Человек и пароход

Шлюпы «Надежда» и «Нева» (последний — им правил Юрий Лисянский — иногда шёл отдельно) вышли из Кронштадта летом 1803 года. Экспедиция прошла Атлантический океан, обогнула мыс Горн, вышла в Тихий океан и вернулась в Кронштадт только в 1806 году.

Записки Крузенштерна «Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5 и 1806 годах. По повелению Его Императорского Величества Александра Первого на кораблях „Надежде“ и „Неве“, под начальством флота капитан-лейтенанта, ныне капитана второго ранга Крузенштерна, Государственного адмиралтейского департамента и Императорской академии наук члена», вышедшие в свет в 1812 году, — чтение интересное, но непростое, изобилующее навигационной терминологией; своеобразный гибрид судового журнала, травелога, публицистики, географии и этнографии. Это одна из первых книг, подробно описывающих российский Дальний Восток. Она прямо наследует «Описанию земли Камчатки» Степана Крашенинникова (1755) и предшествует травелогу «Фрегат «Паллада» Ивана Гончарова (1858).

Крузенштерн одним из первых, насколько мог, описал сверхзакрытую тогда Японию и её жителей (капитан Василий Головнин, автор не раз издававшихся записок, попадёт в плен к японцам позже — в 1811 году; а до путешествия в Японию на «Палладе» писателя Гончарова оставалось ещё полвека). Дал очерк айнов — коренного народа Курил, южного Сахалина и японских островов, к настоящему времени практически исчезнувшего.

Бороздя дальневосточные воды, Крузенштерн постоянно сносился с английскими и французскими картами. Он не раз упоминает британца Кука и француза Лаперуза, описавших восточные берега Евразии раньше русских. На поверку, впрочем, их карты оказались не очень точны. «Да позволено мне будет сказать, что европейские географы получают теперь первое известие о точном положении японских берегов… от такого народа, от коего они, может быть, совсем того не ожидали…» — подобные заявления в записках Крузенштерна встречаются не раз. Тем не менее один из открытых им мысов Крузенштерн назвал именем французского картографа де Анвиля.

О Японии

Доставив в Нагасаки российского дипломатического представителя, Крузенштерн в течение нескольких месяцев не мог дождаться начала переговоров. В итоге они завершились ничем: японцы выдали бумагу, согласно которой российским кораблям запрещалось приставать к берегам Японии. «Впрочем, не могу я думать, чтобы запрещение сие причинило великую потерю российской торговле», — записал Крузенштерн, давно понявший, что его японское предприятие не удалось.

Но даже уйти «Надежда» не могла. Японцы, правилом которых было недопущение иностранцев в свою страну («сакоку» — политика самоизоляции от внешнего мира, которой Япония придерживалась в 1641—1853 годах), не хотели отпускать гостей и даже отобрали у моряков оружие. «Время пребывания нашего в Нагасаки (у Крузенштерна — „Нангасаки“ — прим. DV) по справедливости назвать можно совершенным невольничеством», — записал Крузенштерн. Он полагал, что вынужденная шестимесячная стоянка «вознаградится по крайней мере приобретением сведений о сём так мало известном государстве», но и здесь почти ничего не вышло: возможности свободно сходить на берег морякам не давали, приходилось общаться в основном с «толмачами», приходившими на «Надежду».

«Рабское повиновение есть как будто врождённое японцев свойство… Им повелено не иметь с иностранцами ни малейшего сообщения. Исполняя сие в совершенной строгости, не отвечают они ни одного слова даже на приязненные, невинные вопросы», — пишет Крузенштерн. Японский церемониал вызвал особое недовольство капитана: «Образ японских приветствий столько унизителен, что даже простой европеец соглашаться на то не должен».

Подобный приём позже встретит и адмирал Путятин, придя к японским берегам на «Палладе». Но эпоха «сакоку» уже заканчивалась, и в 1855 году он всё-таки подпишет первый договор о дружбе и торговле с Японией.

О Сахалине

Наконец покинув неприветливый порт Нагасаки, Крузенштерн исследовал северный японский остров Хоккайдо (по-старому — Ессо) и южные берега Сахалина. Осмотрев залив Анива, он решил, что России следует захватить эту гавань как можно скорее: «Что ж касается до овладения Анивою, то оное может произведено быть без малейшей опасности; поелику японцы, имея крайний недостаток в оружии всякого рода, не возмогут и подумать о сопротивлении… Овладение Анивою не сопряжено ни с малейшею опасностию. Я уверен, что оное не стоило бы ни одной капли крови… Бесспорно, что многие не одобрят предполагаемого мною насильственного овладения сим местом. Однако почему преимущественнейшее право должны иметь японцы на владение Сахалином, нежели какая-либо европейская держава?» Сегодня в этом заливе расположены города Анива и Корсаков.

Крузенштерн описал нивхов, которых называет «татарами» («Тартарией» тогда называли всё, что лежит далеко на востоке от Европы; наследником этой странной традиции остался Татарский пролив между Сахалином и материком, не имеющий никакого отношения к Татарстану): «Обыкновенное платье людей сих составляет парка из собачьего меху или из кишек рыбьих… Их пища должна состоять в одной рыбе».

Айнов — коренных жителей Курил, Хоккайдо и юга Сахалина — европейские путешественники ранее называли «мохнатыми людьми». Крузенштерн уделил этому вопросу пристальное внимание и опроверг слова предшественников:

Другое европейское заблуждение — о том, что Сахалин соединён с материком перешейком, — Крузенштерн поддержал вслед за французом Лаперузом и британцем Браутоном. «По окончании нашего исследования Сахалина уверился я точно, что к S (к югу — прим. DV) от устья Амура не может быть прохода между Татариею и Сахалином… Сахалин есть полуостров, соединяющийся с Татариею перешейком… Между Сахалином и Татариею вовсе не существует пролива». Эта ошибка Крузенштерна вызвана другим его заблуждением: он опасался заходить в Татарский пролив слишком глубоко, полагая, что территория контролируется китайским войском: «Китайцы в устье Амура, который удерживать в своей власти стараются они с особенною ревностию, содержат вооружённые суда для охранения».

Крузенштерна опровергнет только капитан Невельской в 1849 году. Открытие Невельским островной природы Сахалина, судоходности амурского устья, а также того факта, что китайцев на Амуре нет, станет важной предпосылкой для скорого присоединения к России Приамурья (1858) и Приморья (1860).

О Камчатке

Описание Камчатки, где Крузенштерн в общей сложности пробыл более трёх месяцев, — честное, нелицеприятное и удивительно современное, поскольку многие проблемы этой отдалённой территории не решены до сих пор.

Петропавловский порт, по Крузенштерну, — это город «бедных, по большей части разрушающихся хижин» и сушилен для рыбы. «Здесь не видно ничего, что бы могло заставить помыслить, что издавна место сие населяют европейцы… Берега Петропавловска покрыты разбросанною вонючею рыбою… По выходе на берег тщетно будешь искать сделанной дороги… — сообщает мореплаватель. — Большую часть жителей сего города составляют солдаты, которых днём дома не бывает; а потому, ходя несколько часов по Петропавловску, нельзя увидеть ни одного человека… Таково состояние славного Петропавловска… И Россия владеет более 100 лет уже сею областию, которая могла бы сделаться довольно важною, если бы захотели искать в ней всех выгод, кои она бесспорно обещает и кои до сего были презираемы».

Не в меньшей степени капитана поразили на Камчатке дороговизна и дефицит: «Нещастные жители сей провинции терпели и терпят крайний недостаток не только в вещах, относящихся до удобности, но даже и в необходимых жизненных потребностях». Даже солдатам не дают полного пайка, не хватает соли, лекарств, пороха… «Великая бедность домашнего состояния не менее очевидна».

Остро стоит вопрос с врачами и вообще опытными специалистами в различных областях: «Чиновники и офицеры, посылаемые в Камчатку, должны переезжать 15 000 вёрст, и во многих местах с чрезвычайною трудностию… Всякой, посылаемый в Камчатку, отправляется поневоле… А потому и посылались по большей части в Камчатку офицеры обыкновенно худого поведения».

Лишь в спиртных напитках недостатка на Камчатке нет, и здешнему пьянству автор записок посвятил несколько отдельных страниц. «Находясь в таком бедном состоянии, имеют они (местные жители — прим. DV) сильнейшую пред людьми других стран наклонность к горячим напиткам; но она им и простительнее».

Зато, отмечает капитан, «форель и сельди вкусны отменно», «летом растёт разная дикая зелень», а «в исходе лета бывает великое изобилие в малине, землянике, голубике и других родов ягодах, из коих называемые там жимолостью очень вкусны».

Особое внимание мореплавателя привлекли местные жители — ительмены, которых Крузенштерн именует камчадалами (позже камчадалами стали называть тех, кто родился в смешанных браках русских и коренных жителей Камчатки): «Теперь осталось камчадалов весьма мало: может быть, через несколько лет и сей остаток совсем истребится (по переписи 2010 года ительменов насчитывалось 3193 человека — прим. DV); однако… не могу я умолчать о сих честных людях, которые в доброте сердца, в верности, гостеприимстве, постоянстве, повиновении и преданности к начальникам не уступают многим самым просвещённым народам. Совершенное истребление камчадалов будет великою потерею… Камчадалы весьма бедны, но могут служишь образцом честности. Между ими трудно найти достаточного, но нелегко сыскать и обманщика или бездельника».

Капитан указывает: камчатские аборигены незаменимы как проводники и почтальоны. «Единственный порок камчадалов состоит в наклонности к горячим напиткам; но сим обязаны они купцам, старающимся питать оную всевозможно», — пишет Крузенштерн. Впрочем, тут же высказываясь в пользу «культуры пития»: «Умеренное употребление горячего напитка кажется быть в суровом климате страны сей нужным. Общая польза требует снабжать камчадалов некоторым количеством оного за сходную цену».

***

Сегодня память о походах «Надежды» и «Паллады» живёт в названиях двух трёхмачтовых фрегатов, приписанных к Владивостоку. Именем самого Крузенштерна назван приписанный к Калининграду четырёхмачтовый барк, совершивший не одну кругосветку. В честь адмирала в своё время нарекали ледокол и океанографическое судно. А вот парохода «Крузенштерн», о котором говорят герои мультфильма о Простоквашино, никогда не существовало.