Всемирно известный и очень востребованный канадский режиссер Робер Лепаж едет в Россию на гастроли сразу с двумя своими постановками, созданными в театре и цирке. Они будут показаны в разных городах — в Москве и Сочи. С 4 по 7 июля в рамках проходящего в российской столице ХIII Международного театрального фестиваля имени Чехова Лепаж сыграет моноспектакль "887", а с 1 по 30 июля в Сочи будет выступать Cirque du Soleil с шоу "Тотем" в постановке Лепажа. Накануне визита в РФ канадский режиссер дал интервью ТАСС, в котором размышляет о том, что сближает и роднит канадцев и русских, а также рассказывает о многоплановости собственного творческого метода и традиции работать одновременно над несколькими проектами. — В этом году ваш спектакль "887" приедет на Чеховский фестиваль. Что значит для вас, человека, который говорит про себя, что он не подвержен ностальгии, не любит вспоминать прошлое, показывать спектакль о своем детстве, драматических событиях, которые с ним совпали, тем более в другой стране и другой культуре? — Во-первых, хочу заметить, что я счастлив вернуться в Россию, я не выступал тут уже несколько лет, года три-четыре. Будет очень приятно вернуться сюда. "887" — это мой самый свежий моноспектакль, который гастролирует уже два года. Несмотря на то, что это очень "локальная" постановка — в ней описываются события, происходившие в Квебеке в 60-е годы, — она описывает реальность, которая находит отклик у людей по всему миру. Я убедился в этом во время гастролей по миру. Несмотря на то, что люди мало знают о событиях, сотрясавших тогда Квебек, о политическом контексте и борьбе, которая имела место, они узнают себя в истории, которую я рассказываю. Это шоу очень личное, оно о моем детстве, и вы знаете, мне всегда казалось, что у людей в России и Канаде много общего, так что мне очень интересно, как его воспримет московская публика. — Интересно, что, как вам кажется, общего у русских и канадцев? — У нас много общих ценностей: и вы, и мы — люди северных краев. У нас схожее восприятие ландшафта, смены времен года, погоды, света и, главное, семьи. Какой бы имидж Россия ни пыталась сегодня транслировать, это очень матриархальное общество. Так что, да, у нас много общего. — В России бум документального театра, театра свидетельства. "887" — квебекский вариант этого же явления? — Не могу причислить "887" к документальному театру, это, скорее, autofiction ("фантазия на тему собственной жизни" или "автобиографический роман"). Это направление предполагает, что все события реальны, но, стремясь быть хорошим театром, ты немного жульничаешь, облекая реальность в более поэтическую форму, которая помогает рассказать хорошую, сильную историю. Поэтому, несмотря на то, что я беру за основу реальные события, аудитория воспринимает эту историю как нечто поэтичное и художественное — то есть то, что должно происходить в хорошем театре. — А что, на ваш взгляд, хороший или плохой театр? — Мне кажется, хороший театр — это всегда игра ума. Когда люди смотрят хороший спектакль, они должны чувствовать себя умными и ощущать подъем сил. К сожалению, сегодня очень часто можно встретить постановки, где "четвертая стена" слишком толстая, где зритель остается просто зрителем, где он просто должен смотреть на то, как на сцене кто-то что-то делает. Стена должна быть тоньше, зритель — получать возможность вовлечения, и взаимодействие между актерами и залом — быть более интенсивным. Когда я смотрю спектакль и у меня возникает чувство, что я участвовал в акте творчества, что со мной разговаривают как с умным человеком, у меня есть уверенность, что я побывал на хорошем спектакле. Напротив, плохим театром для меня является тот, где я чувствую себя выключенным из процесса, идиотом, не понимающим происходящего. — Вы привозили несколько спектаклей на Чеховский фестиваль, к тому же с 2013 года в Москве идет ваш "Гамлет/Коллаж". Как вам работалось с русскими на этих проектах? Планируете ли вы еще что-либо в России? — Я очень надеюсь, что у меня будут и другие проекты в России. Я бы хотел заметить, что русская театральная традиция, школа, очень сильно отличается от североамериканской, канадской или квебекской. Мне кажется, что русская публика жадна до нового театра, новых подходов и решений, им интересно и любопытно все новое. Но для меня это улица с двусторонним движением: когда я работал с Евгением Мироновым над постановкой "Гамлет/Коллаж", я узнал столько нового. Мне вообще кажется, что любое сотрудничество обогащает всех участников процесса, все приобретают какое-то новое знание. К сожалению, североамериканский театральный мир достаточно безразличен к сокровищам и богатствам русского театра, а вот русское театральное сообщество стремится открыться и найти новые пути взаимодействия и развития. — Над какими проектами вы работаете сейчас? — У нас идет сразу несколько проектов — моя компания Ex Machinа работает и с классическим танцем, и с оперой. Вместе с тем у Ex Machinа должен в начале следующего года появиться собственный театр. Словом, сейчас мы заняты тем, что возрождаем к жизни репертуар Ex Machinа. Это будет копродукция с несколькими другими странами. Есть и новые проекты: с du Soleil, который дебютирует в будущем году, с японскими артистами над возрождением некоторых прошлых постановок, так что у нас много проектов в работе. — Вы известны тем, что работаете сразу над несколькими проектами, это часть вашего метода. Вам что-то дает именно эта многозадачность? — Сейчас как никогда важно делать несколько вещей одновременно. Если возникает какое-то препятствие на одном из проектов, велик шанс найти решение в другом. Не всегда ответы в одной с вами комнате. Иногда приходится пройти по всей квартире, чтобы найти ключи и открыть запертую дверь. Современному режиссеру необходимо быть многозадачным, ведь сегодня основная миссия художника — находить и проявлять связи между объектами и явлениями, между которыми очевидных связей нет. — Возвращаясь к Cirque du Soleil, не могу не заметить, что вы достаточно много работали в, условно говоря, популярной культуре. Ваш метод, язык при создании таких постановок как-то отличается от театральных или оперных проектов? Упрощаете ли вы что-либо? — Нет, потому что, во-первых, я не согласен с тем, что я делаю театр для элитарного зрителя. Когда я создаю свои постановки — в каком бы жанре они ни были, — я держу в голове обычного человека. Даже если речь об опере — хотя я понимаю, что опера не до такой степени доступна, я все равно держу в голове мысль о самом простом человеке. Поэтому работа с Cirque du Soleil — совершенно естественное продолжение всей остальной моей работы в театре, опере, танцевальном театре, рок-музыке или кино. В любом жанре я стремлюсь сделать так, чтобы увлечь и заинтересовать зрителя, а также повысить уровень каждого выступления. Более того, я вам сейчас попробую объяснить, что меня так привлекает в цирковом искусстве и что у него общего с оперой. И опера, и цирк требуют от артиста невероятного уровня дисциплины; и опера, и цирк устремлены ввысь — это сверхъестественные персонажи, таланты и люди. Прелесть цирка заключается в том, что всегда есть кто-то, кто не любит спорт, а ценит искусство; кто-то другой, наоборот, ждет рекордов. Так вот, цирк примиряет оба начала и оба пристрастия. Все любят цирк! Посмотрите — это же великая форма искусства, которая собирает под одной крышей людей с самыми разными предпочтениями. Это искусство примирения. — Работа над шоу "Тотем" заняла около двух лет. Насколько велико различие между тем, что вы придумали изначально, и тем спектаклем, который дебютировал в Монреале в 2010 году? — Cirque du Soleil создает невероятно поддерживающую среду для творческого процесса создания шоу. У компании колоссальные ресурсы, опыт и, что уж тут говорить, сегодня и невероятные бюджеты. Разумеется, всегда интересно делать новое, сталкиваться с неизведанным и надеяться, что это путешествие приведет тебя туда, где ты до этого не был. Это одна из составляющих процесса работы над постановкой. С другой стороны, в Cirque du Soleil невозможно представить себе ситуацию, что тебя что-то останавливает. Они стремятся реагировать и отвечать потребностям режиссера, трудно себе представить, что что-то станет непреодолимым препятствием. Бывает, что возникают препятствия технического или практического свойства, но у компании достаточно знаний и людей, чтобы превратить проблемы в преимущества и возможности. Так что иногда с ними даже слишком просто работать для человека, привычного к среде, где противоречия и конфронтация правят бал. — Когда вы в последний раз видели "Тотем"? — Совсем недавно, зимой, в Японии, в Нагое. Я стараюсь смотреть его по меньшей мере пару раз в год, навещаю его в разных точках мира. Хочу вам сказать — постановка в великолепной форме. Секрет успеха в энтузиазме артистов, которые чувствуют уважение к себе и свободу развивать шоу. Оно не постарело. Скорее, оно созрело, как хорошее вино. — Как бы вы сегодня описали основную идею шоу? Чего должны ожидать зрители? — За год до премьеры шоу в 2010 году мир отмечал 200-летие со дня рождения Дарвина. Дарвин сформулировал идею о том, что мы связаны со всем жившим и живущим на земле куда больше, чем нам кажется, и частица каждого вида содержится в каждом из нас. И мне кажется, что цирковая постановка, как средство, лучше всего подходит для того, чтобы выразить эту идею. Эта идея сохранилась, осталась неизменной и целостной за семь лет, которые прошли с момента премьеры. До появления Cirque du Soleil цирк прочно ассоциировался с животными. Barnum & Bailey с его слонами и тиграми, где животные присутствовали на сцене, но человек доминировал над ними или, скорее, "денатурализировал" их в целях развлечения публики. А Cirque du Soleil пошел в другом направлении. Он не только никогда не использовал животных, но и достаточно четко отстаивал свою позицию. А мне захотелось вернуть их сцену, но совсем с другой целью — ни в коем случае не для того, чтобы доминировать или дрессировать их, а для того, чтобы показать, что животные — часть нашей общей истории человечества, как наши инстинкты схожи. Теория эволюции полна надежд и предвкушения, что актуально для любой аудитории всегда и везде. — Cirque du Soleil всегда говорит о том, что в шоу нет звезд, звездой является само шоу, но все артисты и сотрудники шоу на протяжении всех лет — его равноправные участники и своего рода "соавторы". Кто из них удивил вас тогда, 9, 8, 7 лет назад? — Некоторые участники процесса создания шоу крайне важны для его истории. Разумеется, в шоу достаточно акробатов, гимнастов, иногда даже олимпийских спортсменов, людей с невероятными результатами. Но есть и люди, участие которых привносит театральность в происходящее, — клоуны. В шоу два феноменальных клоуна, которые увязывают все темы шоу воедино, поэтому их роль очень важна. На них всегда можно положиться! Два их комических номера приоткрывают дверь в мир Cirque du Soleil. Есть еще одна тема — то, как мы все, люди, живущие на этой планете, связаны между собой. Так вот, в шоу выступают люди из 17 стран. Русские акробаты во время шоу работают с бразильцами и канадцами, и получается, что люди с такой разнообразной географией вполне могут не просто сотрудничать, но создавать нечто, что становится больше суммы отдельных частей. И еще одна важная подтема присутствует в шоу: один из певцов — североамериканский индеец из племени юрон, его зовут Кристиан Лавю. Он кровно связан с коренным народом Северной Америки. Он олицетворяет все коренные народы мира, ведь в любой точке земного шара за тысячи лет до нашего появления жил народ, прочно связанный с миром духов, животных, тотемным миром. Они уважали животный мир, они чувствовали свою связь с ним и были с ним одним целым. Поэтому на Кристиане лежала важная роль — собственными традициями и примером помочь остальным артистам возродить связь со своими древними предками и культурами. Беседовала Ольга Свистунова
