Всех под арест? Что угрожает россиянам

Безграничная власть и постоянное превышение полномочий. Откаты и теневые бизнесы. Пытки одних заключенных и роскошная жизнь других. Миллиарды рублей, которые находят в квартирах далеко не самых высоких начальников спецслужб. Грандиозный скандал с делом Ивана Голунова. Это далеко не все свидетельства превращения российских силовых структур в полноценный теневой мир, контроль над которым рискует утратить гражданская власть.

Страсти вокруг дела Ивана Голунова – по словам журналиста, полицейские пытались подбросить ему наркотики — только подтверждают очевидную тенденцию. Дело стало настолько громким, что должностями поплатились два генерала: президент России Владимир Путин подписал указ об увольнении начальника управления по контролю за оборотом наркотиков ГУ МВД по Москве Юрия Девяткина и главу УВД по ЗАО Андрея Пучкова.

Силовые структуры, которые по долгу службы должны обеспечивать безопасность и бороться с криминальными элементами, сами напоминают криминальный мир. Причем прямо угрожающий безопасности граждан и государства.

10 июня состоялся суд над полковником МВД Дмитрием Захарченко, у которого нашли 9 млрд рублей. В ходе расследования таинственно исчезли 3 млн евро из этой суммы. Вину по основному эпизоду суд счел недоказанной. И все равно Захарченко приговорили к 13 годам колонии и 117 млн рублей штрафа. Рекорд полковника МВД Захарченко по «накоплениям» уже побит полковником ФСБ Кириллом Черкалиным и его коллегами, у которых, по данным СМИ, нашли 12 млрд рублей.

Совершенно фантасмагорическая история произошла в Сочи. В местных СМИ появились сообщения, что группа граждан опознала на фото с крупного ДТП, случившегося в городе 4 июня, Сергея Цапка. Того самого лидера кровавой Кущевской банды, прогремевшей на всю страну в начале в 2010-х своими серийными убийствами и фактически полным контролем над целым районом в Краснодарском крае. По официально версии, Цапок умер в СИЗО еще в 2014 году — от инсульта. Но после появления в сети фото с места ДТП у людей возникли подозрения, что смерть Цапка могла быть инсценировкой, а сам он тайно вышел на свободу.

История с «воскрешением Цапка» не кажется такой уж фантастической — как не показались сотням тысяч людей чем-то удивительным наркотики, найденные у Голунова. Не так давно разгорелся скандал с появившимися в сети фотографиями одного из ключевых членов банды Цапка — Вячеслава Цеповяза, который, отбывая в колонии строгого режима срок 20 лет, устраивает роскошные пиры. На фотографиях он ел крабов, икру (не «заморскую, баклажанную») и жарил прямо в колонии шашлык.

Заместитель директора ФСИН Валерий Максименко отреагировал на новые фотографии застолий осужденного по делу «банды Цапка» Вячеслава Цеповяза в колонии не слишком убедительно. По словам Максименко, это якобы «старые» фото, которые относятся к 2015 году. Тем самым он, во-первых, признал, что кровавый бандит шиковал на зоне по крайней мере четыре года назад. И, во-вторых, никто не даст гарантий, что эта роскошная жизнь Цеповяза на зоне не продолжается и сейчас — веры любым словам российских силовиков, увы, очень немного. К слову, когда «банду Цапка» задерживали, в сети гуляла версия, что Следственный комитет вообще обратил на них внимание только после заявления некоей банды из Ростовской области, которую «кинули» Цапки. По крайней мере краснодарские силовики трогать банду Цапка почему-то не решались, хотя знали о ее преступлениях.

Впрочем, 13 июня пресс-служба прокуратуры Краснодарского края заявила, что человек, сфотографированный в Сочи после ДТП и похожий на Сергея Цапка, все-таки не Цапок, а некий обвиняемый, находящийся в розыске за кражу. Но можно не сомневаться, что молва об «ожившем Цапке» еще долго будет гулять по Краснодарскому краю – люди больше верят в воскрешение, нежели словам силовиков.

Картину разложения силовых органов дополняет свежая история с задержанием по делу о покушении на губернатора Волгоградской области бывшего руководителя Следственного комитета по региону Михаила Музраева.

В отставку он ушел в конце 2018 года, а событие преступления, по версии следствия, произошло ночью 16 ноября 2016 года, когда пятеро человек проникли на территорию частного дома, в котором проживал губернатор Волгоградской области Андрей Бочаров с семьей. Один из преступников пытался поджечь стену, бросив в сторону дома бутылку с зажигательной смесью.

Фабрикация уголовных дел в России, с большой вероятностью, поставлена на поток. Громкие преступления самих силовиков тоже не прекращаются.

Свежие данные о преступности от Генпрокуратуры — даже если верить им (именно проблема недоверия обычных людей к правоохранительным органам, а то и откровенного страха перед ними, становится все более очевидной и опасной для государства) не дают полного представления о криминальной ситуации в России.

По данным Генпрокуратуры, за январь-апрель 2019 года в стране было зарегистрировано почти 667 тысяч преступлений — рост на 3% по сравнению с аналогичным периодом 2018 года. В 57 регионах преступлений стало больше, в 28 — меньше. Почти 40% всех зарегистрированных преступлений — кражи. Число погибших в результате преступлений сократилось на 1,3%. Сильнее всего – на 55,2% — выросли преступления с использованием информационных технологий или в сфере компьютерной информации — цифровая экономика в России, похоже, действительно делает успехи.

К преступлениям, связанным с наркотиками, благодаря «доблестным полицейским» из «дела Гоулнова» сейчас особое внимание. По данным Генпрокуратуры, в первом квартале 2019 года количество зарегистрированных правоохранительными органами преступлений в сфере незаконного оборота наркотиков составило 68 305 и уменьшилось почти на 2% год к году. Аж на 44,6% (с 5 971 до 3 309) сократилось число людей, совершивших преступления в состоянии наркотического опьянения.

57,2% преступлений совершили рецидивисты — еще один большой привет российской системе исполнения наказаний.

Хотя реформы милиции и госбезопасности после распада СССР идут практически непрерывно (милиция и вовсе стала называться полицией, хотя основные ее пороки от смены названия, похоже, не изменились), а к реформе пенитенциарной системы государство, наоборот, пока не приступало вовсе — результаты примерно одни и те же. Плачевные.

Во-первых, правоохранительные органы остаются карательными: оправдательные приговоры в России — редкость, их считанные доли процента. Во-вторых, доверие россиян к силовым структурам продолжает оставаться крайне низким. В-третьих, громких преступлений с участием силовиков — от убийств до взяток в особо крупных размерах — не становится меньше. В-четвертых, силовые структуры по-прежнему активно используются для уголовных дел, которые общество считает заказными — политическими или связанными с переделом бизнес-активов. В-пятых, те же следственные органы продолжают тратить усилия на крайне странные и бессмысленные расследования — от гибели группы Дятлова 60 лет назад до якобы преступлений армии соседней страны на территории этой страны, с которой мы не воюем.

Никакие общественные советы при силовых структурах никоим образом не смягчают их нравов и, главное не делают их работу более открытой или понятной для общества.

В результате силовики в значительной степени вовлечены как в рутинный процесс бытовых взяток, так и в массу теневых бизнесов.

Российские власти публично говорят о коррупции как об одной из главных проблем общества. Но как с ней бороться, если сами «борцы», правоохранительные органы, стали важнейшим элементом коррупционной государственной машины? Если можно заказать журналиста за расследование тайных бизнесов силовиков и подбросить ему наркотики в разгар главного международного экономического форума в стране?

Без полной декриминализации силовых структур и реального отделения их от любых видов бизнеса или крышевания бизнеса, без открытой для полноценного общественного контроля системы исполнения наказаний, без прекращения использования силовиков в качестве инструмента разрешения бизнес-споров или политических заказов невозможно обеспечить реальную безопасность граждан и государства. Те, кто по долгу службы стоит на страде закона, не имеют ни юридического, ни морального права нарушать этот закон. Иначе мы так и будем жить, говоря языком криминального мира, по беспределу.