Пятна на "Медном всаднике" остаются: Петербург вспоминает, как прятали памятники в блокаду
Спасти культурное наследие Ленинграда от наступавших немецких войск — с этой целью уже 22 июня 1941 года городские власти начали работу по эвакуации ценностей Эрмитажа. Решение, кажущееся неизбежным и своевременным, в действительности принимали на свой страх и риск. В день нападения гитлеровской Германии распоряжений из центра не поступило. В муниципалитете сознавали, что от НКВД могут подвергнуться наказанию за "паникерские настроения" — и все же приступили к вывозу статуй, картин и драгоценностей. Приказ поступать именно так пришел с задержкой на сутки — 23 июня 1941 года. Спустя восемь дней первый эшелон с культурными ценностями из городских музеев отправился на восток. К этому времени скалолазы уже красили городские шпили в неприметные для глаза цвета, а работники музеев и волонтеры прятали скульптуры в особые, сконструированные для этой цели, "деревянные стаканы". Ленинград готовился к осаде.
Щит императора
"Деревянные стаканы" иначе сравнивали со щитами. Их крепко сбитый каркас скрывал внутри себя мешки с песком, сжатые рядами тесно приставленных друг к другу досок. С их помощью контуры монументов становились совершенно неразличимы, оставляя для обозрения со стороны только сооружения, напоминавшие будки. Не видя ценности в них, пилоты люфтваффе пролетали стороной, хотя и причисляли произведения искусства к своим мишеням. В руководстве вермахта сознавали, какой моральный ущерб оборонявшимся нанесло бы уничтожение любого из символов города — но не справлялись с трудностями, которые ставила перед ними маскировка. Нацисты бомбили, но их удары приходились мимо.
Деревянные, фанерные, песочные укрытия показали свою действенность даже в случае прямого попадания снаряда. Легендарный памятник императору Александру III, вокруг которого разворачивалась события Февральской революции, перед наступлением немцев переместили во двор Русского музея и скрыли насыпью. Над землей оставили небольшой холм, напоминавший курган. Именно в него и угодила фугасная бомба — но памятник выдержал, как и ангел на Александровской колонне Дворцовой площади, тогда же получивший осколочное "ранение". Вместе с ним пострадал элемент внешнего декора колонны — шлем Александра Невского: фрагмент снаряда из него извлекли уже после отступления немцев. Зато все остальные монументы во время блокады уцелели.
Перед тем как кольцо блокады сомкнулось, 8 сентября 1941 года, памятники разделили на две группы: транспотируемые и нет, при этом те, в которых ценностью считалась не только сама скульптура, но и постамент, признавались самыми трудными для защиты. Но за них и взялись первыми. К приходу нацистов деревянные стаканы успели возвести вокруг "Медного всадника", монументов Николаю I, Ленину и Кирову. На то, что казалось проще, — зарыть снятые с пьедесталов статуи в землю — уже не хватало рабочих рук. Из коней Клодта на Аничковом мосту в 1941 году закопать успели только одного. Всю блокаду без защиты простояли памятники Кутузову, Барклаю-де-Толли, Екатерине Великой близ Невского проспекта. Про императрицу шутили: "Она же немка, в нее бомба не попадет". А монумент Суворову недалеко от Невы — тоже ничем не укрытый — успешно защищала зенитная батарея: пилоты люфтваффе предпочитали держаться от нее подальше, облетая памятник стороной.
На "Медном всаднике" выступают пятна
"Укрытие памятников во время блокады было вызовом, аналогов которому мировая практика не знала", — рассказывает в разговоре с ТАСС Надежда Ефремова, заместитель директора Музея городской скульптуры Санкт-Петербурга. По ее словам, к эвакуации картин и статуй Эрмитажа готовиться начали еще в конце 1930-х, к тому же организовать работы помогал опыт: в Первую мировую часть коллекции уже перевозили в Москву. Совершено другое дело — монументы. В начале XX века, в годы предыдущего военного конфликта, авиация находилась в своем становлении, и поэтому ранее защищать от бомбардировок знаковые места города не приходилось. В отсутствие опыта все приходилось делать на собственный страх и риск.
"Сначала предложили "Медного всадника" затопить в Неве, а когда блокаду снимут, сразу же и извлечь оттуда. Но вмешались военные специалисты. От них стало известно, что толщина воды в акватории не спасает от современных бомб, и прямое попадание в реку способно уничтожить шедевр Фальконе полностью", — говорит Ефремова. Тогда остановили выбор на сооружении деревянного стакана. Эта задача оказалась коварнее, чем предполагалась. Когда в 1944 году настилы сняли, на монументе Петру обнаружили особый налет, характерный для медных сплавов, — патину. Причина ее образования — контакт с мешками влажного песка, привезенным с берега Финского залива и складированным внутрь "стакана". Того, что они могут повредить памятник, заранее предположить не смогли.
"В той или иной форме патина была на монументе и раньше, но когда его раскрыли после отступления немцев, то обнаружилась пятнистость совсем других оттенков — белесая, зеленоватая — словом, однотонность внешнего вида была нарушена. С тех пор специалисты предпринимают усилия, чтобы нивелировать эти отметины. И многого уже добились, но еще не всего — полностью пятна так и не сошли на нет до сих пор. В том числе поэтому каждый год проводим профилактическую промывку памятника", — говорит Ефремова.
Монументу Николая I близ Исаакиевского собора повезло особенно. Внутрь его стакана, сооруженного вторым по счету, сложили уже высохший песок. В месяцы блокады этот величественный монумент миновали снаряды — вполне вероятно, от них спас "стакан". В Музее городской скульптуры Санкт-Петербурга работу по его установке вспоминают до сих пор: "Это уникальная статуя, имеющая всего две точки опоры, и, чтобы сконструировать защитный настил для нее, потребовались не просто мешки с песком, а простеганные маты, в которые песок заносился более тонким слоем, зато благодаря этому достигалась эластичность, позволявшая укутывать декоративные элементы, — рассказывает Ефремова, — а с внешней стороны поставили защитное сооружение из бревен и досок, включавшее в себя подмостки, и этого хватило".
Нельзя спасти всех
В главном музее Ленинграда — Эрмитаже — работа по спасению культурных ценностей шла с первых дней войны. Но успели вывезти далеко не все, о чем очень скоро пришлось пожалеть. Уже 8 сентября 1941 года на первом этаже хранилища взрывной волной выбило стекла.
К счастью, к этому времени подавляющее большинство полотен удалось вывезти или спрятать. В первом случае они отправились вглубь страны секретными эшелонами, во втором — их перенесли в подвальные помещения Исаакиевского собора. У такого решения имелись предпосылки. В Ленинграде пришли к выводу, что бомбить Исаакий нацисты не станут, поскольку его легкоузнаваемый с высоты контур удобен им самим для ориентирования во время налетов. Поэтому в подвалы собора свезли ценности из императорских дворцов Петергофа и Царского села. Там их и держали под охраной, пока продолжалась блокада.
Полотна, отправившиеся вглубь Советского Союза, увозили прочь особые эшелоны. Пункт их назначения вплоть до дня отправления держали в секрете. Участники эвакуации узнавали о нем только после вскрытия адресованного им специального пакета. И часто оказывалось, что речь шла только о промежуточной остановке, после которой статуи и полотна отправлялись еще дальше — в засекреченное место, на юг или на восток.
Первый эшелон, покинувший город уже в начале июля 1941 года, увез с собой сразу миллион единиц хранения эрмитажной коллекции, второй даже еще больше — миллион 400 тысяч. Третий, последний, был самым вместительным, но его полтора миллиона экспонатов отправить не успели. К счастью, картин среди них почти не остаалось: предметы мелкой пластики и декора. Им предстояло пережить блокаду вместе с ленинградцами.
После победы экспонаты вернули на их место в музее и отрыли памятники, а с главных монументов города сняли деревянные стаканы. Для ленинградцев 1940-х эти события сошлись в едином миге — воспоминании, о котором ТАСС рассказала Надежда Ефремова: "Сохранилось много свидетельств того, что по-настоящему Победу жители города прочувствовали только в ночь с 1 на 2 июня 1945 года, когда началась работа поднятию коней Клодта и их возвращению на Аничков мост. Это была белая ночь, и Невский проспект запрудили люди. Они собрались посмотреть на то, что происходит, — на то, что в город возвращается его прежняя, мирная жизнь. И так оно и было".
Игорь Гашков
