Писательница Алиса Даншох: Равенства нет и быть не может

Женская проза представлена сегодня невероятным количеством имен и, пожалуй, не просто открыто конкурирует с мужской по смелости, но и готова обогнать ее в плане новаторства, поиска острых тем и их раскрытия. Сегодня наш гость — писатель, эссеист, обозреватель «Литературной газеты» и просто эффектная и остроумная женщина Алиса Даншох, недавно начавшая работать над новым циклом своих необычных произведений.

Она работает не быстро, пишет простым карандашом, на бумаге, четко. Затем переписывает — иногда раза по три-четыре, придирчиво цепляясь ко всему, что не кажется естественным. Ее стиль безошибочно узнаешь после первого же знакомства: коснувшись некой детали, ситуации, а то и просто предмета, она оплетает это избранное кружевом слов, и ты поддаешься магии этой паутины, погружаясь в нее все глубже. Ничего удивительного, ведь все описанное — это когда близкие тебе воспоминания о знакомых и знаковых местах; или понятный, а может, и непонятный, но любопытный опыт.

Или — ослепительная вспышка узнавания давно забытого запаха, вкуса или ощущения — отчего бы описанию рецепта приготовления цукатов из апельсиновых корочек не вернуть тебя лет на «дцать» назад? А еще она любит удивлять, мягко, но требовательно меняя угол зрения читателя на привычные вещи, игриво эпатировать, откровенно говоря о фактически табуированных вещах. Похоже, ей претят половинчатые решения, но зато нравится слово «однажды», открывающее дверь в мир удивительного.

— Поклонники ваших книг уже обсуждают кусочки из новой серии — «Истории из пропавшего чемодана. Мифы Лазурного Берега». Алиса, писавшая о реальных вещах, увлеклась мифологией?

— Но мифы существуют повсюду, и каждый из нас тоже отчасти миф, ведь свой образ мы создаем сами. К тому же реальность, попав на бумагу, превращается в нереальную правду… Как создаются мифы? Элементарно. «Вы учитесь там-то?» «Да». Хорошо. Но что вы получили от этой учебы — точно ли то, что отражено в документах и дипломе? Вы тот, кто есть, или тот, кем хотите казаться? Знаете, есть чудесный старый анекдот о мышах. Городская мышь приезжает в гости к сельской, та ведет ее в амбар. «Тут — пшено…» Городская: «Ах!» «Тут — ячмень!» «Ах!!» «Тут — пшеница…» «Ах!!!» Завершив осмотр, потрясенная городская мышь восхищенно разводит лапками: «И все это принадлежит тебе?!» «Нет, — отвечает сельская. — Но я всем этим пользуюсь».

— Вполне, надо сказать, жизненно…

— Да, так вот, я активно пользуюсь «чужим». У меня есть образование, вкус и любовь к общению, и я пользуюсь этим, чтобы создать и себя, и свой образ. Мне повезло — я жила в детстве в доме старых большевиков, хотя моя семья к ним отношения не имела, просто так сложились обстоятельства. И я тогда уже понимала, что живу среди легенд, и все, что я видела, слышала и поняла, использую. Это же может делать каждый человек, вопрос — насколько он пользуется этой возможностью. Когда-то я, преподавая, любила спрашивать у студентов в начале занятий: ну, что новенького? Мы же не виделись три дня. Они обычно отвечали: да ничего. Я переспрашивала: как? Вы за эти три дня не ездили в транспорте, ничего не видели, не ели, ничего себе не купили и по телефону не говорили?

— И они что, задумывались?

— Конечно. Моя бабушка говорила, что жених приходит лишь к той невесте, которая его ждет. А приключения — к тому, кто к ним готов… Так вот, о мифах. Возьмем свободу, равенство и братство — чем не миф? Ведь ничего этого в реальности не существует и не может существовать. Когда мне говорят об этом в той же Франции, я прошу: ну покажите мне это!

— Наносите удар по демократическим основам?

— Демократии тоже быть не может, я уверена. А равенство есть только одно — равенство возможностей, предоставляемых государством, в виде пресловутого права на образование, работу и так далее. Но и только! Иного равенства не может быть, поскольку у всех разные способности, разная генетика и разные химические процессы происходят внутри. Но мифы о существовании всего этого наполняют жизнь до краев. Отсюда и интерес к мифам. Ответила?

— Удивительно разные у вас книги и темы: взять хотя бы «Не совсем святое семейство из Серебряного переулка» и «Флоренция. Взгляд с холма». Личный интерес к первой мне понятен: это места и моего детства. Но впечатления о Флоренции, увы, я черпала лишь из книг и понимания, скольких гениев этот город породил. А вы пишете обо всем с глубоким погружением.

— Если я что-то пишу, то лишь потому, что мне это интересно. В детстве писала письма, и папа отмечал — мол, надо же, у тебя есть свой стиль! Недавно его, кстати, одна дама назвала «затейливым»… Потом писала в школе и институте заметки в стенгазету, позже печаталась в журнале «Советская музыка», где работала мама. А когда я преподавала, то общалась с художниками, актерами и режиссерами, и это общение превратило меня в достаточно подготовленного зрителя, слушателя и потребителя культурной информации. Моей движущей силой всегда было ощущение полноты жизни и заинтересованности во всем, что происходило вокруг. Когда я тяжело заболела, муж сказал мне: «Ну вот, пора поработать». Так он меня «собрал», и я из автора эпизодического превратилась в постоянного. Началось же все с исследования вопроса, как жить с болезнью и получать при этом удовольствие от всего, что происходит. А Флоренция…

Нам повезло встретить там уникального врача, и мы много лет ездили к нему, так что моя жизнь невольно связалась с этим городом, хотя есть ли какие-то случайности? Город надо было отблагодарить, и я начала писать о нем. А материала было столько, что сейчас я уже хватаюсь за голову — как я могла не написать о Дзеффирелли?! Отношение мое к этому городу было спровоцировано стихотворением Анны Ахматовой о Данте, в котором Флоренция рассматривается как единственная любовь поэта и его любовница, живое создание, к которому я начала относиться так же: Флоренция не может быть другом, это коварная, жестокая и неблагодарная дама, которая 300 лет была замужем за мужчинами из клана Медичи, получив при этом наследство от последней женщины из этого рода, имела дивных любовников и талантливых детей, и все, что в ней произрастало, базировалось на ее жажде власти и денег.

С ней возможен один тип отношений — ты становишься ее рабом или частью свиты. Флоренция изнутри и сверху — разные вещи, прочувствовать все можно, когда бредешь по ее улочкам, под сходящимися над головой крышами.

— Резкий творческий разворот, если вспомнить, что недавно вы писали о возрастных изменениях.

— Я же говорю, что пишу о том, что мне интересно. А тема возрастных изменений близка каждому. Мне, например, было любопытно рассмотреть, как быть больным, переживать и проживать болезнь, как стареть. И я соединила эти темы вместе. Ведь бывает страшно, когда бывшая хорошенькая женщина никак не может поверить в то, что постарела. Такое несоответствие ощущений и реальности…

В газете «Дейли телеграф», которую мы с мужем всегда любили читать, тема старения присутствовала в каждом номере, и в одной статье о расхождении ощущения себя и реальности попалась фраза: «Быть молодым, но умереть в преклонном возрасте». Она меня поразила — безумно интересно исследовать вопрос, как ты можешь осознать себя в новой реальности и вписаться в этот процесс, насколько молодой ты себя ощущаешь в немолодом возрасте. Кстати, на одной из встреч с читателями эту тему с интересом слушали студенты.

— У вас в этой книге заложена настоящая провокационная бомба — разговор о мужском климаксе. Ошибаюсь или впервые идет разговор о влиянии гормональных изменений на творчество мужчин?

— Возможно, я действительно одной из первых попробовала рассмотреть творчество через призму возрастных изменений. Эта тема всегда была табуированной, и не только у нас. Да и само понятие мужского климакса впервые появилось только в 1939 году и не раз меняло название. Собирая материал, я изучала труды российских андрологов, поговорила и с известным европейским специалистом, которому 82 года и его мужская песня не спета, что важно, поскольку мужчина «с песней» — это одна история, а «без песни» — другая. Кстати, все мужчины, с которыми я когда-либо говорила на эту тему, выдавали одну и ту же реакцию: «Да, возможно, это у кого-то и есть, но у меня точно нет!» Проблема в том, что то, что обычно называют кризисом среднего возраста, на самом деле кризис психологический, а вот в 50 и 60 лет «бабахает» кризис гормональный, когда начинаются изменения, влияющие на все, но человеком уже практически не контролируются.

— Вообще никак?

— Практически. Конечно, протекание его зависит от массы факторов, начиная с силы характера и умственных способностей и заканчивая условиями проживания и так далее. Но если женщины сегодня пьют гормоны, продлевая свою «женскую» жизнь, у мужчин пока имеются только стимулирующие средства разной силы действия. Это интересно и само по себе, и тем, как это отражается и преломляется в их деятельности, в той же литературе. Причем это очень легко прослеживается на произведениях наших классиков. Например, Толстой просто идеально ложится в эту схему. «Каренину» он написал в 50 лет, когда остро ненавидел женщин, что он выразил, бросив Анну под поезд. А позже он написал «Крейцерову сонату» и «Живой труп», два произведения с одинаковыми по сути 40-летними героями и одинаковыми «треугольниками». Но в первом случае герой, как вы помните, убивает ни за что жену, а во втором — самого себя. Тут все этапы гормональных переустройств, как говорится, налицо.

— А как вы, если смотреть через эту призму, оцениваете отношения Льва Николаевича и Софьи Андреевны, о которых так часто спорят?

— Мне ее очень жаль, очень, столько раз переписать «Анну Каренину»... Я бы сошла с ума после первого же. Она была его соратником, другом, матерью его детей, но вмешалась чистая физиология — он ничего не мог с собой поделать, это было отторжение на уровне физиологии, буквально аллергия. И тут — перейдем к вопросу о том, а что же делать женщинам, которые к таким переменам в мужчинах не готовы — увы, нас не учат этому в школе. Женщины не понимают, что они и мужчины не просто разные планеты, а вообще не имеющие ничего общего сущности, но ведь как-то это общее предстоит найти! Женщины воспринимают мужчин стереотипно, ибо с этими представлениями выросли. И, прежде чем требовать от мужчины чего-либо, женщине стоило бы вспоминать, с какой миссией он пришел в эту жизнь. Она у него одна — выкинуть семя, остальное — фантик, в который все завернуто. Женщине нужна стабильность, поскольку ей надо кормить птенцов.

А у мужчины нет гнезда, и он ничего не может поделать со своей полигамностью. Но если раньше их поведение как-то контролировала мораль, то ныне она свои позиции сдала. И как быть со всем этим женщинам? Надеюсь, кому-то помогут мои наблюдения и записки. Кстати, самое большое количество разводов приходится на 15 и 25 лет совместного брака, то есть примерно на 40 и 50 лет женщин, плюс-минус. Но, по данным той же статистики, к психологам чаще обращаются женщины в 40, поскольку их дети еще не выросли. А в 50 обращаются реже, поскольку задумываются, а надо ли им это.

— Но некоторые ломаются…

— Да, но только те, которые не понимают, что произошло, воспринимают уход от нее к другой, моложе вдвое, как предательство, хотя с точки зрения мужчины это совсем не так, и сами не знают точно, чего хотят. Я пытаюсь помочь женщине разобраться в этом, чтобы она поняла, как ей быть. И все эти темы вечны. Я пишу сейчас об одном удивительном писателе, Ромене Гари, и будто читаю нотную партию — так четко все разыграно в его судьбе с учетом того, о чем мы только что говорили.

— А как мужчины воспринимают обсуждение этой темы женщиной?

— Как я уже говорила — про себя все отрицают. Но я с садистским удовольствием говорю с ними об этом! И тема бездонна, потому что ее можно сочетать с темой инстинкта самосохранения, который есть у каждого, но в разном процентном отношении. Знаю, например, одного человека, у которого он был 99-процентный: этот человек ничего плохого никому не делал, но был равнодушен ко всему, кроме себя. А тот, у кого этот инстинкт нулевой, любую ситуацию легко доводит до скандала.

— Возможно, если бы мы действительно изучали физиологию, и семьи распадались бы реже?

— Распад семьи — факт, но в основе всего, как мне кажется, лежит неумение общаться. У нас с детьми не разговаривают. А восемь подруг-красавиц приходят посидеть в кафе и сидят, уткнувшись в телефоны. Куда это годится.

— Вы сотрудничаете с фондом «Арт-Линия»...

— Да, и многие проекты фонда для меня стали значимыми: это и выставки «Русская бессонница» в «Царицыне», и «Тайники русской души», и фестивали «Императорских садов России», для которых я написала восемь «розовых историй», в жизни героев которых этот цветок сыграл особую роль. К тому же фонд поддерживает талантливых детей, которые получают возможность выступать на серьезных площадках, в том числе в музеях. Значимая история для меня и проект «Читальня на Арбате» — это вечера, на которых собираются единомышленники, увлеченные культурой и литературой.

— Все это здорово и как бы выделяет несколько элиту, разве нет? Что с ней происходит, кстати?

— Она никуда не делась, но потеряла свое значение. Сегодня все ориентировано на массовую культуру, всем активно внедряется мысль, что не надо учиться, не надо стремиться хорошо выглядеть, можно весить 300 кило и быть собой довольной. Посмотрите передачу Малахова! Идет откровенное интеллектуальное развращение общества и его сведение до уровня плинтуса. Но это общемировая государственная политика. Печально: этот путь создает непреодолимую пропасть между разными людьми. Высоколобая интеллектуальная элита живет для себя, а те, что попроще, никому не нужны. Ведь не делись никуда и умные философы, но они либо вынуждены считаться со вкусами масс, либо тихо работают на себя...

В обществе развивается, с одной стороны, псевдополиткорректность, а также терроризм и движение Me Too; есть и середина — молодняк, который можно встретить за чтением книг, что трогает сегодня особенно. От всего этого можно сойти с ума, но я стараюсь превращать все, что пишу, в некие ингредиенты «коктейля жизни», который помогает вырабатывать позитивное восприятие происходящего, создавать положительные эмоции, которые в итоге позитивно отражаются на здоровье. Все внутри нас! И если ты можешь на кого-то повлиять, почему не сделать это?

— А почему, как вы думаете, в обществе так явно ощущается ностальгия по прошлому?

— Мы возвращаемся в него, потому что оно ясно, понятно и стабильно. А еще потому, что, как говорила моя бабушка, до Октябрьской революции сахар был слаще.

— Ибо «что пройдет, то будет мило»?

— Не только. Есть объективные вещи: конфеты были вкуснее, потому что потом изменили ГОСТ. Да и технология вещей изменилась: срок их жизни значительно сократился. У меня особое отношение к вещам, я, по Ахматовой, верю, что боги превращали людей в предметы, не убив сознания. Поэтому вещи могут быть и твоими друзьями, и врагами, и главный наш закон — закон сохранения энергии, а он есть и в наших действиях, и в вещах, и мы живем за счет нее, и она либо мешает, либо помогает, в зависимости от того, что ты сам генерируешь.

— То есть вы погружаете читателей в прошлое намеренно, вызывая позитивные воспоминания. Так? Потому что мы ментально мрачная нация?

— Про погружение — пожалуй. Про мрачность… Это не совсем так. Исследуя историю юмора, понимаешь, что таких изысканно философских и смешных анекдотов нет ни у кого, только у нас. У иностранцев это часто не более чем игра слов, у нас игра смыслов. Мне важно, чтобы мы с человеком совпадали в том, что кажется смешным. То есть если вы любите «Дживса и Вустера», мы сможем договориться. Сейчас я смотрю и читаю в основном детективы на английском или французском, объясняя это тем, что одно из моих качеств — немедленное удовлетворение чувства справедливости, что дает либо детектив, либо сказка. Понимаю, что перейду некую черту без возврата, когда не захочу смотреть сериал про Дживса и Вустера.

— Культ индивидуализма вас не раздражает?

— Нет. Мы сами в этом виноваты. Общество потребления приводит к непреодолимым трудностям, люди в нем теряют ощущение реальности и истинные ценности, ведь ценности материальные ничего общего с ними не имеют. Мой дед, потерявший в революцию все, говорил, что главный капитал — человеческое общение, и так весело, как жили они с бабушкой, не жил никто. Мне повезло: я жила с теми, кто меня любил, и они дали мне то, что сегодня я ценю больше всего — вкус к жизни, то настоящее, что окружает. Я пытаюсь хорошо себя чувствовать там, где я есть, умею с молодости создавать вокруг себя положительное поле, будь то очередь в магазине или давка в транспорте, потому что улыбаюсь людям, и даже в самой отрицательно заряженной толпе найдется тот, кто ответит на это, и минус начнет меняться на плюс.

ДОСЬЕ

Алиса Даншох родилась в высокообразованной семье: отец был редактором и переводчиком литературы с турецкого языка на русский в издательстве «Художественная литература», мама — редактором популярного журнала «Советская музыка».

После развода родителей воспитывалась бабушкой и дедушкой, в гости к которым приходили яркие люди, представители столичной элиты. После окончания Института иностранных языков работала преподавателем французского и английского языков в Университете дизайна (бывшее Строгановское училище) и Театральном университете (ГИТИС). Начала активно печататься в 1980-х годах в «Огоньке» и «Литературной газете», на стыке ХХ и XXI веков опубликовала первый сборник рассказов и эссе «Розовые истории и другие однажды».

После этого издавала сказки, другие рассказы, а также отдельные произведения: «Кулинарные воспоминания счастливого детства», «Не совсем святое семейство из Серебряного переулка», «Флоренция. Вид с холма» — причудливую смесь мемуаров, зарисовок и эссе. Книги переведены на иностранные языки, с успехом презентованы на крупнейших книжных фестивалях столицы.

ТОП—5

Книги Алисы Даншох

Долгая дорога в страну возрастных измененийИстория болезни, или Дневник здоровьяКулинарные воспоминания счастливого детстваФлоренция. Вид с холмаНе совсем святое семейство из Серебряного переулка