Викторианские страстные скрепы и каннибализм

В первой половине 1850-х Чарльз Диккенс вместе с другом и наперсником Уилки Коллинзом написал пьесу «The Frozen Deep» об экспедиции сэра Джона Франклина, бесследно сгинувшей в Северном Ледовитом океане. То есть писал в основном Коллинз, а его старший коллега давал советы и подкидывал идеи. Но именно Диккенс стал главным инициатором создания пьесы, а позже — ее режиссером и, как сказали бы сегодня, «генеральным продюсером». Должен заметить, соавторы обратились к этому сюжету первыми, но далеко не последними. Вплоть до начала двадцать первого века писателям и журналистам не давала покоя судьба «Террора» и «Эребуса» — так назывались корабли, отправленные британским Адмиралтейством на поиски легендарного Северо-Западного прохода из Атлантического океана в Тихий. С легкой руки Коллинза и Диккенса эта история стала популярной и вдохновила многих авторов — в том числе живущих за пределами Соединенного Королевства, от Жюля Верна до Дэна Симмонса, который изложил свою версию событий в романе «Террор» в 2007 году (телесериал по мотивам книги должен выйти на американском кабельном канале AMC уже нынешней осенью). Но пьеса «Застывшая пучина» (она же «Замерзшая глубина» и «Ледовитое море») едва ли увидела бы свет, если б не грандиозный скандал, разразившийся в Англии в 1854 году. Основываясь на свидетельствах эскимосов и косвенных уликах, шотландский путешественник доктор Джон Рэй предположил, что в экспедиции Франклина практиковался каннибализм — и выступил с этим сообщением в прессе, до глубины души возмутив и шокировав английскую публику. Бывший газетчик Чарльз Диккенс отреагировал на обвинения с завидной оперативностью. В статье, опубликованной на страницах журнала «Домашнее чтение», он разнес версию Рэя в пух и прах: автор «Оливера Твиста», признанный классик и известный певец семейных ценностей, не мог не вступиться за честь английских моряков, которые, само собой, ни при каких обстоятельствах не могли дойти до поедания себе подобных, словно какие-нибудь убогие дикари. Ирония ситуации в том, что за несколько лет до злосчастной экспедиции Франклин был назначен губернатором земли Ван-Димена, более известной как Тасмания. В этой должности сэр Джон курировал — пусть и чисто формально — геноцид аборигенов, поставленный в Британской империи на широкую ногу. К прибытию нового наместника процесс был почти завершен, плодородные земли очищены от язычников, а уцелевшие местные жители высланы в резервации, где с рекордной скоростью вымирали от болезней и непривычной пищи. Так вот, среди страшных легенд о туземцах далеко не последнее место занимали слухи о людоедстве, которое якобы практиковали некоторые из австралийских племен… Словом, перед нами один из тех подлинных исторических эпизодов, которые превосходят по причудливости фантазии любого беллетриста. Рано или поздно кто-то должен был разглядеть драматический потенциал в этом сплетении судеб. Удача улыбнулась австралийскому писателю Ричарду Флэнагану, лауреату Букеровской премии 2014 года за книгу «Узкая дорога на дальний север». При весьма скромном объеме (288 страниц уменьшенного формата с широкими полями) его роман «Желание» (2008) несет мегатонный эмоциональный и интеллектуальный заряд. Сэр Джон Франклин, умирающий среди ледяных таросов, вспоминает маленькую чернокожую туземку, которую они с женой усыновили в Тасмании, чтобы воспитать как настоящую английскую леди. Чарльз Диккенс спасается от семейных неурядиц, все глубже закапываясь в работу, связанную с постановкой «Застывшей пучины» — и встречает за театральными кулисами женщину, способную избавить его от приступов меланхолии. Добросердечный британский миссионер выбивается из сил, неся дикарям свет цивилизации и Слово Божье, туземцы танцуют свои разнузданные танцы в свете костра, а семнадцатилетняя чернокожая девушка умирает от рук убийцы, никому не нужная и никем не оплаканная. Внезапные параллели и сюжетные пересечения, флешбеки внутри флешбеков и отступления внутри отступлений — все это складывается в многослойное напластование смыслов, идеальный образец постмодернистского «двойного кодирования». Бездна, лежащая между полной открытостью миру и ледяной скованностью, омертвением чувств, рано или поздно поглотит всех героев. Чопорные британские аристократы, одержимые идеей самоконтроля, и простодушные аборигены — все они в итоге становятся жертвами желаний, страстей, своих и чужих. Ричард Флэнаган, у которого нет оснований для особых симпатий к колонизаторам, бесстрастно фиксирует этот процесс на бумаге. Собственно, весь роман «Желание» — развернутое опровержение фразы Диккенса, адресованной Коллинзу: «Дикарь, дорогой мой Уилки, будь то эскимос или отаитянин, это человек, который идет за своими страстями. Но англичанин понимает природу своей страсти и делает все, чтобы обуздать ее и направить в правильное русло». На деле нет никого опаснее человека, с младенчества приученного постоянно сдерживать свои желания. Если броня хороших манер даст слабину, не выдержав напора страстей, взрыв неизбежен — и осколками посечет всех, кому не посчастливится оказаться рядом, правых и виноватых, язычников и набожных христиан, случайных прохожих, возлюбленных чад и домочадцев. А время от времени пострелять по туземцам, чтобы снять накопившийся стресс, увы, может позволить себе далеко не каждый англичанин. Каннибализм — далеко не худшее, что может случиться, когда скрепы разнесёт вдребезги, а подсознательные желания вырвутся на свободу. Viva, доктор Фройд! Умри, Зигмунд, лучше не скажешь.