Неизведанное, прекрасное искусство: В Новой Третьяковке открылась выставка "Увидеть неизвестное..."
Только что открывшаяся в Новой Третьяковке выставка "Увидеть неизвестное. Живопись и скульптура XVII-XXI веков из фондов Третьяковской галереи" - продолжение проекта "Моя Третьяковка".
Первый проект вырос из опыта резкого выхода в космос онлайна во время пандемии и предлагал выставку, где QR-коды "дополняли" показ работы подробной историей создания, рассказом о художнике или сюжете, изображенном на картине. Музей же кроме радостей цифровизации дерзко опробовал на выставке новую структуру показа, напоминающую серфинг по сайту. Если вы забиваете в поисковик "пейзаж", то получаете в ответ набор сюжетов, где малые голландцы будут рядом с видами Левитана, Клод Лоррен будет соседствовать с Кандинским, а Брейгель - с Петровым-Водкиным...
Совместить логику условного "Яндекса" с логикой музейной экспозиции - неслабая задачка. Но "Моя Третьяковка" нащупала подходы к ее решению. Условно говоря, кураторы должны выстраивать не лонгрид, а ожерелье новелл, которые объединяет только рассказчик - музей. Примерно так собирали новеллы в эпоху Боккаччо.
Второй сборник "новелл" предлагает нынешняя выставка "Увидеть неизвестное..." Она обнаруживает плюсы рандомного "поиска" онлайн для музейщиков. Прежде всего речь о возможности показать произведения из запасников. Правда, было бы сильным преувеличением сказать, что в экспозиции - сплошь неизвестные работы.
Но неизвестные, конечно, есть. Особняком - портрет "Мужчина с тростью" Сергея Иванова, выпускника Академии художеств, ученика Браза и Кардовского, написанный в 1922 году и приобретенный для Третьяковской галереи в 2023 году. Этот портрет человека, позирующего во фраке, белых лайковых перчатках, в лаковых туфлях, с черной шелковой шляпой-цилиндром в одной руке и тростью с набалдашником в другой, выглядит настолько неуместно "старорежимным" в 1922 году, что кажется, закралась ошибка в датировке. Но серая стена, прислоненные к стене картины на полу, валяющаяся тут же пустая пачка папирос, весь мизерабельный для такого персонажа интерьер превращают портрет "франта" в драматический вызов эпохе, в портрет тех, кого назовут скоро "бывшими" и "лишенцами". Эта театральность позы и наряд - словно отчаянная попытка удержать память о прошлом, о себе настоящем, до кровавой мясорубки, начавшейся с Первой мировой в далеком 1914 году.
Для меня неожиданностью стали рифмы с выставкой "Отличники". Прелестную женскую головку девушки из Нанта, которую Василий Поленов писал во время пенсионерской поездки во Францию, показывают на выставке в Музее русского импрессионизма. Этот этюд художник создавал для картины "Стрекоза", обыгрывающей сюжет басни Крылова. А саму "Стрекозу" (девушка с гитарой стоит печально у закрытых ворот усадьб), не самую известную работу Поленова, можно увидеть сейчас на выставке в Третьяковке.
Другая параллель с "Отличниками" - архитектурные пейзажи, в частности, с видами Колизея, которые заставляют вспомнить о путешествиях пенсионеров Академии художеств по Европе. Работы Федора Алексеева и Сильвестра Щедрина тут вступают в диалог с экспрессией итальянского заката в проемах Колизея на картине мэтра сурового стиля Таира Салахова. И - с фантазийной инсталляцией Валерия Кошлякова "Дворик Альгамбры".
Все экспонаты выставки, как новеллы Бокаччо, связаны в единое ожерелье
В отличие от пенсионеров Академии Валерий Кошляков, театральный сценограф в Ростове-на-Дону в конце 1980-х - начале 1990-х, писал виды Рима, Венеции, Пальмиры и Альгамбры только по иллюстрациям в книжках и журналах. Легендарный Миртовый дворик в испанском дворце XIV века, написанный на гофрокартоне, похож на гигантскую объемную иллюстрацию в детской книге. Когда читатель раскрывает книгу, с ее страниц буквально поднимается нарисованный фонтан, павлины, галереи дворца, величавые леопарды и обезьяны... Перед нами картина, которая превращается в сцену. Сцена населена вольными обитателями рая. Это пространство, где архитектура и природа встречаются - одинаково прекрасные и словно не подозревающие о человеке. И лишь картон и размашистый стиль письма напоминают, что монументальная "стенопись" Кошлякова вроде фантазий Пиранези, где романтические руины неотличимы от мечты о вольности.
"Дворик Альгамбры", где разгуливают птицы и животные невиданной красы, перекликается с фарфоровой скульптурой Алексея Сотникова, художника фарфорового завода в Дулеве, прекрасного анималиста, автора скульптуры сокола - знака Дулевского завода, и с минималистской моделью Парфенона - "Посвящение Владимиру Вейсбергу" от Владимира Немухина.
Так неожиданно музей, предложив "рандомный" выбор шедевров из своих запасников, выстроил историю о мечте о неизведанном мире и неизвестном, прекрасном искусстве. Монументальный "Дворик Альгамбры" Владимира Кошлякова, писанный на гофрокартоне, как и жемчужно-серый интерьер "Кухни" Михаила Рогинского тут оказались основой единой нити, что связывает все новеллы выставки в единое ожерелье.
