Михаил Швыдкой: Законы не обязательно любить, но и бояться их не стоит

"Российская газета" уже давала разъяснения по поводу того, что некий список, включающий классические произведения отечественной и зарубежной литературы, которые вроде бы содержат пропаганду нетрадиционных сексуальных предпочтений, является выдумкой досужих конспирологов. О том, что у маркетплейсов, как и у других торговых точек, продающих такие книги, могут возникнуть проблемы в результате невнимательного прочтения вновь появляющихся законов (связанных не только с интимной стороной жизни граждан), говорят не первый год, но, пожалуй, никогда не было столь быстрой и массовой реакции на гипотетическую угрозу книжной торговле, как на этот раз. Даже после того, как стало ясно, что пресловутый список, явно кем-то сочиненный впопыхах, не имеет силу официальных рекомендаций, возвращать произведения Достоевского, Набокова и Оскара Уайльда в общедоступный торговый оборот не слишком торопятся. Никто не хочет рисковать бизнесом, несмотря на финансовые потери, пусть и незначительные в доходах маркетплейсов, но все же уменьшающих объем прибыли.

В классической и современной литературе, в художественной культуре в целом всегда можно найти какие-то сюжетные линии и детали, которые вызовут гнев и отдельных граждан, и некоторых социальных групп. Как известно, "красота в глазах смотрящего". Впрочем, и безобразие тоже. Многое зависит от ценностных установок общества, в котором рождается то или иное произведение, от его этических и эстетических предпочтений. Но ни одно общество не однородно, даже в странах с нормативной эстетикой и полицией нравов. Борьба радикальных тенденций - охранительных и модернизационных - не всегда прекращается с помощью разумного компромисса. Каждая из сторон, как правило, остается при своем. К тому же нельзя забывать знаменитое изречение кардинала Ришелье: "Дайте мне всего шесть строк, написанных рукой самого честного человека, и я найду за что его можно повесить". Любая двусмысленность опасна непроговоренностью, недосказанностью, а потому и непредсказуемыми последствиями. Именно это порождает самые невероятные слухи. А они в свою очередь рождают страх. Чувство, с которым непросто жить.

Законы не обязательно любить, но и бояться их не стоит

Мартин Хайдеггер, один из классиков философии ХХ века в труде "Бытие и время" дает весьма примечательное определение страху: "состояние размытой неопределенности". Это не ужас, когда земля неотвратимо уходит из-под ног, но неоформленная угроза, которая, как кажется, пронизывает все сущее. Ленты Альфреда Хичкока называют "фильмами ужасов" именно потому, что угроза материализуется, становится реальным образом, несущим зло и смерть. Но и этот мастер умел разворачивать кинематографическую партитуру, рождающую страх лишь предощущением угрозы, когда невыраженность зла становится навязчивой идеей героев. Мания или бред преследования - расстройство психики по содержанию, заболевание, опасное для самого пациента и для окружающих. И только кажется, что оно не заразно. Как писал Луций Анней Сенека в "Нравственных письмах к Луцилию": "Если хочешь ничего не бояться, помни, что бояться можно всего". Часто забывают первую часть этой фразы, и страх становится тотальным. Редко вспоминают и о продолжении этой фразы: "Но ведь если бояться всего, что может случиться, то незачем нам и жить, и горестям нашим не будет предела. Тут пусть поможет тебе рассудительность..."

А рассудительность подсказывает, что преодоление страха - одна из фундаментальных проблем человеческого бытия, изначально ему присущая. Ей посвящено множество философских трудов и художественных произведений, которые - нередко безуспешно - пытались выявить природу этого феномена. Он имеет как онтологические, экзистенциальные, так и социальные корни, которые непросто отделить друг от друга.

По-разному ее исследовали и в советской литературе. Не случайно одна из самых звонких пьес Александра Афиногенова, написанная в 1931 году, так и называлась "Страх". В ней профессор Бородин, исследующий проблему этого явления, вел дискуссию со старой большевичкой Кларой, сын которой был казнен за революционную деятельность против царского режима. Профессор утверждал, что страх пронизывает большую часть современного общества, а она парировала его речи страстными рассуждениями о бесстрашии масс, которые являются двигателями исторического прогресса. Примечательно, что когда эта пьеса была только написана, сразу пять московских театров обратились за разрешением на ее постановку. В столице было отказано всем, кроме Московского Художественного театра. В Ленинграде одобрили лишь просьбу Государственного театра драмы. Мудрый и осторожный Вл.И. Немирович-Данченко довольно быстро отказался от постановки, сославшись на необходимость срочного отъезда. В режиссерскую работу И.Я. Судакова, чтобы спасти спектакль, вмешался К.С. Станиславский, добившийся от Л.М. Леонидова, исполнителя роли профессора Бородина, максимального комизма, граничащего с карикатурой на "мятущегося интеллигента". В Ленинграде все было сложнее. И.Н. Певцов, которого до сих пор помнят по роли полковника Бороздина из фильма "Чапаев", создавал образ серьезного ученого, с которым было непросто вести дискуссию. Постановку Н.В. Петрова спасло вмешательство С.М. Кирова, который лично приехал на генеральную репетицию и одобрил спектакль.

В годы великих испытаний страх становится опасным врагом

Тема страха возникла и в драме "Человек с ружьем", написанной Н.Ф. Погодиным к 20-летию Октябрьской революции. Он документально воспроизвел фразу В.И. Ленина, прозвучавшую в его выступлении 24 ноября 1918 года в День красного офицера: "Не надо бояться человека с ружьем..."

В годы великих испытаний страх становится опасным врагом. Он парализует волю к действию, приводит в оцепенение мысль, разрушает мораль.

А законы не обязательно любить, но и бояться их не стоит. Их надо уважать и им следовать, предварительно внимательно прочитав.