"Сначала мысль, потом ноги и всё остальное"

Чтобы понять, как рождаются постановки со знаком качества "Урал Опера Балет", "Уралинформбюро" пригласило на "Творческую кухню" Елену Трубецкову. Общаться начинаем на ходу. Вчерашняя Сильфида с легкостью перемещается по этажам, стараясь везде успеть, смеется: всем нужна, хоть клонируйся. Еще недавно ведущая балерина, теперь она в роли художника по костюмам (вот это пируэт!) работает над новой постановкой все того же знаменитого балета "Сильфида" (последней у Вячеслава Самодурова в качестве худрука екатеринбургской труппы).

– Расскажите о новой "Сильфиде", какой она будет?

– Это будет абсолютно классический красивый балет. Действие происходит в Шотландии. В первом акте мужские персонажи будут одеты в традиционные костюмы с характерной клеткой – для каждого клана она своя. По форме они максимально приближены к традиционным. Чтобы килт не был слишком тяжелым, он будет не из чистой шерсти, а из ее смеси с синтетикой. Второй акт в отличие от "заземленного" первого будет легким, воздушным. Для Сильфид, это неземные создания, я заказываю тюль. Они будут бело-голубые, очень легкие, прозрачные. У юбок-шопенок сделаем "покрышку" (верхний слой) из газа – она будет создавать эффект легкого парения, "идти" за движением балерины.

Эскизы костюмов к балету "Сильфида". Автор Елена Трубецкова

"Сильфида", 2014. Джеймс – Сергей Кращенко, Сильфида – Елена Трубецкова. Фото Полины Стадник / Пресс-служба "Урал Опера Балет"

– Поскольку вы прежде исполняли в "Сильфиде" главную партию, не было желания оттолкнуться от чего-то в тех костюмах, может быть, какие-то ошибки исправить?

– Для того спектакля костюмы были созданы идеально. Канва ведь у классической "Сильфиды" не изменилась. Все равно осталась юбка-шопенка, тоже в той или иной степени присутствовали летящие ткани, тоже создавался "эффект бабочки". По большому счету из ряда вон я ничего не привнесла. Единственное, хочу взять легкие ткани, чтобы образ получился еще более воздушным. И может быть, что-то более интересное использовать для крылышек, чтобы они переливались, использовать какие-нибудь новые пленки. То есть мое участие как художника – в деталях в основном.

– Наш главный редактор говорит "она рисует ногами", имея в виду, что вы в первую очередь балерина, а уже потом художник по костюмам…

– (Смеется.) Да, благодаря тому, что я танцую, я прекрасно знаю, каким должен быть балетный костюм, насколько комфортно должно быть артисту и какими средствами этот комфорт достигается. Когда у тебя где-то что-то сползает, что-то вылезает, ты уже думаешь о чем угодно, только не о том, что ты – прекрасная Джульетта… Костюм – это 50% успеха артиста. Если тебе нравится, как человек выглядит, ты все считываешь и дальше уже включаешься в его танец.

– Какие ваши самые сильные впечатления последнего времени от театральных костюмов? На кого из театральных кутюрье вы ориентируетесь?

– Известные дизайнеры, кстати, часто сотрудничают с театрами. Вот, например, Валентино делал пачки для Bal De Couture в New York City Ballet – это было очень "вкусно" и красиво. Нереально красивый австралийский балет "Спящая красавица", который поставил Дэвид Макаллистер. Над сценографией и костюмами там работала Габриэла Тылесова, и для меня это на сегодня самая красивая и сказочная постановка. Там настолько многодельные пачки, настолько красивые юбки с цветами, они смотрятся безумно прекрасно.

Образы от Валентино. Фото: New York City Ballet

Костюмы Габриэлы Тылесовой для "Спящей красавицы" Дэвида Макалистера. Фото: australianballet.com

– А костюмы к постановкам "Урал Опера Балет" на этом фоне? Вам хватает возможностей театральных цехов?

– Не хватает, может быть, мощностей в покраске или градиенте ткани, которые мы могли бы делать, чтобы создавать какой-то определенный рисунок на ткани. У нас прекрасный цех росписи, который, честно скажу, из ничего создаст просто шедевр! Ты видела в примерочной те пачки? Это же был просто белый неопрен, и они нарисовали на нем совсем другую структуру, как будто сверху надето какое-то фантастическое кружево.

Вот к этому мастерству нам бы еще что-то более современное в плане технологий. Но при этом мы своим трудом, идеями создаем такое, что думаешь: да-а-а! Смотришь те же "Конек Горбунок" или "Черевички" – это очень красиво.

"Конек-горбунок". Фото Елены Леховой / Пресс-служба "Урал Опера Балет"

– Этот вопрос не дает мне покоя: как вообще вы стали художником по костюмам? Я знаю, конечно, что вы всегда рисовали, окончили художественную школу, но тут-то совсем другое дело…

– Так вышло, что я все время еще с юности придумывала себе ту или иную одежду. У моей тёти было ателье, там я себе постоянно что-то шила, даже пыталась развивать свой модный бренд. Вот и в театре, получая костюмы, понимала, что могу сделать их поудобнее – талию на место поставить, чтобы она была не на бедрах, ушить, чтобы максимально плотно посадить. Сцена, она же будь ты даже очень худым, всегда внешне "прибавляет" несколько килограммов. Любые недостатки можно нивелировать в костюме, если знать как.

"Неаполь" Вячеслава Самодурова. Костюмы – Елена Трубецкова. Фото: Ольга Керелюк / Пресс-служба "Урал Опера Балет"

Был забавный случай, однажды я так доработала свой костюм Хозяйки Медной горы ("Каменный цветок", постановка Андрея Петрова, 2008. – Здесь и далее прим. ред.), что помощник режиссера мне сказала: "Пока не переоденешься, мы не откроем занавес!" Я сделала в том костюме затемненные вставки, чтобы фигура выглядела более утонченной, ночей не спала расшивала его пайетками. Сейчас как художник я понимаю, что мое, скажем так, творчество сильно выбивалось на фоне остальных костюмов (смеется). Потому что вот у тебя есть общая концепция спектакля, ты видишь его целиком, если кто-то один переделывает костюм полностью, конечно, гармония рушится. Но тогда мне казалось, что это было чуть ли не произведение искусства.

– И так вы переделывали костюмы и потихоньку, понемногу…

– И пришел Слава Самодуров, наш художественный руководитель, я ему безмерно благодарна. Он как-то мне предложил: Лен, я же знаю, что ты разрабатываешь дизайн моделей и шьешь. Вот у нас Игорь Булыцын ставит балет ("Увертюра" на музыку Антонио Сальери, 2018), не хочешь для него создать костюмы?

"Увертюра" Игоря Булыцына. Костюмы – Елена Трубецкова. Фото Елены Леховой

– Интересно, почему Самодуров так сделал?

– У Славы есть замечательная черта – он видит способности человека и дает ему возможность. У нас очень много артистов балета, которые являются педагогами, потому что он видит, что человек может это дать. Обо мне он знал, что я рисую и шью – почему бы и нет? Потом я стала ассистентом художника, а после доросла и до самостоятельной работы.

Хотя вообще-то можно сказать, что моя работа как художника, она постоянно шла, параллельно с танцем. Например, я занималась подбором костюмов и создавала их для своих партий, работая с зарубежными хореографами (бюджетов на одежду для экспериментальных вещей обычно не выделяют, и я самонадеянно думала: ну кто же лучше меня самой меня подаст? (Улыбается).

"На пороге", Dance-платформа, 2012. На Елене платье собственного дизайна. Фото из личного архива

– С чем вам интереснее иметь дело как художнику – с чем-то вроде "Сильфиды" или современными балетами?

– Интересные задачи, конечно, есть и в том, и в другом направлении. Например, когда мы говорим о современных постановках, часто они только внешне выглядят простыми. Возьмем одноактный балет Славы Самодурова, для которого я делаю костюмы (Балет Sextus Propertius). По форме это максимально лаконично, но это в разы сложнее, чем классическая постановка. Я над его балетом в десять раз дольше думаю, чем над чем-то другим. И предлагаю ему в конечном итоге всегда не один вариант, среди них мы потом постепенно нащупываем нужное направление.

Примерка платья для балерины Анастасии Кержеманкиной к апрельской премьере

Иногда мне говорят: Лена, придумай что-нибудь простое, но в то же время и не совсем простое. И вот ты сидишь и ломаешь голову. Тут должен произойти некий выход за рамки сознания: бывает, рисуешь, рисуешь, рисуешь и уже кажется, что каждый следующий эскиз получается в точности таким, какие ты делала до этого. Тогда нужно всё отбросить. Это то же самое, что и в балете – иногда ты настолько затанцовываешь партию, что необходим какой-то свежий взгляд – например, приходит новый балетмейстер, и ты уже по-другому начинаешь смотреть на привычные вещи и раскрываешься по-новому.

"Русские тупики II", балет Максима Петрова на музыку Натальи Хрущевой, Мариинский театр. Костюмы – Елена Трубецкова. Фото: mariinsky.ru

– С приходом Самодурова многое в театре изменилось?

– Сейчас анализирую – какие мы были тогда, сколько у нас всего произошло, как мы выросли и что сейчас представляем из себя – это две разных труппы. Благодаря Славе к нам приехали такие мировые звезды, которые с нами никогда не работали. Это и хореографы, и артисты, я станцевала с такими людьми, с которыми я бы в жизни на одной сцене не оказалась. К нам приезжали танцовщик из Голландии Руби Пронк, премьер английского Королевского балета Эдуард Уотсон, Диана Вишнёва, еще очень много имен. Мой незабываемый опыт с Андреасом Хайзе (балетмейстер из Норвегии. – Прим. ред.), который привнес что-то совершенно новое для меня. Или лаборатории молодых хореографов "Dance-платформа", которые Слава запустил.

"О, как бы я хотела" Андреаса Хайзе. На Елене – платье собственного дизайна. Фото из личного архива

Благодаря Славе люди из разных стран ставили на нашу балетную труппу номера, была очень крутая, глобальнейшая практика. В таком ритме, мне кажется, приобретаешь 200% багажа, узнаешь свое тело, ты вдруг осознаешь, что у тебя, оказывается, есть еще какие-то мышцы. Это очень хорошая перестройка ментальная. Я считаю, что балетный человек должен быть очень гибким, везде, особенно в мозгу – когда, например, ему говорят: сделай так, а он отвечает: не могу, – потому что не верит, что это вообще можно сделать.

– А если вот вам так кто-то сказал, а вам кажется, что у вас не получится, что вы отвечали?

– Я думала: о, классно, мой мозг сопротивляется, значит, надо пойти туда и попробовать, потому что это новые нейронные связи. Может быть не с первого раза и не с десятого, но потом, когда ты войдешь, втанцуешь это, у тебя получается органично. Единственный случай, когда можно отказываться от нового опыта, это если этот опыт противоречит твоим моральным принципам. Например, у нас такого не было, но я бы не смогла, как сейчас в зарубежных театрах, танцевать полностью голой. Но это – мои убеждения, они танцуют, им комфортно – классно, пусть танцуют. Для меня это табу, но это мое табу.

Когда тебе что-то предлагают новое, конечно, мозг сопротивляется, у него не наработана эта нейронная связь, ему нужно выжить. То, что ты уже наработал, мозгу понятно, это безопасно. Когда ты начинаешь делать что-то сверх того, что мог, открывается, как будто, еще одно дыхание, ты понимаешь: вау! можно и так, оказывается! Мы же часто видим только то, что впереди, а приходит новый человек и говорит: а ты взгляни вон туда. И это вопрос доверия: балетмейстер берет тебя, как кусок глины, и пытается что-то вылепить.

H2O Вячеслава Самодурова, 2012. Локация – цех завода Уралтрансмаш. Фотографии Елены Леховой

– А бывало, что у вас не находилось контакта с балетмейстером? Особенно, когда какие-то сильно авангардные современные вещи.

– У меня никогда. Но это, может быть, натура у меня такая: ничего не понимаю, ничего не получается, но кла-а-ассно! А потом "отползаешь" и думаешь: блин, все болит, ничего не выходит... Но проходит время, и ты всё понимаешь.

– В чем главное отличие классического балета от современного с точки зрения танцующего? Ну, кроме очевидных.

– В моем представлении вот есть классический балетный "квадрат" – плечи и бедра, его ты постоянно должен держать, этому у нас учат в училищах и академиях. Современный танец – это всегда выход из квадрата, это больше, шире. Когда к нам приезжали зарубежные балетмейстеры, они предлагали, например, такое упражнение: вот кубик, сначала ты танцуешь одну его сторону, потом другую, танцы не должны повторяться. А потом хореограф говорит, что у кубика есть не только стороны, но и грани и просит станцевать уже их. Для нашей труппы это было в новинку, до этого что нам ставили, то мы и танцевали, а тут ты сам вытаскиваешь из себя что-то совершенно другое, это очень сильно раскрепощает и расширяет твое сознание.

"Троица", хореография Zonk'a, 2014. Костюмы Елены Трубецковой. Фото: Дарья Попова

Балет "Консерватория". Фото: пресс-служба "Урал Опера Балет"

Мне кажется, что без современной хореографии сейчас ты уже не танцовщик. Если ты "не-не-не, только классика", ну ладно, будь только классическим танцовщиком, но не каждому хореографу будет интересно с тобой работать.

– Погружение в образ в балете – как это обычно происходит?

– Если это какой-то классический персонаж, ты что-то читаешь, анализируешь, что хочешь здесь рассказать. Если ты внутри это не проговариваешь, нет осознания. Что ты на сцене покажешь, если нет внутренней наполненности? Хотя современная хореография не всегда этого требует. Есть некоторые современные балеты – бессюжетные, ты просто делаешь какую-то определенную балетную связку движений.

– Это же одна из претензий некоторых апологетов классического балета к современному. Они говорят: да этот современный танец, да он бездушный, безэмоциональный. Классический балет – это мысль, душа! А современный – одна сплошная техника, прыгают, ноги поднимают...

– Но если они это делают офигенски? Это же очень красиво!

"Вакансия", хореография Константина Кейхеля (2014). Фото из личного архива

– Не может же в танце не быть эмоции, разве это возможно?!

– Возможно. Мне кажется, каждый исполнитель сам выбирает, что ему нужно. Я когда танцую современное, я все равно себе представляю какой-то образ – условно: я танцующая девочка, рассказывающая о том, как я гуляю на полянке. Мне так легче. За границей такого нет, они привыкли к бессюжетности. У них это наработано. Это же у нас так принято – сначала мысль, потом ноги и все остальное. Там другой подход – сначала ноги, а потом, может быть, мысль. Смотри, вот "Квадрат" Малевича. Казалось бы, просто квадрат, но в нем каждый что-то увидит. То же самое в современном балете. Это всегда твое внутреннее состояние – что ты там для себя почерпнешь. Я не считаю его бездушным, он просто другой. Ну и что, что тебе не рассказали, о чем надо подумать, когда ты это смотришь. Вот либретто: Машенька встретила Петеньку, Петенька встретил Васечку, у них случилось то-то и то-то. Ты это прочитал, и мозг у тебя расслабился – все понятно. А тут вдруг тебе ничего не дают, мозгу тогда, конечно, страшно: ой-ой, тут надо что-то подумать, а что происходит-то?!

– Кстати, а как вы решили стать балериной?

– С четырех лет я занималась в балетной студии у педагога и балерины Маргариты Петровны Окатовой, потом было Пермское хореографическое училище, после которого я еще год отзанималась в Лицее имени Дягилева – у той же Маргариты Петровны, а оттуда был набор в театр. Я вообще по натуре – упорный человек, если мне очень надо, я буду работать, работать и работать. В театре тогда была прекрасная педагог-репетитор Галина Борисовна Барсукова, увидев мое упорство, она начала со мной заниматься, все время предлагая что-то большее, помимо кордебалета, в котором я танцевала сначала.

"Баядерка", 2014. Фото: пресс-служба "Урал Опера Балет"

Чертовка, балет "Сотворение мира", 2014. Фото: пресс-служба "Урал Опера Балет"

– Как и почему кончился для вас танец?

– У меня родился второй ребенок. После этого я еще танцевала, вошла в форму, много оттанцевала ведущих партий. Я не знаю, как это произошло, такого не было – всё, с завтрашнего дня не танцую. Но внимание постепенно все больше смещалось на семью, это неизбежно, если нет няни, кухарки и так далее. В нашем государстве мы же "совершенщины" – учеба, работа, ребенок под мышку – все сможем (смеется).

Слава предложил: попробуй, Лена, поконсультировать. И мне стало ясно, что это тоже хороший вариант, потому что все время танцевать – это всегда через, все время через себя немножко, хоть ты и любишь, тебе это нравится, но это всегда мини-вызов.

Не стоять на месте, всегда в движении для Елены Трубецковой, кажется, единственное приемлемое состояние, отсюда – столько проектов и творческих амплуа. Балерина, дизайнер, в свое время она и журфак УрГУ (сейчас УрФУ) окончила, чтобы в "свободное от театра" время работать на телевидении, а также некоторое время преподавала классический танец в Гуманитарном институте

– Балет требует отдать ему всё. В чем-то жестокое к артисту искусство?

– Жестокое, только если ты делаешь, не думая. Балетмейстер не знает твоего состояния, педагог тоже, ты сам должен это регулировать. Да, бывает, что идет некоторый перетруд. У Славы иногда один балет одноактный для меня приравнивался к трехактному. Это настолько насыщенная хореография и она настолько в чем-то непривычная была, что вот уже последний выход, я стою за сценой: не могу больше, не пойду – такое внутреннее состояние, что как будто вообще уже нет сил, сейчас упаду прямо вот тут. Собираешься, выходишь и выдаешь. Всегда есть какой-то внутренний резерв, ты никогда не упадешь на сцене замертво (смеется).

С Вячеславом Самодуровым. Фото Полины Стадник / "Урал Опера Балет"

– Вы же танцевали Сильфиду беременной? Это невероятная история, вы, может быть, вообще были единственной беременной Сильфидой в стране.

(Смеется). Ну да, потом мне говорят: Лена, что-то ты поправилась. А я так скромно отвечаю: вообще-то я в положении. – И ты танцуешь!? Беременность проходила очень классно, мне было кайфово. Кто-то в этом случае сразу уходит, а мне было хорошо, наоборот не хотелось, чтобы с меня сдували пылинки…

– В труппе Урал Опера Балет много балерин с детьми?

– Сейчас много, и это нормально. Это раньше считалось, что балет и дети – взаимоисключающие вещи. А сейчас, например, у примы Большого театра Евгении Образцовой двое детей. Лично у меня, наоборот, какой-то скачок в развитии внутреннем и телесном произошел после рождения первого ребенка. Я многое переосмыслила, включилась голова, я стала меньше переживать из-за каких-то вещей, это меня расслабило и я стала получать больше удовольствия от процесса.

В качестве постскриптума. Когда материал был готов к публикации, Вячеслав Самодуров объявил, что покидает пост художественного руководителя "Урал Опера Балет".

– И что теперь? С уходом Вячеслава Самодурова процессы в театре начнут затухать?

– Не думаю. Место Славы займет Максим Петров, он, разумеется, будет делать что-то свое, просто потому что он – другой человек, другой балетмейстер. И это тоже классно. Он автор интересных балетов, которые уже знакомы нашему зрителю. Например, он ставил балет "Три тихие пьесы" для спектакля L.A.D, с которым мы только что ездили в Москву и там очень тепло принимали. Коллектив хорошо знает его. Он участник "Dance–платформы". С ним труппа репетировала один из трех балетов, которые выйдут в апреле ("Павильоны Армиды"). Другой балет в этом триптихе поставил Слава Самодуров, а третий Антон Пимонов. Антон, кстати, ведь тоже работал помощником Славы, а сейчас – главный балетмейстер пермского театра. Так что Слава воспитал свои кадры.

Беседовала Елена МЕЗЕНОВА