Озлобляться нельзя: священники рассказали, как проходит работа с военнослужащими в зоне СВО
Москва и Россия помогают нашим ребятам, воюющим на фронте, гуманитарной помощью, специальным оборудованием. Но еще всем бойцам необходима духовная помощь и поддержка. Корреспондент «Вечерней Москвы» встретилась с настоятелем Уаровского и Ильинского храмов в поселке Вешки Мытищинского округа, протоиереем Олегом Александровичем Мумриковым, который вместе с другими священнослужителями ездит и окормляет наших воинов в зоне специальной военной операции.
— Расскажите, пожалуйста, о духовной подготовке наших бойцов к бою. Существует правило, что несколько лет после войны нельзя причащаться, так ли это?
— Да, существует такое рекомендательное правило святителя Василия Великого: «Мне кажется, что наши отцы не считали убийства на войне убийствами из снисхождения к защитникам целомудрия и благочестия. Но, может быть, не худо посоветовать, чтобы они, как имеющие нечистые руки, в продолжение трех лет удерживались только от приобщения» (Правило 13-е). Но, во-первых, это правило носит рекомендательный характер для человека глубокого воцерковленного, который каждое воскресенье причащался Святых Христовых Тайн. А здесь совсем другое: люди, как правило, не посещающие церковь, из обычной гражданской жизни попадают на фронт, и вот у них на руках кровь. Хотя они этого и не хотели. Они защищают свое Отечество, выполняют поставленную задачу, воинский долг. И большинство людей воцерковляются именно на передовой. Потому что в обычных условиях здоровые, самодостаточные мужчины часто откладывают на потом самое важное в своей жизни, и первая встреча с Богом порой происходит именно там — на войне. Доводилось так говорить: ребята, вот не было у вас времени на «гражданке», чтобы прийти в храм, сейчас храм к вам приехал, только он маленький, у нас есть дароносица, сосуд в виде храма, где мы переносим Святые Дары, заготовленные за Божественной литургией — Тело и Кровь Христовы. Получается, что мужчины именно на войне в первый раз причащаются и исповедуются. Это может быть и последний раз в их жизни. Это касается всех бойцов, и раненых тоже, поэтому отказывать в исповеди и причастии недопустимо. Это не мое личное мнение, а наше соборное мнение, потому что мы — священнослужители — тоже обмениваемся впечатлениями и опытом, консультируемся друг у друга, как поступить. У всех мнение единое, у архиереев и опытных духовников: обязательно нужно исповедовать и причащать. Сколько бы я ни принимал исповедей на передовой, никогда не слышал, чтобы люди радовались тому, что им приходится убивать на фронте. Все об этом сожалеют и все раскаиваются. Даже если человек не знает, убивал он или нет. Например, минометчик не видит последствия своих действий, но примерно понимает. Поэтому, зная, какие риски несут эти люди, мы, конечно, никогда им не отказываем в причастии. Покойный схиархимандрит Пантелеимон (Агриков), который прошел Великую Отечественную войну, говорил, что солдаты всегда нуждаются в причастии. А передовая — это понятие довольно растяжимое, ведь бывает ситуация, когда ты в нескольких километрах от линии фронта, но угроза обстрела очень большая.
— Какие города вы чаще посещаете? И что чаще? Госпиталя, центры подготовки военнослужащих?
— Я как настоятель храма вместе с другими священнослужителями езжу в Луганскую Народную Республику, города Первомайск, Северодонецк, Лисичанск, Рубежное, Ровеньки, Стаханов, а также в Горловку, Донецк — люди там очень нуждаются в помощи, и мы ее осуществляем комплексно. У нас единый планируемый маршрут: если мы едем в госпиталь, то по пути заезжаем и в воинскую часть, и в детский дом. Мы стараемся за одну поездку посетить как можно больше мест и помочь людям. В декабре ездили в госпиталь в Первомайском, а в Стаханове посетили роддом. Мы приехали с подарками и привезли необходимые вещи, встретились с будущими мамами, отслужили молебен. Предмет особой заботы — это госпитали. Мы уделяем внимание не только раненым, но и медикам. Врачи быстро выгорают, так как бойцы меняются, а через них поток раненых идет непрерывно, и им тоже нужна поддержка. Ведь медиков обычно не замечают и сразу идут к раненым. Я считаю, что это неправильно, и мы обязательно стараемся уделить время врачам, медсестрам, санитаркам. Тем, кто в данный момент может освободиться от ухода за больными. Мы отвечаем на их вопросы, передаем письма. У нас в приходе дети пишут письма для медиков, для педагогов, для ребят из детских домов. Эмоционально врачей надо поддерживать, им поддержка очень нужна.
— Как обычно проходит общение в госпиталях?
Воины милосердия: как волонтеры помогают медикам возвращать людей к жизни
— Что касается раненых, то обязательно мы привозим помощь. Иногда это вещи первой необходимости. Бывает, что в госпитале нет пижам или тапочек в связи с неожиданным наплывом раненых, а в другие больницы везем портативные аппараты УЗИ. Раненые тоже бывает разные: лежачие, которые не выходят из палаты, и те, которые могут передвигаться, поэтому тут тоже могут быть разные формы общения. То есть мы можем иногда в холле собрать всех, кто может прийти. Отслужить короткий общий молебен. Поприветствовать, передать приветы из Подмосковья, из России, сказать несколько теплых слов. Дальше спрашиваем, есть ли желающие креститься, желающие исповедаться, причаститься. Обычно нас ездит по два или три священнослужителя и два волонтера-прихожанина. Один батюшка начинает исповедовать, помощники начинают вести краткую просветительскую беседу с теми, кто готовится к Таинству Крещения. Если госпиталь большой, там можно провести целый день. Например, в Луганской Республиканской больнице, можно провести целый день. Когда несколько священников — все быстрее, один заходит в палату, готовит, беседует. Следующий исповедует, а третий причащает. Когда есть помощники, которые могут раздавать крестики, иконки, письма, подготовить к Таинству Крещения. Даже если человек внутренне готов принять Таинство Крещения, то его все равно надо катехизировать в таких необычных условиях. Получается, что у нас работает «бригада»: священники, диакон, помощники. У каждого свой ритм, поэтому, когда команда уже сработанная, сплоченная, мы успеваем гораздо больше в полевых условиях. В прифронтовых госпиталях ситуация иная — их нужно посетить быстро. Нельзя оставлять много машин на улице, чтобы не привлекать внимание с точки зрения безопасности. Поэтому там мы работаем оперативно. Общаясь с медиками, мы выясняем, какие у них проблемы, что им нужно привезти в следующий раз, какие лекарства, может быть, у них чего-то не хватает. И таким образом уже сразу выстраиваются планы на следующую поездку.
— Вы сами решаете, когда вам ехать, нужно ли брать благословение на посещение?
— Все наши поездки совершаются с благословения. Мы получаем командировочные от Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами. Тогда мы имеем каноническое право служить на территориях, которые находятся вне нашей епархии. Это тоже важный момент. Там, где это возможно, мы, конечно, приезжаем в первую очередь к правящему архиерею и стараемся поставить его в известность о нашей миссии. Он может подсказать, куда поехать в первую очередь, где нужно больше помощи.
— О чем вы обычно говорите на встречах в госпиталях?
— Когда мы общаемся с ребятами, мы говорим о будущем, что будет потом, когда они придут с войны, что их основная функция — это воспитание детей. Потому что поколение ветеранов Великой Отечественной войны уходит. Поэтому остаются они. Они свою жизнь пересмотрели, поэтому смогут себя найти на педагогическом поприще. Был такой случай: я вхожу в палату, а ко мне обращается молодой чеченец, без ноги. Мусульманин, изучает Коран. И он задает мне вопрос: батюшка, а что вы скажете, если я вернусь на гражданку, создам общество поддержки русской культуры в Чеченской Республике? Вот услышать такое предложение лет 15–20 назад было бы совершенно нереально.
— А есть ли какая-либо духовная подготовка к фронту? Как подготовить новобранцев к бою?
Русский с китайцем — братия: священник Игорь Зуев — о Православии и Конфуцианстве
— Самое главное — не надо говорить никаких высоких слов, говорить максимально просто. Люди вас поддерживают, мы помним о вас, молимся, привезли подарки от прихожан. Ну и дальше рассказываем о смысле христианства, о том, что Господь смотрит первую очередь на сердце человека. Говорим об основных грехах. Иногда приходится проводить общие исповеди, потому что нет возможности с каждым поговорить. Называем самые распространенные грехи нашего общества — начиная от сквернословия и заканчивая распутством. И в глазах людей есть понимание, что они пересматривают свою жизнь. Есть люди очень чистые и светлые, которые вообще к этим грехам никакого даже прикосновения в жизни не имели и в 20–25 лет идут добровольцами по зову сердца или по послушанию. Конечно, наши стяги со Спасом очень помогают. Когда стяг развернешь, как будто сам Господь на тебя смотрит. И много можно не рассказывать, люди сами все чувствуют. Мой одноклассник, ровесник, воевал добровольцем в Приднестровье в девяностые годы. Сейчас у него семья дети, давно пятый десяток. Уехал добровольцем, благословился, причастился Святых Христовых Тайн. Возвращался в отпуск. Мы с ним виделись, и состояние у него очень позитивное. Никакого позерства, искренне и просто говорит, что настроение у наших ребят боевое, здорово в том смысле, что состояние духа такое, не то что ему нравится убивать или под пулями сидеть, а что они чувствуют, что совершается Великое. И он к этому причастен.
— Страшно ездить?
— Когда мы здесь, то, может быть, и страшно, ведь ты понимаешь, что можешь и погибнуть. А там просто некогда об этом думать. Когда мы служим в прифронтовых госпиталях, все время слышен гул канонады, грохот, но ты просто от этого отключаешься, потому что совершаешь Таинства. И в этом нет никакой заслуги священника, врачи и все так работают. Там вообще все так живут. Просто этого не замечают. А Господь нас хранит. Мы стараемся не заниматься бравадой. Если нам сказали, что не надо ехать, что там опасно, мы слушаемся. У нас была встреча с патриархом в декабре 2022 года. Он собрал всех священников, которые ездят в зону специальной военной операции, и несколько раз подчеркнул, чтобы священнослужители слушались на месте военных. Возникла дискуссия — у кого больше власти? У батюшки по отношению к мирянам или у военнослужащего? Патриарх сказал: слушайтесь военных. Они ситуацию знают. И могут, спасая вас, лишиться своей жизни. Он предостерег священников от создания критических и неправильных ситуаций.
— К чему призываете бойцов?
— И тех, кто идет воевать, и тех, кто пришел с ранениями, лично я призываю не озлобляться. В семинарии же не учат, как общаться с ранеными или с новобранцами, мы сами учимся. Когда я ехал первый раз в зону специальной военной операции, я боялся того, что мне на исповеди скажут, что мы этих врагов не простим. И что мне с ними делать, как мне от грехов разрешать, если они простить не могут! Слава Богу, ни разу такого не встретил. Поэтому мы им говорим, что не нужно озлобляться. Как врач причиняет боль по необходимости, так и на войне — мы убиваем, и это грех, и этого не должно быть. Но если это существует, по необходимости, то не нужно это в себе дальше культивировать. О любом человеке нужно скорбеть, даже если это твой враг. Наши бойцы прекрасно понимают, что с той стороны много мобилизованных, которые не хотели воевать, и есть люди с промытыми мозгами, которые сегодня одно думают, а завтра могут подругому на все посмотреть. Я всегда на исповеди воинам говорил: не издеваться над пленными и мертвыми. Объясняю, что тело мертвого человека — это все равно что святыня. Когда младенец рождается, он несет на себе Образ Божий, вспоминайте младенцев — вот они выросли и пошли на войну, а их убили, у них есть матери, поэтому не нужно уподобляться тем, которые творят жуткие дела по ту сторону фронта. Нужно остаться человеком, нужно выжить и прийти на гражданку, без желания мстить, без обиды, злобы и стремления на ком-то выместить свои душевные травмы. Для этого есть священник, для этого есть Таинства, для этого есть молитва, Евангелие. Мы призываем читать Евангелие. В одном прифронтовом госпитале я спрашиваю, сколько до линии фронта. Мне говорят: ну как сказать, может, три километра, может, пять. И тут буквально метрах в двухстах подъезжает «Солнцепек» наш и начинает огонь. Поэтому все достаточно относительно. Дроны летают и прилетают. К сожалению, один из госпиталей, который мы посещали, подвергся очень серьезный бомбежке, были погибшие буквально через два дня, как мы оттуда уехали. Это, конечно, с визитом никак не связано, потому что мы все меры предосторожности соблюдаем. Не берем с собой телефоны. Все оставляем в Луганске. Понимание, где тебя настигнет смерть, — расплывчатое. Те, кто там находится, свою жизнь взвешивают уже совершенно другими категориями, чем мы.
КОММЕНТАРИЙ ЭКСПЕРТА
Алексей Андреевич Аборкин, священник Храма Св. Мученика Уара:
— Мы посещали курсы подготовки бойцов. Существует специальный молебен на благословение солдата. Там есть прошение, чтобы Господь их сохранил от пуль и снарядов. Бойцы хорошо воспринимают такие вещи, потому что длинные молитвы для них тяжелы, а когда звучит небольшое прошение, где 5–10 слов, они проникаются, и видно, что человек понимает, о чем он молится. По моим наблюдениям, в зависимости от того, насколько солдат близок к тяжелым условиям боя, то есть чем ближе он к линии огня, тем он более восприимчив к священнику. Чем тяжелее было, тем ближе ты к Богу. Мы часто бываем в госпиталях и встречаемся с военнослужащими, которые получили ранения разной степени тяжести. Когда заходишь в палату, никто не отказывается от того, чтобы их окропили святой водой, даже люди других исповеданий. И мы записываем все имена воинов всех религий, говорим, что будем за них молиться. Никто не отказывается назвать свое имя, даже мусульмане. Заходим в палату с тяжело ранеными, но бойцы нам улыбаются, и это дорогого стоит. Порой посещение таких больных даже больше нам нужно. Мы видим их, в каких они тяжелых условиях, и они не теряют оптимизма, любви к жизни. И понимаешь: если они не теряют оптимизм, то для тебя, здорового человека, это пример. Люди на войне, находят Бога намного быстрее, чем мы здесь, в обычной жизни. Ребята понимают: то ,что они выжили — это второй шанс, возможность начать все с чистого листа. Один боец мне встретился с ранением в глаз, сказал, что это ему Господь послал. Спросил, почему он так решил? Он рассказал: группы из нескольких человек должны были заходить в помещение. Ранение он получил ровно перед тем, как зайти. А все остальные, кто зашел, оттуда не вышли. И он воспринимает это как дар Господа. Как второй шанс исправить жизнь. И таких случаев очень много. Чудо спасения. И они понимают, Кто им этот шанс дал. У них даже нет сомнения, нет такой мысли, что Бога нет. С собой обычно берем маленький крестильный ящик, Дароносицу — в виде маленького храма, который приезжает к тем, кто не нашел возможности сходить в большой храм в мирной жизни. Конечно, облачение священника, епитрахиль, поручи, крест и Евангелие, стяг со Спасом. У нас, конечно же, аптечки с собой есть. Мы умеем оказывать первую помощь, накладывать жгут, делать перевязку. Прошли медицинские курсы.
Тимолай Хафизов, диакон:
— Во время таких поездок люди просят духовную литературу, и нам пришла идея — в каждом госпитале мы разместили стенд с листовкам в виде часовенки с полочками. Всего их 25. Там молитвословы, военно-патриотические листовки Суворова, Ушакова, Нахимова, Александра Невского и других полководцев. Мы хотим дальше продолжить устанавливать по госпиталям, по полигонам такие стенды. Люди, оказавшись на войне, часто задают вопросы о Боге — поэтому миссионерская деятельность необходима. Они рассказывают чудесные случаи, как Господь их спасал. Так, один солдат, который впоследствии принял Таинство Крещения, рассказал: он сидел в окопе, начался обстрел, и к нему подошел другой солдат и сказал: «Мы под колпаком Божьим, мы под колпаком Божьим», — и повторял это до тех пор, пока не закончился обстрел, а потом они увидели, что только вдвоем остались, а остальные убиты. И он уверовал.
