Михаил Швыдкой - о том, как спектакль Перегудова заставляет вспомнить о шедеврах их великих предшественников

Игорь Костолевский и Ольга Прокофьева в спектакле "Любовь по Маркесу" в московском Театре им. В. Маяковского открывают зрителям то волшебство в отношениях мужчины и женщины, которое возможно понять и прочувствовать лишь на пороге небытия. Когда недостаток чувственности восполняется глубиной чувств. И поэзия любви теряет земное притяжения. "Любовь, что движет солнце и светила".

Михаил Швыдкой - о том, как спектакль Перегудова заставляет вспомнить о шедеврах их великих предшественников
© Российская Газета

У меня, на протяжении пятнадцати лет сочиняющего еженедельные заметки в "Российскую газету", нет зависти к сеньору Габито, печальному мудрецу, журналисту, по-настоящему прославившемуся только после своего девяностолетия колонками о любви, любовными письмами, которые ждут, читают и перечитывают юные девы и дамы преклонных лет. Чтобы так писать о любви, нужно пережить "солнечный удар", перечеркнувший все, что было до него. И не оглядываться назад, где не было ничего кроме женщин, с которыми он совершал механический акт соития за деньги. К пятидесяти годам у него их было 514, а потом он потерял им счет, не запоминая их имена.

Его похотью управляла Роса Кабаркас, содержательница борделя, которая старела вместе с ним, но которая лучше многих праведниц знает, что такое настоящая любовь. Фантастический реализм Габриэля Гарсиа Маркеса позволял ему свободно обращаться и с натуральными числами, и с общепринятой моралью в повести "Вспоминая моих несчастных шлюшек", которую изобретательно поставил на сцене Театра им. В. Маяковского Егор Перегудов. Колумбийский гений вольно рассуждал о поэзии любви, что может рождаться из любого жизненного сора. Маркес прекрасно понимал, что только любовь способна спасти человека от одиночества. А об одиночестве он знал немало. Неслучайно его речь на церемонии вручения ему Нобелевской премии называлась "Одиночество Латинской Америки".

"Любовь по Маркесу" открывает то волшебство в отношениях мужчины и женщины, что можно понять на пороге небытия

Великий итальянский актер Эрнесто Росси, говорят, любил повторять: "Ромео и Гамлета надо играть в шестнадцать лет, а понимаешь, как их играть, в шестьдесят пять!" И дело не только в том, за полвека актеры обрастают профессиональным инструментарием. В шестьдесят пять любовь-страсть открывает головокружительные высоты и бездонные пропасти, какие неведомы ни юношам, ни барышням, "обдумывающим житье". Как писал Хемингуэй, "кто не понимает, что любовь - трагедия, тот никогда не любил". С годами приходит понимание ее масштаба. И неутолимое стремление преодолеть страх перед роком любви.

Когда в 1956 году я впервые увидел фильм-спектакль Московского Художественного театра "Ярмарка тщеславия", который был снят в 1952-м, то был удивлен, что юная леди Тизл может любить такого кругленького незатейливого старичка, как ее муж. Только потом узнал, что Ольга Николаевна Андровская, которая играла юную леди, была на четыре года старше Михаила Михайловича Яншина. И что спектакль этот увидел свет в 1940-м году, когда О. Н. Андровской было 42 года, а М. М. Яншину всего 38 лет. Природа и глубина их любви раскрывались для меня по мере моего взросления, и ставшая театральной классикой песенка, сочиненная Д. Д. Кабалевским, "Голубок и горлица, никогда не ссорятся..." приоткрывала тайны страсти, что принято скрывать от посторонних ушей и глаз. Тайны, ведомые только людям на излете зрелости.

И "Соло для часов с боем" Освальда Заградника 1973 года, в котором Олег Ефремов и Анатолий Васильев собрали мхатовских стариков - О. Андровскую, А. Грибова, М. Яншина, М. Прудкина, В. Станицына, Б. Петкера, был пронизан любовью. Они чувствовали ее силу и экзистенциальную необходимость именно в старости. Актерам, исполнявшим роли стариков, пытающихся преодолеть одиночество, было столько же или даже чуть меньше лет, чем И. Костолевскому, - ему и О. Прокофьевой, сегодняшним, было у кого учиться.

Когда недавно отмечали юбилей Ф. Г. Раневской, а потом 100-летие Театра имени Моссовета, то неизменно вспоминали спектакль А. В. Эфроса "Дальше - тишина". Он поставил его в 1969 году о любви Барклея и Люси Купер, двух пожилых людей, которых разлучают их дети, и это позволило избежать морализаторства сценария Виньи Дельмар. Сцену расставания героев Ф. Г. Раневская и Р. Я Плятт наполняли такой нежностью друг к другу, что, казалось, будто вся любовь мира пронизывала театральное пространство в саду "Аквариум".

В 1989-м году в Вене в Театре "Круг", которым в ту пору руководил Джордж Табори, известный австро-венгерский литератор, драматург, актер и режиссер, мне посчастливилось увидеть сочиненный им спектакль, где он соединил любовные дуэты из пьес Шекспира. В свои 75 лет он играл Ромео, Гамлета, Отелло, героев комедий вместе с юной актрисой, которая годилась ему во внучки. Он не задыхался от испепеляющей его героев страсти, он с умудренным благоговением вспоминал о бесконечном богатстве любовных перипетий, которые с годами приобретают особый чудесный свет. Манящий и до конца недостижимый.

Спектакль Перегудова заставил вспомнить о шедеврах их великих предшественников

Он не играл трагедию неразделенной любви, он славил ее торжество. Понимание, что любить куда важнее, чем быть любимым. Мы долго говорили с Джорджем после спектакля о природе искусства, которое не рождается без любви. О понимании того, что в жизни и на сцене приходит только с возрастом. В его 75 лет он казался мне грустным мудрецом, который знает очень много о "свойствах страсти". И только подойдя вплотную к моим 75 годам понял, что знание не усмиряет желаний.

Спектакль Е. Перегудова, пронзительные работы О. Прокофьевой и И. Костолевского, рискованные, выламывающиеся за грани привычного, что всегда отличает настоящее искусство, заставили вспомнить о шедеврах их великих театральных предшественников. Сравнения в таких случаях бессмысленны. Просто они оказались среди них в моей памяти. Думаю, это совсем неплохая компания.