«Мы предали друг друга». Ростовчанка о романе с Рубеном Гонзалесом-Гальего

Одна из самых потрясающих историй любви и спасения, привела одного из героев к написанию книги, которая в 2003 году получила самую престижную литературную премию России – Букер. Автора книги – инвалида-колясочника Рубена Гонзалес-Гальего с тех пор носит по городам и весям. Он жил в Праге, в Вашингтоне, сейчас обосновался недалеко от Иерусалима. А вот героиня так и живёт в городе, где всё началось, – в Новочеркасске Ростовской области. Журналист, писатель, Екатерина Гонзалес-Гальего вспоминает: «Первое, что я тогда увидела – забор. Высокий, каменный. И КПП. Новочеркасский дом-интернат для инвалидов и престарелых. Нормальному человеку там делать нечего. Слишком тяжело для зрения, осязания и слуха. Запахи. Знаете, как пахнут карболка, больница, несчастье, старость? А звуки? Шорохи, скрип инвалидных колясок, приглушённая неразборчивая речь паралитиков. Мимо проезжали на колясках, проползали, ковыляли на костылях. Это потом я освоилась, перестала замечать. А тогда, в 1989 году, даже мне, привычной, выросшей в семье, где любимый отец – без обеих ног, стало страшно...» Разговор длиною в день Маленькая комнатка. Два человека. Колясочники. Миша. Мышечная дистрофия. Последняя стадия. Это, когда двигаются только два пальца на правой руке. Двигаются, правда, сильно сказано. Чашку Миша поднять не может. А это кто такой? Худой, страшно худой (вспоминаются виденные когда-то кадры кинохроники концлагерей) мальчик без рубашки. Он явно недоволен. Я вторглась на его территорию и глазею. Я действительно глазею, иначе и не скажешь. Он ловит краткий момент, когда нет спастики, и тело не дергается, не подчиняясь тебе. Выравнивается в коляске, кое-как садится и требует помочь ему надеть рубашку. Ничего себе номер! Но я понимаю, что это проверка на вшивость. Он хочет знать, стоит ли со мной заговаривать. С рубашкой справляемся, причём больше он, чем я. Потом я решаюсь напоить обитателей комнаты чаем. Приноравливаю к чужим губам кружку, а руки дрожат... Ребята не смущаются. Они чувствуют себя уверенно. Особенно этот, со странной в наших местах испанской фамилией – Гонзалес- Гальего. Таково начало моего знакомства, а вернее моей жизни с Рубеном. Мы разговаривали. Первый разговор длиною в день. Второй... Третий... Я считаю дни и разговоры. На край Новочеркасска, в интернат я приезжала каждый день за каждым новым разговором. - Что тогда сказал Клетчатому Бегемот? - А помнишь, как она шла, прижав к груди жёлтые цветы? Мы разговаривали строчками из «Мастера и Маргариты», пикировались цитатами Пастернака, Мандельштама, Цветаевой, Маяковского, обсуждали работы Карамзина и Ключевского... Откуда двадцатилетний юноша в инвалидной коляске, запертый в богадельне, мог всё это знать? А английский? Он свободно говорил на нём, да ещё и с оксфордским акцентом! Несоответствие. Оно поражало. Пугало. Вызывало протест. Такой человек не должен, не может жить в интернате! Что такое интернат, Рубен написал сам в своей книге «Белым по чёрному» (именно такое название было первоначально). Там всё – правда. Всё, но не вся. Многое, слишком многое осталось за бортом. Почему? Потому что нужно было выжить. Тяжело это, вспоминать такое. Но ему удалось. Рубен смог донести до читателя не только боль, но и счастье, радость жизни. Такой жизни. «Как ты, красивая, молодая, со шлейфом поклонников за спиной, могла выйти за... искорёженное тело, вихрастую голову, умные злые глаза? Что это было?» – спрашивают меня любопытные. Это была – любовь. Пожениться нам не дали, в ЗАГСе требовали разрешение директора интерната. Я не привыкла к унижению. Студентка исторического факультета РГУ, участница Всесоюзного совещания молодых писателей и поэтов, я была горда и непримирима. В дом-интернат приехал прокурор города и сказал, что никто не может запретить гражданам СССР вступать в брак. «Пожалуйста, пусть расписываются, но не здесь», – ответил директор дома-интерната. Рубен покинул интернат через забор, за ним последовала и его инвалидная коляска. Как? Уметь надо! Первоапрельская шутка Мы жили у его бывшей учительницы Франчески Константиновны в подвале. Мои родители пришли в ужас от моего поступка. «Мама, – кричала я, – ты же сама вышла замуж за инвалида!». «Да, – отвечала мама, – но наш папа рядом с твоим Рубеном просто Шварценеггер». Папа, кандидат исторических наук, преподаватель вуза, молчал. Он умел молчать выразительно. Я не одумалась ни через месяц, ни через полгода. Мы поженились и переехали ко мне домой. Мама принесла нам сырую курицу. Папа, только что возглавивший Ростовскую областную организацию Всероссийского общества инвалидов, предложил Рубену работу. Жизнь продолжалась. Сначала мама – очень робко. Потом врачи – настойчиво и раздражённо. Скептически и предостерегающе – друзья. Мне объясняли, что лучше бы нам не иметь ребёнка. Я и Рубен – мы были с этим не согласны. Травма при родах – так было записано в его личном деле. Там вообще было много чего написано. Например, что он был сыном студентов МГУ, приехавших в нашу страну в 60-е годы. В деле не было отказа родителей от ребёнка, но не было и ничего такого, что могло бы навести на след подлинной рубеновской истории. Я пообещала Рубену, что закончу университет, рожу ему ребёнка и тогда мы найдём его маму. Почему-то мне хотелось разыскать именно его маму, заглянуть ей в глаза и понять – почему... 1 апреля 1994 года родилась наша дочь – первоапрельская шутка весёлых и счастливых родителей – Надежда. Мы жили. Надеялись. Представители Всемирного института по проблемам инвалидности приехали в Ростов из Калифорнии по приглашению Всероссийского общества инвалидов. Семинары на тему «Независимая жизнь инвалидов» были настоящим откровением для россиян с ограниченными возможностями передвижения. А мужество и жизнерадостность наших инвалидов стали откровением для американцев. Рубена и меня пригласили в США на стажировку в составе группы инвалидов со всей России. Мой отец Пётр Поваров, только что сам приехавший из зарубежной командировки, сказал: «Поезжайте, посмотрите, как люди живут, учатся, свободно передвигаются по городу. Это – сказка». Выдержав серьёзный конкурсный отбор на участие в проекте, мы отправились в США. «Мы предали друг друга» Америка – большая деревня. Очень большая и очень благополучная. Чем-то похожа на Россию, такая же общинная, несмотря на культ денег и индивидуализма. Но в Америке есть одно преимущество – там инвалиды легко могут передвигаться по улицам, окончить университет, получить престижную работу. Для Рубена это отличие – определяющее. Стажировка продолжалась 30 дней. Месяц на электрической коляске, месяц свободы, самостоятельности и самоуважения. А потом... Потом мы вернулись в Россию. В аэропорту «Шереметьево» я спускалась по родным бесконечным российским ступенькам с Рубеном на руках. Америка нас изменила. Почти до сумасшествия. Ни я, ни Рубен, мы оба, не любим говорить о том, почему развелись. Мы предали друг друга. Но тогда ещё никто не думал о предательстве. Мы любили друг друга. Но тогда уже никто не думал о любви. Рубен женился снова. Потом вышла замуж я. Иногда по ночам он звонил мне, я – ему. То, что было нашим, общим все эти годы, просто не могло исчезнуть. Мы остались близкими людьми. Но к нашим отношениям примешалось горькое чувство: не то ошибки, не то недосказанности... Маму Рубена искали всем миром. И нашли. Она жила в Праге, работала на радио «Свободная Европа». Рубен поехал на встречу с мамой. Провожали его тоже всем миром. Аурора Гальего встретилась с сыном, которого считала мёртвым. Так ей сказали. Сын умер, а она со свидетельством о смерти вернулась в Испанию. В своё время Рубен утащил из своего детдомовского дела свидетельство о рождении. Эти два документа – разные для сына и матери, когда-то разъединили их, а потом помогли встретиться. Именно из свидетельства о рождении Рубен узнал имена своих родителей, которых всю жизнь мечтал разыскать. Потом Рубен развёлся во второй раз, родив во втором браке дочь. Женился в третий, и в этом браке родилась третья дочь. Вы спросите – так бывает? Бывает и так. Главное, чтобы человек ощущал себя героем, и от ощущения переходил к действиям. Мать Рубена умерла несколько лет назад. Рубен теперь живёт в Израиле – там медицина лучше. Поддерживать здоровье парализованному инвалиду очень сложно, тем более после несчастья, случившегося с ним в Вашингтоне несколько лет назад – падения вместе со 100-килограммовой коляской на рельсы метро. Тогда он чудом выжил. Как всегда говорил Рубен, «мне не повезло в жизни только один раз – я родился, а всё остальное время мне тотально везло».