Танцевально-шахматные комбинации

Завершается 37-й Montpellier Danse Фестиваль танец Главным событием международного танцфестиваля в Монпелье (см. “Ъ” от 27 и 30 июня) стало выступление балета Лионской оперы, для которого главная постмодернистка прошлого столетия американка Люсинда Чайльдс возобновила свой культовый спектакль «Dance» (1979) на музыку Филиппа Гласса, ставший манифестом балетного минимализма. Татьяна Кузнецова убедилась, что ничего более радикального с тех пор так и не придумали. Поначалу все выглядит вполне банально: восемь мужчин и женщин в мягких белых «джазовках» и в одинаковых белых брюках и майках проскакивают попарно из кулисы в кулису в неоклассической весьма незатейливой прыжковой комбинации. Маленькое жете с продвижением в сторону, па-де-бурре ан турнан, сиссон с ногой вперед, жете, сиссон с ногой назад — длится она секунд десять—двенадцать. А повторяется — в трех вариантах — ровно 20 минут, то есть раз 120. Сначала нетерпеливо ждешь, что будет дальше; минуты через три, потеряв надежду на продолжение танца и выучив комбинацию наизусть, начинаешь придираться к артистам: у того подняты плечи, у этой корявые руки, та косит подъем. Затем, отведя глаза от надоевших танцовщиков (те уже перешли на двустороннее движение — прыгают вдоль рампы навстречу друг другу), переключаешься на фильм, демонстрируемый на заднике: в нем те же артисты проделывают ту же комбинацию абсолютно синхронно с реальными людьми. Видно, правда, что в кино они неизменно бодры, а на сцене уже подустали от бесконечных скачков; да еще видео то увеличивает фигуры, то меняет ракурс, показывая артистов сверху, как фигурки на шахматной доске,— тоже разминка для глаз. Вторая часть — женское соло (на премьере в 1979 году его танцевала сама Люсинда Чайльдс) — начинается двухминутной паузой: видеотанцовщица стоит неподвижно и смотрит в зал, слегка помаргивая. Следующие 18 минут она вместе с реальной артисткой проскакивает по кругу чем-то вроде полечки и поворотов-«блинчиков» или режет сцену по вертикали цепочками шене — от задника к авансцене и обратно. В последней части, самой богатой по лексике (в комбинации присутствуют большие жете, прыжки-фуэте, вращения в две стороны), две четверки артистов, танцуя попеременно и удвоенные видеоизображениями, очерчивают на плоскости сцены оставшуюся геометрическую фигуру: квадрат, пересеченный диагоналями. К этому времени зритель впадает в гипнотический транс: от зудящей моторики Гласса в ушах стоит звон, фигуры — реальные и фантомные — скачут уже повсюду, сознание почти отключено, и лишь остатки рассудка фиксируют гроссмейстерский уровень этой танцевально-шахматной партии. А когда разом обрываются музыка и движение, в реальный мир приходится возвращаться с некоторым усилием: эффект погружения в танец, произведенный математической ворожбой Люсинды Чайльдс, действует на физиологическом уровне. Эта удивительная женщина, достойный соавтор своих постоянных друзей-соратников Гласса, Раушенберга, Уилсона (вместе с которым в 1976 году она представила на Авиньонском фестивале оперный манифест «Эйнштейн на пляже»), выстроила часовой спектакль на трех комбинациях с такой безупречно просчитанной и невозмутимой смелостью, что от ее «Танца» до сих пор захватывает дух. Подобное нельзя испытать при просмотре на видео: исчезнет разница между реальными артистами и их видеодвойниками, пропадет взаимосвязь живого-неживого, создающая ту неповторимую атмосферу «Dance», благодаря которой он еще на премьере в 1979 году вошел в историю и вот теперь, впервые за десятилетия, вышел из нее к людям. В балетную труппу Лионской оперы спектакль переносила сама Люсинда Чайльдс, новое видео снимали под ее руководством. 77-летняя изящная дама с холодным профессорским лицом за два месяца выбила из артистов все личное: с икрами, сведенными судорогами от бесконечных трамплинных прыжков, они стали добровольными функциями ее бессмертного уравнения. Директор и бессменный куратор Жан-Поль Монтанари, решив представить на 37-м фестивале историю contemporary dance с 1977-го до 2017-го, оказал медвежью услугу нынешним авторам: рядом с радикализмом творцов сорокалетней давности хореографы наших дней выглядят инфантильными эпигонами, в лучшем случае — бледными копиями, в худшем — пародией на титанов эпохи постмодернизма. Пожалуй, противовесом американской мощи мог бы стать какой-нибудь постсоветский соцреализм. Он и впрямь скоро появится в Монпелье: мэр города и президент области Филипп Сорель, страстный русофил, назвавший недавно построенный мост именем Гагарина, собирается установить на двух его концах статуи Юрия Гагарина и Валентины Терешковой, а в прилегающем парке — памятник летавшей в космос собаке Белке. Мэр, конечно, не прочь увидеть в родном городе и труппу из любимой им России. Однако — вот она, западная демократия: на фестивале, щедро субсидируемом областью, директор Монтанари — полновластный диктатор. И он уверен, что Россия ничего, кроме классики, произвести не может. Так что, похоже, отечественный современный танец, столь непохожий на западный, в Монпелье будет представлен лишь в виде «застывшего движения» — садово-парковой скульптуры.