Московские и петербургские адреса и тайны князя Владимира Одоевского

Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно; всякое Русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое Русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина?.. К этой мысли нельзя привыкнуть! 29 января 2 ч. 45 м. пополудни.

Московские и петербургские адреса и тайны князя Владимира Одоевского
© Российская Газета
Видео дня

"Сколько замечательных домов в ! - признался однажды поэт, художник, знаток старой и новой Москвы Борис Земенков. - Какие удивительные вести писательских биографий могут вам рассказать эти тихие мезонины арбатских переулков, дворовые крылечки деревянного Замоскворечья или шумные подъезды Петровки. Сколько наслоений эпох подчас на одной улице или в одном доме! Какая красноречивая геология человеческих дум, мечтаний, трудов!.."

Герб князей Одоевских.

"Геология дум". Отлично ведь сказано! Мильоны книг поэтов, историков, философов прошлого запечатлели нравы, образы, факты, ситуации - ту самую "геологию", которая открывает нам нечто новое даже в давно известном старом. И в равной степени это касается моего нынешнего героя - поэта, прозаика, философа и ученого, фантаста и "чудака с колпаком на голове", наконец, древнейшего (из последних "рюриковичей") князя Владимира Федоровича Одоевского. Личности "штучной выделки", как говорили о нем, и человека, чьи "труды и дни", как на качелях, то всплывают к всеобщей вдруг популярности, то вновь опускаются на годы и годы забытья.

Эти "качели" заметил, кстати, век назад такой же "штучный" философ и писатель , который, познакомившись с трудами князя, чуть не схватился за голову: как, почему он "не сделался давно "беззаветным любимцем" русского читателя, русской девушки, русского студента?.." Он же был "предшественник всех "разговаривающих лиц"... предшественник философических диалогов у Достоевского и до известной степени родоначальник вообще "интеллигентности" на Руси и интеллигентов...".

Родоначальник "интеллигентности". Разве это не значит - первый (вообще первый!) наш интеллигент?! Не "интеллектуал", как испокон веков трактуют это слово на Западе, а именно - интеллигент.

В высоком смысле этого слова.

Москва. Улица Петровка. Начало ХХ века.

Мальчик-колокольчик. (ул. Петровка, 26/2)

Можно ли человека угадать по одной фантастической сказке? - спрашивал он. И сам же отвечал - можно. "Фантастическая сказка есть произведение воображения в похмелье. Море по колено; язык развязывается, все чувства, хранившиеся на дне души: старые и новые, зрелые и недозрелые - бьют пеною наружу..." Но штука в том, что он и сам ведь, выпроставшись на свет в давно исчезнувшем доме в центре Москвы (ул. Петровка, 26/2), родился в некоем таинственном ореоле. Родился недоношенным, "недозрелым", а донашивали его, вообразите... бараны.

Родился так же фантастично, как развивались потом события в его детской сказке "Городок в табакерке".

Москву 1804 года представить ныне трудно. Вот прямо рядом с краснокирпичным Высоко-Петровским монастырем на Петровке, где широко стоит сейчас шестиэтажное здание так называемого дома "Донугля", раскинулась в начале 1800-х годов усадьба родовитого (если по родословной, то 61-го представителя семьи) директора ассигнационного банка, князя Федора Сергеевича Одоевского и его жены, дочери прапорщика, . Вот тут-то, где по-над усадьбой, над пыльной улицей и кронами деревьев раздавались порой звуки фортепиано под руками Екатерины Алексеевны, и родился 11 августа первый русский интеллигент.

62-й и, увы, последний в роду Рюриковичей - князь Владимир Одоевский.

Родился недошенным и сразу бы умер, если бы не три десятка баранов, заколотых в те же дни. Жертвоприношение, скажете? Да нет, просто для выхаживания слабого младенца принято было в богатых семьях и, разумеется, в качестве "чрезвычайной меры" завертывать его (вместо нынешних-то кювезов) в горячие еще шкуры, "снятые с едва убитого барана". Говорят, именно потому у Вольдемара, как будут звать его с детства, на всю жизнь осталась "необыкновенная тонкость кожи", а сам он с тех дней рос рассудительным, как "ребенок-старик".

Мы же запомним пока главное: отрок появился на свет раньше своего времени, как бы обогнав его, а, кроме того, все, отведенные ему годы, будет оставаться тонкокожим, то есть - ранимым и нежным.

Вот удивительно: все восемь домов Москвы, где будет жить Одоевский (Петровка, 26/2, Мал. Козловский пер., 1-5, Бол. Власьевский пер., 7/24, Тверская ул., 7, Газетный пер., 3 и Камергерский пер., 3, Остоженка, 53/2 и Смоленский бул., 17, стр. 5), не сохранились. В только что изданном моем Атласе "Литературная Москва. Домовая книга русской словесности, или 8 тысяч адресов прозаиков, поэтов и критиков (XVIII-XXI вв.)" против каждого из них стоят в скобках две буквы - н.с. - не сохранились.

И напротив - шесть зданий в , где князь проживет может лучшие свои годы (пр. Римского-Корсакова, 43/11, Исаакиевская пл., 7/1, Дворцовая наб., 22/1-3, Английская наб., 44, наб. Фонтанки, 35 и Литейный пр., 36/2) - целехоньки.

В. Маковский. Иллюстрация к сказке "Бедный Гнедко".

Невольно подумаешь тут, что Москва для Одоевского и была тем самым "Городком в табакерке", сказкой его.

Ну помните же ее? Она издается доныне и по ней ставят спектакли и даже снимают мультфильмы? "Я мальчик-колокольчик из города Динь-динь..." Там, где герой-ребенок, так и не разгадав, откуда рождается мелодия в черепаховой музыкальной табакерке, засыпает рядом с ней и во сне, уменьшившись в размерах, проникает в нее. А в ней - толпа мальчиков-колокольчиков в стальных юбочках, дядек-молоточков, которые время от времени и в лад ударяют в них, большой и ленивый Валик на диване, который цепляет крючочками дядек и - царевна-пружинка, заставляющая того поворачиваться.

В. Маковский. Иллюстрация к сказке "Городок в табакерке".

Сказку напечатали в 1834 году. Она, кстати, "обогнала" на 30 лет знаменитую Алису в "стране чудес" с похожим сюжетом. Тогда же напечатали и "Мороза Ивановича" (тоже хит! - как сказали бы ныне) и "Сборник детских песен дедушки Иринея". Сам Белинский сравнил сказки Одоевского с Гофманом, а дети, повторяю, читают их почти 200 лет. Но в 1834-м, не будем забывать, "мальчику-колокольчику" было уже 30 и за спиной нашего героя были и знаменитый Благородный пансион при , и служба в не менее знаменитом архиве Коллегии иностранных дел. В пансионе (стоявшем на месте нынешнего ), где учились в разные годы Жуковский, Чаадаев, Вяземский, Грибоедов, Тютчев, Погодин, Лермонтов, Боратынский и др., Одоевский вместе с Кюхельбекером не только задумал журнал "Мнемозина", но и по примеру двоюродного брата своего, поэта и декабриста ("Александр был эпохою в моей жизни", - запишет в "Дневнике"), автора, к слову, великой строки "Из искры возгорится пламя", стал писать стихи.

А вот в здании архива, которое, к счастью, сохранилось, поэт стал, по сути тем, кем мы его знаем ныне: прозаиком, философом, ученым, человеком во всех смыслах обгоняющим свое время.

Хохловский пер., 7-9, стр. 1. Кого только ни видел этот дом!

"Любомудр" - это любящий мудрость. (Хохловский пер., 7-9, стр. 1)

В этом доме, кособоко врастающем в землю, собирались едва ли не лучшие сыны России. "Архивны юноши", помните ""?

Архивны юноши толпоюНа Таню чопорно глядятИ про нее между собоюНеблагосклонно говорят...

Так вот "архивны юноши" и получили свое название в этом доме от служившего здесь же колкого пушкинского друга . Пушкин, кстати, тоже бывал здесь много раз, а позже и работал с документами над "Историей Пугачева".

Что же это за дом такой? - спросите вы. Изначально он принадлежал думскому дьяку и главе Посольского приказа Емельяну Украинцеву, скончавшемуся в Венгрии в 1708 году, и лишь позже в нем разместили архив Коллегии иностранных дел. Тут служил, а с 1814-го возглавлял архив и жил при нем - поэт, драматург, переводчик и историк Алексей Федорович Малиновский, друг семьи Пушкина и родной брат директора Царскосельского лицея. А в должностях юнкеров архива, переводчиков и актуариусов служили юные отпрыски богатых и знатных родов, отданных сюда в надежде на дальнейшую карьеру дипломатов.

Обложка "Сказок дедушки Иринея".

Основным делом "архивных юношей" было переписывание древних грамот и договоров в едином формате для дальнейшей публикации их. Впрочем, работа в два "присутственных дня" была не пыльной (даром, что архив!) и, как запишет в мемуарах Ф.Ф. Вигель, для разновозрастных юношей она заменяла порой "и университет, и гимназию, и приходское училище". Словом, это был и труд, и известное развлечение, и некий своеобразный клуб по интересам.

Литературно-философский альманах "Мнемозина.

Не буду перечислять всех прошедших здесь школу Малиновского, но особо выделялись будущие писатели Лажечников, Огарёв, братья Тургеневы, поэты Иван Мятлев, которого записали сюда шестилетним, и . Позже, в 1820-е годы, к ним присоединились выпускники Благородного пансиона, уже известные поэты братья Веневитиновы, Мельгунов, Кошелёв, Шевырёв, Иван Киреевский и - "тоненький и стройный" Владимир Одоевский. Уж не знаю, облачался ли здесь он, "тонкокожий", в "дежурные" шубу и валенки, когда надо было спускаться в подвал, в хранилище архива, где, как пишут, стоял страшный холод, но одну тайну этого дома несомненно хранил крепче амбарных замков особняка.

Тайну "тайного Общества любомудрия"!

Впрочем, одно Общество, родившееся здесь, было вполне явным. Я говорю о кружке литератора Семёна Раича, которое именовалось "Обществом друзей литературы и философии", в которое, помимо многих названных и Одоевского, входили уже и Тютчев, и историк Погодин, и драматург и которое собиралось "по четвергам" чаще всего дома у Раича (Бол. Дмитровка, 9-11). Но блестяще образованному Одоевскому этого было мало, и он в 1823 году подговорил юного поэта Дмитрия Веневитинова и его брата, таких же "шеллингианцев", учредить тайное общество "любомудров", в котором стал председателем, а Веневитинов - секретарем.

Вот они-то, томимые жаждой знаний, и примкнувшие к ним Кириевский, Шевырев, Рожалин и Кошелев, Мельгунов и Титов (все, разумеется, писатели!) и стали собираться секретно то на квартире Веневитиновых (Кривоколенный пер., 4), то в домах самого Одоевского (он жил с 1822 по 1826 гг. у своего двоюродного деда как в Газетном переулке, 3, так и в Камергерском, 3, в особняке, на месте нынешнего МХАТа). "До сих пор, - напишет в 1824 году в своем литературно-философском альманахе "Мнемозина" Одоевский, - философа не могут себе представить иначе, как в образе французского говоруна XVIII века; посему-то мы для отличия и называем истинных философов любомудрами".

Н. Гольц. В.Ф. Одоевский. Иллюстрация к книге А. Шарова "Волшебники приходят к людям".

О, как горячились и витийствовали они в этих домах!

Шеллинг, Спиноза, Кант, Фихте - тысячи вопросов, на которые они страстно искали ответы. "Какое раздолье! - вспомнит Одоевский. - Спрашивай, о чем хочешь, - на все ответ". Здесь переживали "минуты восхитительные, минуты небесные, которых сладости не может понять тот, кого не томила душевная жажда". А эстетика? а собственные опыты? а попытка создать свою цельную систему, некое "науко-учение", сводящее "все частные познания к одному началу"? а Спиноза, наконец, да разве ж его сочинения не выше... самого Евангелия?

К. Кольман. Восстание 14 декабря 1825 года. 1830-е годы.

Увы! Тайное общество и кончило - тайно! В 1825 году грянуло в Петербурге декабрьское восстание, там в одночасье был арестован двоюродный брат князя, поэт Александр Одоевский и любомудры... сочли мудрым самораспуститься. В один из вечеров съехались в Газетном переулке, где хозяин дома торжественно с