«Мишка, не спи, простудишься!»: знаменитый театральный фотограф о Райкине, Дале, Козакове и других легендарных звездах
Михаил Гутерман рассказал МОСЛЕНТЕ о том, как волей случая стал самым известным театральным фотографом страны, провел целый день с Михаилом Козаковым, был спасен Михаилом Ульяновым и едва не попал под горячую руку Олега Даля.
83-летний Михаил Михайлович Гутерман, заведующий фотоотделом журнала «Театральная жизнь» радуется. И есть с чего: за минувшие несколько недель он получил Специальный приз организаторов Международного конкурса «Театр в фотообъективе 2021» и занял три вторых места на Международном конкурсе театральной фотографии THEATRE EXPOSED 2021 - в номинациях «Портрет», «Ретро» и «Художественная фотография».
«Нормально, да?» - гордо спрашивает он. Хотя на самом деле это не «нормально», а круто – особенно, учитывая возраст «дядя Миши» или «МихМиха», как зовут его те, кто знает более-менее близко.
«Один приз достался мне за кадр из спектакля Владимира Мирзоева «Сон в летнюю ночь» театра им. Станиславского, - рассказывает Гутерман. – Второй – за фото актера Виктора Авилова в спектакле «Носороги» театра на Юго-Западе. А третий… Вот тут более интересная заковыка. Однажды, после спектакля «Шарашка» в Театре на Таганке, я случайно застал в кабинете у Юрия Любимова Александра Солженицына и стал их бешено снимать. А они не возражали, не позировали, а просто спокойно общались».
Так, «спокойно», у Гутермана происходит практически все в жизни…
Михаил Гутерманстраница Сергея Милицкого на Facebook
Родился Михаил Михайлович в 1937-м, но, говорит, что довоенное детство помнит неплохо: «Жил я на Кадашевской набережной – кинотеатр «Ударник», магазин, булочная неподалеку. Ничего особенного. И наш дом тоже ничего особенного из себя не представлял: два этажа, коммунальные квартиры. У нас там была 11-метровая угловая комнатка, где мы ютились втроем – папа, мама и я». А рядом – еще шесть или семь соседей. Но все было мирно, как-то уживались все друг с другом без скандалов.
«Мама моя, - рассказывает Гутерман, - приехала в Москву в начале 30-х годов из Ростова, а Ростов перебралась из Ружан – это такое местечко в Белоруссии было – чтоб иметь возможность образование получить, поступить в университет».
Мамин план сработал. Да так, что в Москве она стала экономистом в Министерстве трудовых резервов, занимавшимся ремесленными училищами и техникумами. То есть, была человеком светским. Что же до папы…
«Сам он из Одессы, но чем там занимался, никогда мне не рассказывал. В Москве же он работала директором стадиона на Красной Пресне. Я хорошо помню, как на этом стадионе катался на беговых коньках. А потом папа ушел на войну…»
Вернулся папа Михаил Махайловича домой в 1945 году: «Весь в орденах и – вынужденный каждый день колоть самому себе инсулин: в боях под Малым Ярославцем взрывной волной его выбросило из танка, в который попал снаряд, папа сильно ударился спиной о землю и от этого у него, видимо, нарушился обмен веществ. Он стал есть очень много сладкого, а потом выяснилось: у него диабет».
И про эвакуацию Михаил Михайлович вспоминает: как его мама в Екатеринбург отвезла, который тогда Свердловском назывался. Как оставила там у своей подруги Лены, а сама в Москву вернулась. Как эта Лена за ним, малышом, всюду ходила, ухаживала. Как скучал без родителей, от которых на память у него оставались только две маленькие игрушечные лошадки. И как снова увидел маму только в 1944-м, когда Лена привезла его домой.
Фото: Михаил Гутерман
«Верующих людей среди моей родни не было никого, - рассказывает Михаил Михайлович. – Да и как-то пострадавших от антисемитизма тоже, слава Б-гу, включая меня самого. Повезло. Не могу вспомнить, чтобы меня как-то на эту тему унижали, а такие вещи запоминаются обычно на всю жизнь».
В 1957 он, безо всяких проблем, поступил в Московский институт химического машиностроения. Правда, честно признается, сочинение списал. Работал инженером-теплоэнергетиком, проектировщиком каких-то сушильных машин и печей, но довольно быстро понял, что сильно ошибся с выбором специальности. И вдруг – раз! –переменил свою жизнь.
«Вышло это совершенно случайно, - рассказывает он. - Началось с того, что кто-то подарил мне мой первый фотоаппарат - «Зенит-В». Кто его мне подарил, зачем, по какому поводу, я, к своему стыду, не помню совершенно. Им было хорошо еще и орехи колоть, благодаря металлическому корпусу. И я начал снимать какую-то ерунду: например, зоопарк, очередь за святой водой в Сергиевом-Посаде, разные сюжеты в Мцхета – скажем, на переднем плане стоит священник с фибровым чемоданчиком, а на заднем – две девушки в коротких юбках».
Хобби мало того, что увлекло, так еще и довело до работы фотографом в пресс-центре Госстандарта.
«Но однажды зимой передо мной поскользнулся и упал человек. Это случилось на Тверском Бульваре, метрах в ста от Театра им. Пушкина. Я помог ему встать. Мы познакомились. Оказалось, что он – режиссер одного из московских народных театров, идущий в Театр на Малой Бронной. И я пошел вместе с ним…»
Михаил КозаковФото: Михаил Гутерман
На Малой Бронной Михаил Михайлович и познакомился со знаменитым актером Львом Дуровым.
«И – понеслось! Я начал снимать театр – репетиции, спектакли. Поначалу на меня смотрели с большим удивлением – скажем, Леонид Броневой, когда я начал снимать, как он переодевается перед выходом на сцену, Алексей Петренко, Михаил Козаков, когда я наставил на него объектив в гримуборной. Обид, впрочем, не было никаких. Вот доказательство: в начале 80-х еженедельник «Неделя» предложил мне сделать фотоочерк «Один день с Михаилом Козаковым» и я снимал его начало на студии Мосфильм, потом в ГИТИСе, где он преподавал, потом в бассейне «Чайка», а вечером в театре на Малой Бронной в спектакле «Месяц в деревне». Мы меняли такси, где-то обедали… А в 1985-м, в музее им. Ермоловой, Козаков открывал мою выставку «Олег Даль»…»
В 60-х годах, вспоминает Михаил Михайлович, волею судеб он попал в Институт технической информации и классификации кодирования и стал работать в области информатики. А институт этот располагался аккурат возле все того же Театра на Малой Бронной, на улице Щусева.
Аркадий РайкинФото: Михаил Гутерман
«И я стал бегать снимать дневные репетиции Эфроса, благодаря чему у меня теперь есть совершенно потрясающий архив. А еще там со мной вот какая история приключилась... В зале этого Театре есть ниша – в правой стене, около 4 или 5 ряда. Из этой выемки я все и снимал. И вот однажды шел спектакль «Равняется четырем Франциям». Я снимаю, а мимо меня по бежит Лева Дуров в образе – со сцены в боковой проход. За ним следовал луч софита, который на какой-то миг осветил и меня. Свет был таким ярким, что я прикрыл глаза, на что Дуров крикнул: «Мишка, не спи, простудишься!» Публика вокруг хохотала, а я тогда понял, что в театре меня приняли окончательно».
В 1977-м у Михаила Гутермана случилась первая в жизни публикация – газета «Вечеряя Москва» взяла его фотографию со спектакля «Виват, королева, виват!» с Татьяной Дорониной и Евгением Лазаревым.
Истории? Нет, утверждает Гутерман, никаких историй за этими снимками нет. «На всех своих мастер-классах я объясняю, что театральный фотограф не должен впитывать в себя то, что видит, не должен сопереживать, плакать и смеяться, потому что у него совсем другая задача: снять необычный интересный сюжет».
Но о том, как снимал и снимает известных актеров, вспоминает с удовольствием. «Я, - говорит он, - пропагандист репортажного портрета, поэтому не люблю, когда актеры смотрят в объектив. Хотя избежать этого не всегда удается: у меня есть вот такой «смотрящий» портрет Элины Быстрицкой, Марка Розовского. Но, скажем, мой фотографии Аркадия Райкина я считаю более удачными. Сделал я их, работая внештатником в газете «Советская торговля», которая и послала меня поснимать известный в то время салон «Чародейка» на Калининском проспекте. Там я и застал Райкина в кресле у парикмахера. Он меня видел, но к съемке отнесся совершенно спокойно, не обращая на меня никакого внимания».
Олег ДальФото: Михаил Гутерман
А вот с Олегом Далем вышел у Гутермана случай посерьезней: «Он же был очень непростым по характеру человеком… Я увидел его в Театре на Бронной и с подкупающей наглостью – хоть и понимал, что, скорее всего, буду послан - подошел и спросил: «Можно я вас поснимаю?» Он был очень удивлен, стал внимательно меня рассматривать, от него повеяло холодом и высокомерием, но сказал: «Пойдемте!» И мы пошли в репетиционный зал. В репзале он спросил: «Как вам наш «Месяц»? Премьера спектакля «Месяц в деревне» только что отгремела с шумным успехом. «Я дилетант, - сказал я ему, - но музыка Моцарта потрясающе наложилась на каждую мизансцену, особенно где вы с Леной Кореневой». Олег растаял, я увидел другого Даля. Он стал шутить, заулыбался, стал доброжелательным и немного смущенным. А я в это время его снимал».
Но именно профессиональным фотографом он стал в 1992 году.
Петр ФоменкоФото: Михаил Гутерман
«Я тогда сидел дома, уволившись со всех своих работ и подработок, и совершенно не понимал, что мне делать дальше, хотя к этому времени уже была куча публикаций и обложек в журнале «Театральная жизнь» и в разных газетах. И вдруг, 17 февраля, раздается звонок. Известнейший театральный фотограф Александр Иванишин, мой кумир, сказал, что в «Театральной жизни» есть вакансия фотографа, а у меня есть полчаса на раздумья. И через сорок минут я уже подписал все необходимые бумаги».
На первой обложке, которую он сделал, уже будучи сотрудником этого издания, был актер Николай Караченцов…
«Я повез с собой три штатива, кофр с аппаратурой, можете себе представить! Все расставил в репзале, навесил светильники, попросил закрыть шторами окно, сделал пробные кадры, отловив какую-то костюмершу, а Караченцова все нет. Он опоздал на сорок минут, потому что по дороге в театр в его машину кто-то въехал. Представляете, в каком Николай Петрович был настроении? Но я стал его крутить-вертеть, постепенно отошел и все получилось!»
Провалы, впрочем, были тоже.
«Я до сих пор жалею, - вспоминает фотограф, - что однажды, застав на той же Бронной сидящего на служебном входе Андрея Миронова, не сделал его снимки. Просто поздоровался и прошел мимо. Это было очень непрофессионально с моей стороны».
Не жалел ли когда-нибудь о таком повороте своей жизни? «Нет, - говорит, - ни разу! Я был счастлив, как ребенок! Счастлив, что прожил этот отрезок жизни так, что мне есть, что вспомнить. Я получал разные премии, я – почетный работник культуры города Москвы, я включен в «Театральную энциклопедию», у меня море публикаций, меня знают… Представить только! – я снимаю театр с 1975 года!»
Сколько спектаклей он снял за 40 лет в профессии, Михаил Михайлович не знает. Говорит, что никогда не считал. Но уверенно перечисляет те, съемками которых особенно гордится: «Отелло» и «Месяц в деревне» Анатолия Эфроса, «Сон в летнюю ночь» Владимира Мирзоева, многие спектакли Петра Фоменко, «Гамлет» и «Чайку» Эймунтаса Някрошюса.
Анатолий ЭфросФото: Михаил Гутерман
«И, конечно, съемкой самого Эфроса, - добавляет Михаил Михайлович. – С ним работалось просто чудесно, потому что Анатолий Васильевич был человеком доброжелательным, интеллигентным и тактичным. Он даже замечания умел делать в очень необидной форме… Кстати, знаете, как меня приняли в Союз театральных деятелей? Ооо, сейчас расскажу! На последней из комиссий какая-то женщина сказала: «Мы же не резиновые, пусть в Союзе журналистов состоит, зачем ему к нам!» А знаменитый актер Михаил Ульянов встал и показал ей рукой на висящий на стене мой портрет Эфроса. И все тут же решилось в мою пользу».
Не надоел ли ему за столько лет театр? «Нет! - хохочет Гутерман. – Это же как наркотик. Из-за пандемии и возраста я не снимаю уже шесть месяцев и буквально не нахожу себе места, я буквально выбит из жизни. Так что с нетерпением жду осени, когда, надеюсь, можно будет уже перестать бояться за свое здоровье».