"Наша музыка – это протест против протеста" – поп-панк группа Carrying Goodness

Немного передохнем от космических трипов и просто послушаем поп-панк. В этом нам поможет молодой столичный коллектив Carrying Goodness. Их главный посыл – добро и позитив. Они не мудрят с экспериментами и не стремятся шокировать публику, а просто играют музыку, вместо того, чтобы бить гитары и поедать летучую мышь. Простое искреннее творчество, рождающее приятные рифы от приятных ребят. Сейчас группа работает над новым альбомом, а четвертого июня сыграет на всероссийском фестивале серфинга Surfest Russia – 2017, который пройдет в Москве. Участники коллектива Алексей Григорьев, Алексей Хомчик и Кирилл Лепёшкин рассказали m24.ru о том, почему эпатаж не всегда актуален для современного панк-рока и как восполнить дефицит добра в большом безумном мире. Спецпроект m24.ru "Делитесь музыкой": пусть мир вас услышит – Вы называетесь Carrying Goodness, что переводится как "неся добро". Добро – это ваш основной посыл? – Естественно! Название вертелось в голове еще очень давно, а слово "добро" всегда витало в наших сердцах. Так и родилось словосочетание "неся добро" или Carrying Goodness – язык сломаешь, зато клево и красиво. – Вы называете себя поп-панк командой, движимой идеей восполнить дефицит добра в окружающем несовершенном мире. Как вы собираетесь это сделать? – Любая искренняя музыка должна приносить позитив в мир и, в частности, наше творчество – оно о чем-то светлом. Иногда – о чем-то темном, но с тем посылом, что это темное надо исправлять. – Вы считаете, что это одна из миссий панк-рока? – Мы не можем сказать за весь панк-рок, но можем сказать за себя. Наш панк-рок нацелен на позитив. Мы просто хотим, чтобы с нашей музыкой людям было хорошо. – Изначально в панк-роке витали протестные настроения. Я правильно понимаю, в вашем панке этого нет? – Разве что протест против плохой музыки (смеются). Наша музыка – это протест против протеста. В основном, мы поем о любви и прочих светлых чувствах. При этом в нашем репертуаре есть песни, подчеркивающие негативные стороны этого мира. Возможно, это и можно назвать протестом против негатива. Но, если это и происходит, то на бессознательном уровне. Специальной задачи протестовать против чего-либо у нас нет. – Говорят, что панк-рок уже не тот – он стал более окультуренным и потерял былую анархию. Как вы оцениваете так называемый кризис жанра? – А еще говорят, что и хип-хоп не тот, и EDM не тот… так говорят про все, даже про относительно новоиспеченные жанры. Всегда найдется группа людей, считающих, что раньше было лучше, чем сегодня. Мы же считаем, что музыка живет и трансформируется со временем. Что-то новое происходит, что-то старое остается – это нормально. Плюс, мы стараемся не ограничиваться каким-то одним музыкальным стилем. – Но вы же играете поп-панк… – Концепция того, что мы делаем, завязана на некоем процентном соотношении той музыки, которую мы сами любим. Да, большинство из нас слушает поп-панк и, возможно, поэтому большая часть наших песен звучит именно так. При этом мы любим и гранж, и метал, и электронику – эти элементы у нас тоже есть. Мы назвали себя поп-панком, просто потому, чтобы как-то определить свой жанр. Но мы не зацикливаемся на этом и открыты к экспериментам. Есть некоторые понятия, к которым мы относимся философски. Например, мы не считаем, что если играем панк-рок, то это обязательно должен быть конкретный ритм или конкретные гитарные партии. Элементы каких-то жанров можно объединить, каких-то – наоборот, сепарировать. – Значит ли это, что ваше творчество тесно связано с вашими музыкальными ориентирами? – Изначально наши музыкальные ориентиры повлияли, скорее всего, на выбор языка для песен. Мы выросли на зарубежной музыке и больше ориентированы на западные музыкальные традиции. – Почему именно западные? – Рок-культура пришла к нам с запада и, нам кажется, что западная музыка выглядит более гармоничной, если мы говорим о роке. Второй момент – это английский язык. Нам кажется, что он лучше соотносится с этими ритмами. При этом мы с уважением относимся к родному русскому языку. Мы выросли в том числе и на таких авторах, как Визбор и Окуджава – это люди высокой поэзии. Мы же не можем сказать, что обладаем каким-то поэтическим даром, а прослыть графоманами как-то не хочется, хотя бы из уважения к родному языку. По большей части, английский – это язык текстов, а не поэзии. Он не должен быть насыщен очень глубокими образами или высокой поэзией. Русский в этом плане намного богаче. Кроме того, английский – международный, что помогает нам нести добро по всему миру. – А в русский рок вы верите? – Верим, но не ассоциируем его с западным роком. Русский рок – это отдельная музыкальная единица. Мы так не умеем и не беремся. – Так – это как? – Для нас русский рок – это некий гибрид отголосков западной рок-музыки и русской авторской песни. Русский рок был актуален во времена перестройки, когда люди "хотели перемен". Сейчас, наверное, дела уже немного по-другому обстоят. Русский рок живет себе спокойно, и живет какой-то своей самостоятельной жизнью. При этом мы с большим уважением относимся к отечественным представителям этого жанра. Кого-то даже перепевали, а с кем-то и выпивали. – Многие панк-рок коллективы стремятся эпатировать публику, а что значит эпатаж для вас? – Я (Алексей Григорьев), например, как сорока. Мне нравится светлое, яркое, блестящее…. для меня эпатаж – это не то, чтобы часть панк-рока, это часть меня. Хотя, розовые обтягивающие маечки – это не всегда эпатаж (смеются), а где-то даже уже и норма. Поэтому лично мне он необходим. – А я (Алексей Хомчик) считаю, что эпатаж нужен только тогда, когда он действительно необходим. Эпатаж просто ради того, чтобы шокировать публику, наверное, бессмыслен. Для меня же важно, чтобы в этом был какой-то смысл, когда ты делаешь что-то для чего-то. – То есть, к эпатажу вы не стремитесь? – Для нас очень важно достучаться до слушателя, сделать так, чтобы люди нашу музыку поняли и прочувствовали на себе, – а это очень сложная задача, ибо такие люди встречаются достаточно редко. На сцене же у нас всегда происходит драйв, ведь, мы действительно кайфуем, когда выступаем. Во время выступлений мы можем подпрыгивать или даже делать какие-то яркие движения, соизмеримые нашим внутренним ощущениям. Так мы передаем свою энергетику залу. Но это сложно назвать эпатажем, скорее – элементами шоу. – А как же классическое – разбить гитару под визги фанатов… – Я бы с радостью, если бы лишние были… я бы каждый концерт их бил (Кирилл Лепёшкин). Если серьезно, все зависит от внутреннего настроя. Если действительно в один момент мы поймем, что очень хотим разбить что-нибудь, почему бы и нет? Думаю, это возможно. Главное – это почувствовать, а не просто сделать ради того, чтобы сделать. – Съесть летучую мышь… – Мы, вот, с Алексеем (Алексей Григорьев об Алексее Хомчике) живых существ не едим. Хотелось бы, чтобы нас запомнили по песням, а не по подобным вещам. – И все-таки, стоит ли панк-року пытаться вернуть былую отвязность? Ведь, в свое время панковская неотесанность была неотъемлемой частью этой субкультуры. На современной сцене редко встретишь настоящий беспредел. Вы как считаете? – Лично мне (Алексею Хомчику) как человеку, выросшему в культурной семье, нравится, что люди уже меньше плюются и матерятся, а музыка становится музыкой. Мне же (Алексею Григорьеву) кажется, гораздо больше беспредела сегодня встретишь в текстах многих современных исполнителей. Порой, не поймешь, кто это написал: трехлетний мальчик или взрослый дядька. Чтобы вы понимали, мы сейчас с вами разговариваем, сидя в белых рубашках и черных бабочках (смеются). – "И поедаем летучую мышь" (тоже смеется). Ну, хорошо. Вернемся к музыке. Не кажется ли вам, что современный рок застыл на месте, чего не скажешь, например, об электронике, дающей больше простора для появления чего-то нового? – Возможно, в этом есть доля правды. Если оставить классическое звучание рок-музыки, по сути останутся те же самые аккорды, тот же инструментальный состав. Поэтому все рок-композиции, так или иначе, похожи одна на другую. А в электронике, да, там множество различных звуков и семплов, с которыми можно экспериментировать бесконечно – с этим не поспоришь. При этом новая песня, написанная на четырех аккордах, может так зацепить за душу, что ничего принципиально нового придумывать и не нужно. В какой-то степени за это мы и любим рок, за его простоту и даже иногда за его предсказуемость. Сами же мы можем и поэкспериментировать, но для нас это больше элемент оформления, чем основа творчества. Здесь очень важно не переборщить. – Переборщить – это как? По-вашему, у экспериментов могут быть какие-то границы? – Нам просто важно, чтобы рок-музыка осталась рок-музыкой. В нашем случае переборщить можно, например, если задействовать слишком много новых звуков или необычных инструментов, в то время как классическое рок-звучание отойдет на второй план. Или, если однажды кто-то нас послушает и скажет "о, да это же хип-хоп!" или любой другой жанр. Все-таки нам важно чувствовать, что все стоит на своих местах. Мы играем рок-музыку, хотя и не исключаем, что когда-нибудь нам захочется попробовать что-то новенькое. – Вы выступали на одной сцене с известными представителями плеяды русских рокеров, например, с группой "Наив". Как вы ощущаете себя в отечественном рок-сообществе, учитывая, что самим вам ближе западная музыкальная культура? – Честно сказать, мы чувствуем некое несоответствие. Когда мы выступали на концерте "Наива", то ощущали, что все присутствующие там музыканты были на одной волне. Какие-то вещи нам просто были чужды, что-то очевидное для них было непонятным для нас. Конечно, сейчас мы говорим исключительно о музыкальных моментах. Если в целом, то музыканты, с которыми мы общались, – очень приятные и позитивные люди, в этом плане нам с ними было хорошо. Кроме того, публика отреагировала на наше выступление очень тепло, да и сами мы достаточно уютно себя чувствовали в компании этих ребят. – Наш традиционный вопрос-просьба: дайте лайфхак молодым музыкантам – Бросайте пить и займитесь любимым делом! Поверьте, тогда у многих рок-музыкантов дела пойдут гораздо лучше. И перестаньте нам говорить, чтобы мы пели на русском (смеются).