Геннадий Прашкевич: "Литература – это текст. Во времени".

В то же время круглый стол был изначально задуман шире, чем только онлайн-мероприятие. Организаторы попросили ведущих современных писателей, работающих в одном или нескольких названных жанрах либо на их стыке, ответить на пять базовых вопросов. В заочном опросе приняли участие больше писателей, чем смогли выйти в эфир. Предполагалось вести дискуссию в формате круглого стола, опираясь на мнения всех опрошенных авторов. Несмотря на то, что вопросы были всем предложены одинаковые, на выходе были получены совершенно разные картины мира. Практически каждая из них достойна публикации как самодостаточное писательское высказывание. Всего своим мнением, в том числе в виде ответов на вопросы удаленно, поделились 14 писателей и прочих представителей литературного цеха. "Ревизор.ru" начинает публикацию материалов круглого стола с реплик Геннадий Мартовича Прашкевича (Новосибирск). Этот прозаик, литературный критик, исследователь фантастики достоин уважительного звания патриарха советской и российской фантастической прозы. Геннадий Прашкевич начал печататься еще в 1970-х годах – и продолжает работать по сей день. Фантастикой круг его интересов не исчерпывается. Геннадий Мартович Прашкевич родился 16 мая 1941 года в Красноярском крае, рос в поселке Тайга Кемеровской области. В детстве он одновременно увлекся литературным творчеством и палеонтологией. Палеонтолог и классик советской фантастики Иван Антонович Ефремов пригласил школьника в настоящую палеонтологическую экспедицию в западное Зауралье. Геннадий Прашкевич – геолог по образованию, много лет работал в этой сфере, с геологическими и палеонтологическими экспедициями побывал на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке, Камчатке, Курилах, а также в других странах. О работе геологов Геннадий Прашкевич написал повесть "Такое долгое возвращение" (1969). Первые литературные публикации у него произошли еще в 1950-е годы. Активное издание книг автора началось в 1970-х годах. Геннадий Прашкевич – автор фантастических повестей и романов "Разворованное чудо", "Царь-Ужас", "Секретный дьяк", "Носорукий", "Кормчая книга", "Теория прогресса" и многих других. Роман "Пятый сон Веры Павловны" (написанный в соавторстве с Александром Богданом) номинировался на Букеровскую премию (2002). Также писатель профессионально занимался поэтическим переводом: перевел, составил и издал на русском языке антологию современной болгарской поэзии "Поэзия меридиана роз", книгу стихов корейского поэта Ким Цын Сона "Пылающие листья" (в соавторстве с В. Горбенко). Также Геннадию Мартовичу принадлежат переводы стихов и прозы со многих других языков мира. С апреля 2008 года Геннадий Мартович ведёт ежемесячный семинар молодых писателей в Новосибирске. Геннадий Прашкевич. Книги. Фото: arhivfailov.ru. Геннадий Мартович, каковы, на ваш взгляд, отношения между "большой литературой" и жанровой литературой? Литература – это текст. Во времени. Большая… жанровая… Главное – единство… Жанровая литература или большая – роман "Ким"? Жанровое или большое и исследование будущего Европы (при нас уже состоявшегося, я имею в виду Евросоюз) – "Война и мир"? Писатель всегда живёт в определенном времени: его личная привязка ко времени не даёт ему врать так массово и нагло, как это делает вообще современная литература (и, само собой, общество). Жизнь человеческая (особенно писательская) не слишком долгая, – успеть бы рассказать о том, что тебя воскресило или убило. Тогда "Фабрика абсолюта" не будет выглядеть придуманной, а "Тихий Дон" ещё раз поразит мощным дыханием того, что не сразу ощущается в общем объеме. Живи с молнией. Может ли жанровая литература вернуть публике внимание к литературе как таковой? Это не назначение жанровой литературы – кого-то куда-то возвращать. "Робинзон Крузо" всегда будет куплен и прочитан. А он – жанровый (приключения), или он – большой (история общества)? Это я сейчас не вопрос задаю. Это я пытаюсь понять уровень общего невежества. Какие тенденции жанра, в котором работаете, вы можете назвать позитивными и негативными? Какие из направлений внутри жанров могут выступить в качестве "внутреннего двигателя"? Я работаю в биографическом жанре, в историческом, в условном (фантастика), то есть в том, что привлекает мое внимание. Что получится в процессе работы – узнаю только со временем. В 1968 году (после поездки в Европу) я написал некую пьесу для чтения под названием "Определение позиций или Первое возвращение в войну". Я нуждался в определении позиций, потому и писал о том, что видел, слышал, ни на секунду не отрываясь от реалий. Напечатать рукопись не смог, как раз из-за реалий. Но в этом году (2020), разбирая архив, наткнулся на свою рукопись и, перечитав ее, с изумлением убедился в том, что она в высшей степени фантастична, при всем своём жёстком реализме. Ведь в ней описано путешествие молодого человека середины прошлого века из огромной (уже несуществующей) империи СССР в другие уже несуществующие страны – ГДР и ПНР. Ничего из описанного уже нет, только проблемы остались. А Я ЖИЛ ТАМ. Я ВИДЕЛ ВСЁ ЭТО. Что, на ваш взгляд, может быть интересным читателю в ближайшей перспективе (в вашем жанре и не только)? Думаю, документ (как всегда) или то, что его заменяет (может заменить). Думаю, поиск чистоты. Мир замутнён, требуется чистка. Она уже идет – ужасная и огромная, смертельно опасная, поэтому – смотри в себя, а не давай советы, как и о чём писать. О своей темной душе пиши. Мы еще преувеличиваем свой ум, своё прямохождение. Нам еще только кажется, что мы уже думаем и пишем о главном. Мы не знаем главного. Может ли в российской жанровой прозе возникнуть фигура уровня Гранже, Мартина, Корнуэлла, Роулинг? Эти ребята у нас на каждом углу, в каждой книжной лавке. Имя им – легион. Целый век забивали себе головы тем, что якобы на Гавайях интереснее и приятнее, чем в Бардымском районе Свердловской области. А в Бардымском районе интереснее, если ты еще не отравлен всеобщим враньем. Каждому конкретно интересно именно его конкретное время, свой язык, своё окружение. Ещё и еще раз: свой язык. Тогда сходит благодать. Чапек не ошибался.