на выход!», случилось то, о чём Станиславский говорил: «Верю!». Я поверил, что никакой я не Марин, а Завьялов, что пришло моё спасение и я сейчас выйду…– Фильм получился правдивым. В недавнем сериале «Самка богомола», где вы сыграли следователя, та же тема – собственного правосудия. – Чувство справедливости и её понимание – это часть характера русского человека. Может быть, в этом и состоит его главная сила. Но не всегда это чувство согласуется с законом. У театра технологического нет сущностного будущего, только прикладное. Театр будет развиваться в сторону актёра. Александр Марин Мировой успех – Неудивительно, что вы часто обращаетесь к этой теме в постановках. А как случилось, что вы создали свой театр в Монреале? – Мы были на гастролях в США со спектаклями «Матросская тишина» и «Учитель русского», где я играл главные роли. Был большой успех, мы объездили 13 штатов и заканчивали в Нью-Йорке, где на спектакль пришёл руководитель Национальной театральной школы Канады Пэрри Шнейдерман, который был очень впечатлён русской школой, и попросил Табакова провести в Канаде мастер-класс по Чехову. Табаков сказал: берите Марина. И три недели этого мастер-класса растянулись на пару десятилетий. Звали ставить Чехова, Шиллера, Шекспира, Брехта, современную западную драматургию. За многие работы давали призы, возили на фестивали – и я так уверовал в свои силы, что продал квартиру в Москве и на эти деньги открыл там свой театр.– Потом были США, Япония, Африка, Франция, десятки городов и стран. Почему после такого мирового успеха вы вернулись в Россию? – Я никогда не терял связи с Москвой. Периодически ставил и в МХТ, и в театре Табакова. И вот однажды он меня спросил: «Сашка, а ты где умирать собираешься?». «Как где? Конечно, в России, и похоронен буду тут». «Ну а чего ты тогда дурака валяешь? Возвращайся!». Так я и вернулся.– Как же вы попали к нам? – Мне позвонил директор театра и предложил поставить то, о чём я мечтал. Булгаков для меня – один из самых важных и любимых авторов. Это одна ветвь в русской литературе – фантастический реализм: Гоголь, Достоевский, Булгаков.– Говорят, вы в «Зойке» нашли чеховский «Вишнёвый сад»? – Там абсолютно чёткие параллели, просто Булгаков разбивает всё о время. Зоя – Раневская с мечтой о Париже с любовником Обольяниновым. И в то же время она – Лопахин! Он рубит сад, а она использует свою квартиру, чтобы раздобыть денег. Или, к примеру, Дуняша мечется между Епиходовым и Яшей, а Манюшка – между двух китайцев. Я могу долго всё расписывать. Но главное – чеховская тоска! Тоска по лучшей жизни. Спектакль будет об этом.