Валентин Красногоров: «Гонорар» за мою книгу мог составить 15 лет колонии строгого режима»
И что наше общество за последнее время изменилось так радикально и так быстро, что идеи и проблемы произведений минувших десятилетий ушли в далекое прошлое. Однако это не так. Беседуем с драматургом Валентином Красногоровым, которым в декабре исполнится 88 лет.
Пьесы Валентина Красногорова – «Комната невесты», «Собака», «Рыцарские страсти», «Прелести измены» и многие другие – автором написано более 80 пьес - выдержали множество постановок и до сих пор не сходят со сцены. В прошлом году у него состоялись две кинопремьеры. Готовится к выходу на российские экраны новый полнометражный художественный фильм-мелодрама «Легкое знакомство» с Лизой Климовой и Дмитрием Орловым. Между тем с известным драматургом мы решили поговорить о необычной теме, молодым читателям мало знакомой.
- Валентин Самуилович, вы являетесь автором книги «У мысли стоя на часах», она посвящена истории русской и советской цензуры. Почему она так долго не публиковалась?
- Эта книга была написана в годы так называемого «сурового застоя» и распространялась только в «самиздате». Трудно сейчас представить, но «гонорар» за нее мог составить 15 лет колонии строгого режима. Ее сокращенный журнальный вариант был опубликован лишь в 1990 году, а полностью книга, но уже измененная, появилась в печати еще позже - в 2017-м.
Главлит – официальный орган советской цензуры, - существовал - с разными названиями с 1922 г. и вплоть до распада Советского Союза. Широко применялись термины вроде «залитовать пьесу», или «получить лит», или «статье не дали лита». Мало кто имеет сейчас представление, да и тогда не все это представляли, насколько тотальна была цензура, и сколько она погубила произведений и сломала судеб. Но об этом лучше прочитать книгу.
- И у вас тоже были проблемы с цензурой?
- Конечно, и еще какие! Иначе бы и не написал о ней книгу. Я, как и всякий писатель того времени, вполне мог бы подписаться под строками Пушкина: «О варвар! Кто из нас, владельцев русской лиры, Не проклинал твоей губительной секиры?» Мои пьесы запрещались по разным причинам и поводам: из-за сатирической направленности, это еще понятно, из-за «мелкотемья» (популярный тогда термин), т.е. о любви и одиночестве, и просто без повода: «как бы чего не вышло».
Между написанием пьес и их первой постановкой проходили долгие годы. Мою первую комедию «Настоящий мужчина» цензура не пропускала на сцену 7 лет. Даже относительно невинная музыкальная комедия «Рыцарские страсти» подвергалась неожиданным и сильным придиркам и дожидалась первой постановки 16 лет. Например, в ней есть такой эпизод: лирический герой, влюбленный, но голодный, обменяв свою шпагу на колбасу, с увлечением жует ее и одновременно сочиняет в честь невесты сонет:
«Твои глаза влекут сильней магнита,
И кружит голову твоя краса,
Лишился я и сна, и аппетита…
Чертовски вкусная, однако, колбаса!»
Цензор при постановке требует колбасу из текста убрать, ее тогда в магазинах не было, и в ее упоминании он усмотрел нежелательную «аллюзию».
Нынешнее поколение не знает, что такое Главлит, но мы все тогда знали это очень хорошо.
- Но ведь как ни парадоксально, ярких имен среди драматургов в советскую эпоху было, пожалуй, больше, чем сегодня. Как вы объясните такой феномен?
- Контроль в советское время был не только политическим, но и художественным. В какой-то мере он сдерживал появление на сцене низкопробных пьес, а противодействие цензуре вынуждало авторов писать на максимально высоком художественном уровне: действие, как известно, равно противодействию.
- Насколько сейчас актуальна проблема цензурирования для развития национальной драматургии?
- Не думаю, что цензура сейчас так уж мешает развитию нашей драматургии, хотя отдельные ее рецидивы и проявления имеют место. Например, не столь давно в одном из российских городов по рекомендации архиепископа был запрещен студенческий спектакль по моей пьесе. И сейчас у меня лежат не поставленными несколько пьес, в чьей «проходимости» я не уверен. Однако надо считаться с тем, что цензура существует везде и всегда. Если нет государственной цензуры, то всегда есть и будет контроль непосредственного начальства, диктат спонсоров, указания хозяев, давление продюсеров, протесты экстремистов. Как восклицал Лев Гурыч Синичкин в известном водевиле, «О искусство, сколько над тобой командиров!»
Надо понимать, что и необузданная свобода творчества бывает опаснее, чем наличие некоторого контроля и самоконтроля. Ведь есть немало борцов за свободу порнографии, непристойностей, нецензурщины, пропаганды расизма и терроризма и прочее. Художественных советов в театрах теперь нет, а они тоже форма контроля, и политика театров целиком отдана на единоличный откуп режиссеров, среди которых встречаются бездарности, чье самодурство может быть вреднее любой цензуры.
Еще в прошлом веке знаменитый физик Гельмгольц говорил: «Свобода неминуемо влечет за собой ответственность. Она настолько же опасный подарок для людей слабохарактерных, насколько дорогой для людей, умеющих управлять собой».
- Сколько пьес вы написали, сколько постановок на вашем счету?
- Результаты моего творческого пути – это более 50 многоактных пьес и свыше 30 одноактных, переведенных на разные языки. Это уже более 1000 постановок в различных странах. Написаны и повести, рассказы, киносценарии, научно-художественные книги. Уделил я внимание и теории драмы. Это книга «Четыре стены и одна страсть», которую очень высоко оценил театральный режиссер Георгий Товстоногов, и «Основы драматургии. Теория, техника и практика драмы». И, несмотря на возраст, я продолжаю творить с энтузиазмом и радостью.
Марина Лепина.